Книга побед. Чудеса судьбы истории Тимура - "Тамерлан" - Страница 46

Майкы-бий,

Калдар-бий,

Урхеш-бий,

Кипчак-бий,

Тамиен-бий,

Керейт-бий,

Кунград-бий,

Темир-Котлу-бий,

Тулак-бий,

Туленгут-бий.

Вот эти-то десяти биев и вознамерились ехать – Чингиса искать.

Только четверо биев, а зовут их:

Кунград-бий,

Кытай-бий,

Санджут-бий,

Кыят-бий —

ехать за Чингисом отказались; из них три последних имели большую власть в народе и не решались ехать за Чингисом: своих собственных ханов боялись обидеть и не хотели искать хана где-то вдали.

Кунград-бий совсем не хотел ехать за Чингисом – он сторону держал трех его братьев, Боденджара, Кенджара и Сальджута, и ненавидел Чингиса; остальные бии не обратили внимания на его советы и поехали одни искать Чингиса. Майкы-бий даже взял у матери Чингиса, Алангу, перстень с печатью, а остальным биям об этом ни слова не сказал.

Дошли десять биев до места, которое указала им мать Чингиса, Алангу, взобрались на гору, где шесть деревьев было, осмотрелись вокруг, видят вдалеке два дворца: белый и синий. В них они не вошли, остановились на черной горе Куркурлен. Тихо, мертво было кругом; никого не было; только неделю спустя услыхали они голос, подобный карканью ворона и говору человека. Видят, что к ним на гору взбирается какой-то мужчина, но они ничего не говорили, а спокойно лежали на земле.

Наступило утро; где-то заревел медведь, зарычал лев… Бии наконец догадались, что здесь-то и живет Чингис. Побежали, видят: Чингис на сивом коне, в белой одежде и шапке, с драгоценным золотым луком, по красоте похож на Джабраила.

Чингис спросил:

– Что вы за люди и зачем преследуете меня?

Чингис ударил коня сивого плетью и стал невидим. Заплакали горько бии и решили вернуться на прежнее место.

Настало другое утро, но теперь, помимо крика птичьего, они ничего не слыхали. Так прождали они Чингиса на горе еще два-три дня.

Но вот однажды рано утром они услышали знакомые звуки: медведь ревел и лев рычал – то Чингис опять выехал на охоту. Радостные, они бросились к нему навстречу и снова увидали его.

Чингис счел их за воров.

– Кто вы? Что вы все время следите за мною? Что вам нужно от меня? – крикнул Чингис.

Горько заплакали бии.

Увидал их слезы Чингис, сам горько заплакал и молвил:

– Зачем вы приехали ко мне?

– Мы готовы за тебя умереть.

– Кто вас послал сюда ко мне?

– Мать твоя, Алангу, сжалилась над нами, сюда послала нас.

– А как вы подтвердите, что именно она послала вас сюда?

Бии остановились, не зная, что отвечать Чингису. Один Майкы-бий вынул из кармана перстень матери Чингиса, Алангу, с печатью[219] и показал его Чингису. Тот поглядел, узнал этот перстень – перстень матери Алангу, улыбнулся и молвил:

– Если я буду ханом, то будешь ты бегом, Майкы-бий. Хорошо, что ты принес мне перстень матери, иначе я рассердился бы крепко на тебя и на всех вас: ни ты, Майкы-бий, ни вы все, бии, ничего не значили для меня; не обижайтесь теперь на меня за это! Теперь вы мои друзья, пойдемте в мое жилище.

Чингис и десять биев вошли в «сарай» и жили там целую неделю, пили напитки опьяняющие, разные яства кушали[220].

На пиру молвил им Чингис такое слово:

– Послали вас люди искать меня, ханом сделать, а какого вы роду и сколько у вас родичей, чтобы мне помогать во всем и меня поддерживать, если я ханом буду?

Вскочили бии на ноги, поклонились низко Чингису и говорят ему с робостью:

– Мы здесь как посланцы от десяти родов, один только Калдар-бий от самого себя. Твоя мать Алангу за нас и вместе с нами тебя просит ханом быть.

Один Кунград-бий против тебя был и остался у своих сородичей, отказался с нами ехать тебя искать и просить.

Мы все время твое лицо желали видеть, тебе подчиниться хотели.

Теперь наше желание исполнилось: мы и наш народ – твои отныне.

Чингис в ответ им молвил:

– Почтенные бии! С этого дня я – с вами и вы – со мною.

Бии обрадовались этим словам и поднесли ему в дар своих коней, а Чингис дал свое согласие принять эти подарки.

Чингис сказал им:

– Как вы повезете меня, куда уложите столько вещей? Видите, как их много у меня?

Калдар-бий ему в ответ сказал:

– Я сделаю одну вещь; на нее мы все твое и положим.

Калдар-бий сделал телегу. Если спросят, кто первый сделал телегу, знайте, что это сделал Калдар-бий Баленов.

Нагрузили бии на телегу все добро Чингиса, посадили на нее самого Чингиса и отправились домой[221].

Через несколько дней они добрались до стольного города и послали просить разрешения у Алангу во дворце остановиться.

Бии знать не знали, спорили, кому из них первому во дворец идти вслед за Чингисом. Майкы-бий спросил других:

– Кто должен взойти – бык, который вез телегу, или хозяин, который им управлял?

Чингис ответил:

– Прилично ли быку взойти раньше хозяина?

И Майкы-бий взошел первым и занял место с правой стороны хана. Другие сели подле него.

Этот эпизод будет понятен, если привести отрывок сказания о Чингисе по «Чингис-наме»: «Посадили Чингиса в телегу, чтобы везти, а одиннадцать биев впряглись в оглобли и повезли его на себе; двенадцатого, Калдар-бия, Чингис посадил с собой на телегу, так как он был хромой и не в состоянии был тащить телегу.

Когда привезли телегу к юрте ханши, бии заспорили между собою, кому из них первому входить в юрту непосредственно вслед за Чингисом. Калдар-бий говорит: «Кто должен войти вперед – животное или человек? Вы везли телегу, следовательно, вы были животными, а я сидел в телеге, следовательно, я должен войти первым». Одиннадцать биев принуждены были прекратить спор, и Калдар-бий вошел первым».

На другой день десять биев напали на аулы, бии которых не поехали к Чингису, были большими врагами его. Это были аулы Боденджара, Кенджара, Сальджута и Кунграда; всех их они перебили вместе с их родичами.

Бортакшин была сестрою убитого Кунград-бия; она успела скрыть детей четырех убитых биев: Боденджара, Кенджара, Сальджута и Кунграда.

Народ проведал про то и сказал Чингисхану. Одолел того гнев, кричит Чингисхан:

– Идите, приведите этих детей!

Явились к Бортакшин и говорят:

– Сам Чингисхан требует тебя, иди скорее!

Та молвила в ответ:

– Хорошо, сейчас пойду к Чингисхану.

Встала Бортакшин, накинула верхнюю одежду, на ноги – расшитые туфли, на голову – шапку черно-бурой лисицы и взяла с собой четверых мальчиков: одному из них было десять лет, другому – одиннадцать, третьему – тринадцать, а четвертому – всего четыре года; все они были писаные красавцы.

Но сама Бортакшин была всех красивее: на всем белом свете не сыскать равных ей; косы ее сорокасаженные[222] две женщины носили позади на блюде золотом.

Народ говорил ей: