Мухино чертовье - Логинов Святослав Владимирович - Страница 4

—   Кто ж его набок-то кинул? — в отчаянии возрыдал Владлен Михайлович, уже готовый поверить, что трактор так и валялся все эти месяцы на боку. Слишком уж прочно и основательно он угнездился в новом положении, возвышаясь ржавой скалой, вечной, как всякие горы.

—  А я откуда знаю? Я его не трогал, мне без надобности. Серега, наверное, его откантовал, больше некому.

—  Да нет же! — вскричал Владлен Михайлович, вдруг поразившись, что в одном восклицании сошлись «да» и «нет» — отрицание очевидного нонсенса и готовность сдаться, поверить в невозможное. — Земля на гусеницах совсем свежая. И вот, гляди, следы, это она ходила!

Антоха внимательно осмотрел глубокие, в ладонь вмятины, оставленные в луговой дерновине. Не заметить их было невозможно, и уж они-то явно свидетельствовали, что совсем недавно на лугу бесчинствовала неведомая сила, которую и земля носить не может, проваливается под щетинистой хитиновой лапой.

—  Ишь ты, какие копанки, — изрек он наконец. — Это кабаны постарались. К самой деревне вышли, мерзавцы. Надо бы у Одежки Зайца ружьишко стрельнуть да кабана подстрелить, какой помясистей.

Владлен Михайлович в отчаянии слушал очередные Антохины каламбуры. Ничто, самые очевидные свидетельства не действовали на веселого мужика. Нет ничего и не было; с перепою почудилось. Ему, Антохе Мухину, и не такое чудилось, а вот жив, однакося.

— Да ты не слушаешь! — обиделся Антоха. — Культурный человек, а такой вещи заценить не умеешь. Ружьишко надо стрельнуть — во как сказанул! У Зайца взять да на кабана пойти — усекай, тут сразу две штуки!

Владлен Михайлович повернулся и понуро направился к дому, который теперь не казался его крепостью и не обещал ни уюта, ни защиты.

«Нервы пора лечить, — думал он. — Нервишки расшалились».

В доме хозяйничали мухи. Гудели, жрали, срали... радостно готовились помирать. Еще не кострища, но уже целые лукошки мух. Когда они успели налететь, оставалось тайной.

Выдержки у Владлена Михайловича хватило ровно настолько, чтобы не кинуться на отвратительных насекомых с голыми руками, с которых опять придется смывать мушиный сироп. Владлен Михайлович натянул нитяные перчатки «Капкан», в каких работал на огороде, и ринулся в бой. Уже не думал о том, чтобы сберечь обои, не вспоминал, что дело к холодам, а окна придется мыть. Он бил мух.

Покончил с этим полезным занятием, когда за окном уже густо темнело.

В доме царил бардак, которого обычно Голомянов не терпел. Расхристанная постель, немытая посуда. И всюду мушиные трупы. Завтра надо сгонять в город и привезти дихлофоса. Вредно, конечно, но такая жизнь еще вреднее.

В сенях сиротливо стояла забытая корзина с грибами. Где уж их сейчас чистить, а к утру все маслята червями возьмутся... если уже не взялись. Хорошо хоть деду грибов подарил, все не пропадет. Хотел выкинуть испорченный сбор на компостную кучу, но не стал выходить в проулок. Надо же, в жизни ничего не боялся, а тут стой и прислушивайся: не гудит ли басово муха-людоед, народившаяся взамен набитых кострищ?

И главное, как местные-то живут? У них сортиры антисептиками не залиты, а в хлеву кой у кого еще поросята хрюкают. У деревенских грязь, антисанитария, а мухи у дачника.

Вернулся в дом, перетряс простыни на постели, чтобы не улечься ненароком на полураздавленную муху. Только после этого смог лечь. Смурно подумал, что надо бы пол еще раз подмести, а то валяются всюду... эти, но вставать и зажигать электричество не стал. Явится на свет что-нибудь крылатое, толканет избу каленым боком, а потом Антоха будет божиться, что и вовек тут дома не стояло, а завсегда были развалины. А что под развалинами дачник валяется, так на то они и развалины, чтобы валяться. Да и дачник-то тоже — тьфу! — развалина, о таком и говорить не стоит. И предложит слушателю заценить, как сказануто...

