Выбери любимый жанр

»Полдень, XXI век», 2006 №6 .Шаг назад - Голубев Владимир Евгеньевич - Страница 6


Изменить размер шрифта:

6

— Штурмовали дворец… в едином порыве… возмущенный народ… люди друг друга не знали… погибших похоронили… имен никто не записывал… было не до того…

Большинство студентов ничего не поняли. Ну, задали вопрос. Ну, получили ответ. Скукота. А Светка поняла.

Иван Петрович, овладев, наконец, собой, сказал:

— Подобный интерес, товарищ Максимов, к нашей истории, говорит о ваших неординарных знаниях. Надеюсь, вы блеснете ими на экзамене.

И Дмитрий Сергеевич понял, что научный коммунизм ему ни за что не сдать. Зато Светка позволила себя проводить! И стала позволять, когда не приезжал ее брат на новеньких «Жигулях».

Семестр подходил к концу. И случился еще один, неприятный эпизод. На семинаре по электронным приборам. Димка, не ответив у доски на простой вопрос, тихо проворчал, идя на место:

— Кому они нужны, ваши радиолампы…

Но преподаватель услышал. И запомнил.

А Дмитрий Сергеевич ничего не мог поделать. Он же не мог рассказать, что создал там микропроцессорный бесконтактный уровнемер для нефтяных танкеров, который учитывает колебания нефти при морской качке, запоминает первоначальный уровень, выдает на мостик судна информацию об объеме нефти, хоть в литрах, хоть в баррелях. Что прибор учитывает температуру, ибо судно ходит в разных широтах, и разное атмосферное давление, и меняющуюся плотность нефти, и ее испарение, и плотность паров, и тепловое расширение самого танка, и сообщает капитану ее вес, хоть в тоннах, хоть в фунтах, в чем хотите. Что прибор абсолютно пожаробезопасен. Что прибор может быть подключен к спутниковой системе телеметрии. Что прибор включает тревогу при утечке в сто литров, — всего сто литров, — на каждую тысячу тонн нефти, что он сам, инженер Максимов, был на испытаниях, ходил на танкере с Сахалина на Камчатку, и все лично проверил и наладил, наблевался досыта, но не в этом дело…

Такой прибор на лампах сделать нельзя, это будут десятки тысяч ламп, он займет полтанкера, и для питания потребует половину мощности его двигателя. И будет, по теории надежности, отказывать раз в десять-пятнадцать секунд. Какие, к черту, лампы?

Однажды, когда Макс проходил мимо «Золотой осени», магазина, что рядом с институтом, от кучки барыг, с утра до ночи стоящих у винного отдела, отделился один, серый, как крыса, тип, и окликнул его:

— Эй, студент! Погоди!

«Сейчас начнется: дай двадцать копеек»,— подумал Димка, но тип сказал:

— Велено тебе передать: оставь Светку в покое, а то попадешь… на кукен-квакен.

И заржал, дохнув перегаром.

Димка, не ответив, пошел дальше.

И вот, в конце декабря…

Идя от светкиного дома к остановке, неминуемо надо пройти арку. Макс еще издали заметил две маячившие там тени.

«В тот раз было то же самое. Я прорвался слева от них, по темному клину. Они рассчитывали, что я побегу на свет, а я побежал в темноту. Тогда ушел. И сейчас уйду».

Он разогнался. Шпана не пыталась преградить ему путь. Но, когда он вбежал в клин тени, кто-то третий подставил ножку, и Макс полетел на ледяную землю. Двое подскочили.

Его били целую вечность, минут пять. Били молча, ногами, не давая встать. Это только в кино один раскидывает четверых. Реально же справиться с двумя нападающими практически невозможно, если они не инвалиды.

Потом Димка услышал:

— Ну, хватит. Хорош, я сказал! — удары прекратились, — поднимите его.

Фирменные джинсы. Дорогая кожаная куртка на меху, модные тупоносые ботинки. Ондатровая шапка. Димка раньше не видел его близко. Ему было лет тридцать. Он не спеша достал пачку невиданного тогда «Кэмела», выщелкнул сигарету. Блеснул желтый браслет. Светкин брат.

«Шестерки» держали Димку с боков.

— Молодой человек, вас ведь предупреждали. Так вот, раз уж мы встретились… довожу до вашего сведения, что Светлана Игоревна является моей — он нарочито медленно прикурил — законной, подчеркиваю этот факт, законной супругой. А били вас для того, чтобы вы это лучше запомнили. Надеюсь с вами более не встречаться. Не люблю делать дважды одно и то же.

