Путь зла. Запад: матрица глобальной гегемонии - Ваджра Андрей - Страница 46

• Предыдущая
• 46/143
• Следующая

В связи с этим и в Европе вдруг неожиданно обнаружили, что континентальная обособленность Америки, ее изоляционизм, который постоянно и нарочито декларировался, подчеркнутое нежелание принимать участие в блочных структурах европейских государств фактически обернулись свободой военно–политических действий на международной арене. После испано–американской войны американцы начали усиливать свой контроль над странами Карибского бассейна. Некоторые из них они подчиняли себе целиком, другие превращали фактически в свои колонии. В «банановых республиках» Центральной Америки экономическую и политическую жизнь определяли две могущественные американские компании — «Юнайтед фрут» («United Fruit»)[87] и «Кайямель фрут» («Cuyamel Fruit»). Они целиком контролировали внешнюю торговлю стран региона. Местные администрации, подкупленные их представителями, беспрекословно выполняли указания американцев, а банды наемников уничтожали недовольных. Банки США, устанавливая высокие процентные ставки, с готовностью финансировали правительства Центральноамериканских республик. Однако такие страны, как Бразилия, Мексика, Аргентина, Колумбия и Чили, где властвовала Британия, оставались пока вне сферы американского контроля.

Оккупация Кубы и Пуэрто–Рико (оба острова расположены на пути к перешейку между Северной и Южной Америками) позволила американцам форсировать планы сооружения канала, который должен был связать Тихий и Атлантический океаны. То есть, установив свой контроль над стратегическими точками Тихого океана (благодаря чему он стал «внутренним озером» США) и бассейном Карибского моря, Соединенные Штаты поставили перед собой задачу обеспечения более простой коммуникации между восточным и западным побережьем США. В послании Конгрессу президент США У. Мак–Кинли заявил: «Сооружение канала между океанами стало ныне более чем когда–либо необходимым в интересах установления быстрого сообщения между восточным и западным побережьями нашей страны. Аннексия Гавайских островов и перспектива расширения нашего влияния и нашей торговли на Тихом океане, вся наша национальная политика настойчиво требуют утверждения контроля над этими морскими путями» [39, с. 64].

В контексте этой задачи, в 1901 году Соединенные Штаты подписывают с Англией договор, предоставивший США монопольное право на сооружение канала и контроля над ним. Колумбия, которой принадлежал Панамский перешеек, не согласилась принять условия, предложенные ей Соединенными Штатами. Тогда американские спецслужбы инсценировали на территории перешейка «революцию», и возникшая в ее результате марионеточная республика Панама заявила о своем отделении от Колумбии (1903 году). США немедленно ее признали и навязали ей договор, по которому получили под свой постоянный контроль территорию, на которой в будущем был сооружен канал[88]. Именно в связи с событиями вокруг Панамы американский президент Т. Рузвельт провозгласил «политику большой дубинки» относительно латиноамериканских стран.

Одновременно с ее реализацией Соединенные Штаты начали осуществлять в отношении стран Карибского бассейна стратегию полного финансового контроля. Вначале она была апробирована на Доминиканской Республике, а затем, к 1918 году, ее действие распространилось на одиннадцать из двенадцати стран Латинской Америки. Вдобавок многие из них были оккупированы (даже по нескольку раз) армией США.

Таким образом, латиноамериканские государства постепенно превратились в протектораты Соединенных Штатов, лишенные всякой финансово–экономической и политической самостоятельности, а потому и государственного суверенитета, сохранив лишь их внешние, символические атрибуты. Схемы установления контроля над странами Латинской Америки стали основой для будущих аналогичных мероприятий в других регионах Земли, включая Европу и страны бывшего соцлагеря.

Подчинив себе оба американских континента, а также взяв под контроль бассейн Тихого океана, американцы направили все усилия на установление своего господства за пределами Западного полушария.

Из географически ограниченной континентальной империи США начали постепенно превращаться в мировую империю, превосходящую все великие империи прошлого, осуществляя к концу XX века глобальный экономический контроль, обладая неоспоримым политическим лидерством и решающим перевесом в военной силе практически над любым государством или регионом. То есть имперский экспансионизм становится категорическим императивом американской внешней политики. В соответствии с ним история Америки представляет собой прежде всего историю лабильных, все время расширяющихся границ американской гегемонии.

Теоретической основой этой политики в XX веке стала доктрина «открытых дверей», выдвинутая в 1899 году госсекретарем Джоном Хеем в «нотах открытых дверей».

Сформулирована она была в контексте американской политики в отношении Китая, но, несомненно, приобрела универсальное значение, так как, апеллируя к принципам «открытых дверей и равных возможностей», помогала США не раз обосновывать свою экспансию. Эта доктрина оказалась наиболее эффективным методом реализации американских экономических, а потому и политических интересов на международной арене.

Суть политики «открытых дверей» сводилась к комплексу внешнеполитических и военных мероприятий, направленных на то, чтобы «открыть» финансово–экономические и политические системы других стран для соответствующего американского проникновения. В определенном смысле эта доктрина была логическим развитием теории «лабильных рубежей». Передвигая рубежи американского влияния за границы Соединенных Штатов, данная доктрина требовала, чтобы американские компании имели возможность беспрепятственного доступа на рынки иностранных государств, могли там свободно торговать и использовать местные ресурсы. За требованием соблюдения принципа «открытых дверей» стояла возросшая экономическая мощь США, завоевавших к концу XIX века мировое промышленное первенство. Об этом образно, но емко и точно сказал один австрийский экономист: «…американская опасность приходит… в форме товарных тюков, они режут остро, как меч, а разрушительная сила прейскурантов не уступает новейшему взрывчатому снаряду» [39, с. 194].

Наиболее откровенно по данному вопросу высказался Б. Адаме, под влиянием идей которого находился Т. Рузвельт: укрепившись на берегах Тихого океана «и наступая на Европу достаточными силами, чтобы предотвратить закрытие для нас внутренних областей Китая… мы тем самым устраним причины, которые могли бы помешать США стать финансовым и политическим центром мира». Постепенно «Америка будет все более вытеснять Европу с нейтральных рынков и, предприняв соответствующие усилия, наводнит саму Европу товарами по ценам, с которыми Европа не сможет конкурировать» [39, с. 203].

Таким образом, внешнеполитическая доктрина «открытых дверей» стала «мягким» дополнением политики военной интервенции, к которой активно прибегали США в процессе расширения своего контроля над миром. Она «представляла собой усилие по достижению всех преимуществ неограниченной экономической экспансии, не обремененной невыгодным положением содержания формальной колониальной империи» [42, с. 479].

Большой вклад в разработку «политики открытых дверей» внес уже упоминавшийся ранее основоположник американской имперской геополитики А. Мэхэн. Доктрина «открытых дверей» была для него, как и доктрина Монро, провозглашением принципов национальной геополитической стратегии, но не нормой международного права, поэтому ее осуществление было возможным прежде всего благодаря односторонним действиям США. «Доктрина «открытых дверей», — отмечал А. Мэхэн, — …является еще одним выражением… желания расширить пространство для достижения экономических выгод» [39, с. 203].

Фактически она заменила в американской внешней политике доктрину Монро там, где последнюю нельзя было применить. Доктрина «открытых дверей» стала своеобразной экстраполяцией идеалов американского общества «равных возможностей» на весь мир.

• Предыдущая
• 46/143
• Следующая