Выспавшись днем, Владлен Михайлович ночью спал скверно и окончательно пробудился в непроглядный ночной час. Лежал, вслушиваясь в бездонную тишину, пытался понять, что его разбудило. Потом до него дошло: смолк чуть слышный, но постоянный шорох мышей за обоями. Недели две назад крошечные мыши-полевки, шумливые, но безобидные, до того жившие, как и полагается, в поле, пришли зимовать в тепло. Вреда от них не было ни малейшего, разве что скорый топоток лапок за обоями порой начинал раздражать. А тут притихли, молчат, дрожат... И вместе с ними замер в тягостном ожидании Владлен Михайлович Голомянов. Хотя для кого это он Владлен Михайлович, да еще и Голомянов? Имя-отчество у человека только днем бывает, на свету, да еще желательно в городской квартире, где железобетон заглушил все, особенно ждущую тишину. А тут он никто и звать его никак. И это даже хорошо, потому как если оно позовет...

Тьфу ты, не иначе от Антохи заразился...

Отчего-то вдруг вспомнился старушечий разговор, невольно подслушанный в ожидании приезда автолавки. Лавка задерживалась, и старухи, собравшиеся у развалин сельпо, где по традиции шла приезжая торговля, беседовали о своих, непонятных постороннему делах, произнося непонятные постороннему уху слова. Речь шла о каком-то Роде, уж на что мужик был годячий, а поча взяла, и начал он болеть до самой смерти. Что за поча? Порча, что ли, или почки у него заболели? Кто не знает, тот уж и не догадается. Запомнилась из разговора простодушная до ужаса фраза, оброненная одной из старух в заключение беседы: «Для всех весна, а он в земельку умер».

С безжалостной ясностью Владлен Михайлович понял, что это и про него тоже сказано. Ничем не провинился, ни в чем не дразнил судьбу, а вот пришла в ночи Поча, и лежи теперь, слушай недоброе молчание и гадай, возьмет она тебя или по первому разу только присмотрится и отпустит на время. Это самое «на время» и есть хуже всего, оно означает, что тому, что пришло, торопиться некуда. Ты временно, а оно навсегда.

Хозяйка пришла.

Надо бы встать, включить свет, разрушить смертельное очарование безотчетного ужаса, но Владлен Михайлович, и в детстве-то не особо заморачивавшийся ночными страхами, на этот раз не мог пересилить себя. Лежал, ждал не пойми чего, слушал отсутствие звуков и сам для себя незаметно отключился, «умер в сон», как сказала бы мудрая бабулька.

Проснулся, когда за окном серел рахитичный, бессолнечный рассвет. День, судя по всему, обещал быть пасмурным, а это хорошо, потому что в такой день меньше мух летает.

Ночной приход Хозяйки, простодушно именуемой Почей, поутру уже не тревожил, а вот вспоминать о мушином нашествии было неприятно. Все-таки надо купить дихлофоса, а потом проветрить дом как следует.

В таком настроении поднялся, начал было готовить завтрак: творог со сметаной — все магазинные, где ж при нынешнем отсутствии коров взять деревенского? Туда же — зеленый лук, соль и мелко натертую редьку. Перемешать со тщанием и намазывать на ломтики ржаного хлеба. Булки Владлен Михайлович, опасаясь ожирения, предусмотрительно избегал. Продавщица в автолавке уже знала это и даже не предлагала свеженький батончик.

Но еще до завтрака вспомнил о вчерашнем и решил прежде подмести пол и плиту истопить, чтобы очистить дом от скверны. В чистый дом никакая Поча не придет, в том Владлен Михайлович был крепко уверен. Потому он и жив по сей день, и здоров, что всегда стремился к чистоте и порядку. Работа на вредном производстве к такому крепко приучает; кто работал нечисто, давно получил свою дозу нитрилфторида и умер в земельку.

Взялся было за веник, но обнаружил, что убирать нечего. (Пол был чист, хоть носовым платочком проверяй; ни единого мушиного трупика из сотен вчерашних на полу не валялось. Но не могло же такого быть! Не бывает столь подробных и сложных галлюцинаций! В перевернутый трактор еще можно ;поверить, но исчезновение всяких следов вчерашнего побоища ни в какие ворота не лезет.

Владлен Михайлович вышел на крыльцо. Сюда он бросил вчера испоганенные перчатки. Перчатки были на месте, все в засохших пятнах, к одному пальчику прилипло оторванное мушиное крылышко.