Димка произнес, еле ворочая разбитыми губами:

— Я же до нее не дотронулся… только проводил.

Светкин муж засмеялся:

— Ну, это само собой. Иначе с вами не так бы разговаривали.

Он поднес к разбитому Димкиному лицу затянутый в черную кожу кулак. Щелчок! Выскочило узкое блестящее лезвие.

— Уберите его отсюда, — приказал он.

Макса вывели из арки и отпустили. Один из «шестерок» заржал:

— На кукен-квакен, гы-гы.

И дохнул перегаром.

Димка лежал на койке и страдал. Лицо распухло, один глаз заплыл, пальцы на правой руке не слушались. Ни на занятия пойти, ни дома позаниматься. И никто не поможет. Теперь ни Ленка, ни ребята. Ленка куда-то пропала на неделю, потом появилась, сама не своя, даже похудевшая. Под глазами — темные мешки. Она, как зомби, ходила на занятия, что-то делала по учебе, но все автоматически.

Самая горячая пора — зачетная неделя — а он лежит тут, как бревно. Он отчетливо понял, что эту сессию ему не сдать. Слишком много неподъемных «хвостов». Два «курсача». Списать негде. Да хоть бы и было! Рука-то не работает, распухла. Наверное, палец выбили, сволочи. Он лежал один в пустой комнате и плакал. Он решил больше не ходить в прошлое. Будь что будет! Чертовы японцы! Подсунули вещицу! «Попробуй сделать шаг назад!» Попробовал. И хватит.

Он не стал дожидаться приказа, а пошел, заклеив синяки пластырем, в деканат, и написал заявление по собственному желанию. Надо было собираться домой. Мысли были мрачные. Нельзя на склоне лет поднять ту штангу, что легко поддавалась в молодости.

Жизнь — паровозик на батарейках. Ни огня, ни пара.

III

С тяжелым чувством он шагал от вокзала к дому, путь короткий и под горку. Предстояло огорчить их, давно умерших, родителей. Они молча выслушали его сбивчивый рассказ. Конечно, ни слова о его той жизни, решат, что тронулся. Мама заплакала. Отец потемнел лицом и сказал:

— Не ожидали мы от тебя, сын, такого. Как нам теперь в глаза людям смотреть? Опозорил ты нас, Дима. Ох, опозорил. Я одного не пойму — что с тобой случилось? Ты же нормально… все же было нормально… даже стипендию получил…

Отец резко отвернулся, потом засобирался, и ушел на лодку.

За ужином сказал:

— Устраивайся на работу. До армии поработаешь, отслужишь, а там будет видно. Иди на завод к своему мастеру. Проси. Завтра же.

Мама сказала:

— Пусть хоть недельку отдохнет. Синяки сойдут. А то еще заметно.

— Он уже наотдыхался, — закричал отец, — завтра же! Отдохнет, пока оформляется!

На завод взяли. Четыре месяца до армии.

С вечным чувством вины. Дома, как чужой. Ни улыбок, ни радости. Мать рассказывала отцу про успехи чужих детей. Тот молчал. А Димка был готов провалиться.

«Господи, скорее уж бы забрали, что ли», — думал Димка. А куда девать японскую игрушку? Выбросить с пароходика в Волгу? Нет, решил оставить. На всякий случай. Где же спрятать? На два года! В доме нельзя. Найдут еще, не дай бог. Думал долго. Потом придумал.

Конечно, в сосновом бору. Там, где впервые поцеловал девушку. Под тем корнем, по которому она шла, балансируя, в своих маленьких туфельках, а он шел рядом, держа ее за руку. И когда она пошатнулась, наверняка нарочно, он обхватил ее за талию, и поцеловал. Так все и было. Сосны на песке раскидывают свои корни по поверхности, чтобы удержаться. Но этот корень знает только он. Та девушка давно замужем, имеет ребенка, живет в другом районе. Наверняка счастливо.

Дима купил синюю пластмассовую коробочку для пуговиц, положил туда «япошку», плотно обмотал изолентой, взял у отца саперную лопатку, которой копают червей, и дождливым вечером, только сошел снег, закопал свое сокровище в сыром податливом песке, под корнем.

6
Перейти на страницу:
Мир литературы