Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу - Смирнов Леонид Эллиевич - Страница 14
- Предыдущая
- 14/105
- Следующая
Еще вчера я бы покорно захлопнул дверцу «пээра» и пошагал топить обиду в лимонаде – спиртное мне тогда еще не дозволялось. В очередной раз я проклинал бы свой юный возраст, зависимость от родителей и грозил небесам, что, когда меня наконец признают взрослым, уж я… Отныне будет по-другому.
– Я тоже еду!
На отцовском лице отразилась крутая внутренняя борьба.
– Черт с тобой! – буркнул он после секундной заминки.
Я юркнул в салон.
Для участия в ликвидации были отмобилизованы все кедринские и-чу, способные носить оружие. «Отцы города» навязывали Гильдии свою помощь, уверены были, что без артиллерии нам не обойтись. Отец наотрез отказался.
– С огнем играешь!.. – не сдержал бешенства градоначальник. – Гордыня и не таких сгубила – покрупнее были фигуры.
– Я же не учу вас ремонтировать водопровод, – не остался в долгу отец. Кстати, каждое лето с водой в городе перебои.
Это были руины – так мне показалось поначалу. Вот не думал, что в Кедрине есть подобное место. В нашем городе мало богачей, но еще меньше голытьбы. В Кедрине живет, выражаясь терминами академика Хагарта, укорененный народ. Тот самый, что обладает хотя бы небольшой собственностью, формирует в обществе наиболее прочные неформальные связи, являясь своего рода стальным каркасом весьма рыхлого и аморфного с виду сибирского государства.
А здесь, в бывшем поселке спецпереселенцев, развалюхи, сто лет назад утратившие цвет, покосившиеся и грозящие рухнуть. Порой их удерживали подпорки, потрескивающие от напряжения. Щелявые сараи, сарайчики, сараюшки с таким дырами в крышах, что сквозь них вороны свободно пролетят. Разошедшиеся серыми веерами и держащиеся на честном слове заборы, к проломам в которых ведут тореные тропы. Сухие, пыльные, нередко обломанные ветром деревья, словно перенесенные сюда из пустыни злым волшебником. И груды мусора: обломки мебели, тележные колеса, ворохи тряпья, стопки пожелтевших газет.
Мы подбирались к узлу медленно, крадучись, словно нашими противниками бьии обыкновенные люди, способные прозевать умелого врага, а не сверхчуткое ведъмино отродье. Человек склонен надеяться на чудо. Мы беззвучно перебирались через покосившиеся заборы, протискивались сквозь щели, огибали мусорные кучи высотой в человеческий рост. Окружали, сжимая плотное кольцо, чтобы не дать ни одному чудовищу вырваться в город.
Узел был все ближе. Мы уже поняли: он возник в недрах большущего дровяного сарая. Все подступы к нему были завалены влажными опилками и щепой.
И-чу надеялись подобраться к распахнутой двери сарая по шатким крышам соседних развалюх, чтобы бить псов сверху. Но развалюхи начали рушиться с душераздирающим треском и скрипом, складываясь как карточные домики. Пришлось атаковать бешеных собак в лоб.
По сигналу отца бойцы ринулись вперед. Но ворваться внутрь сарая им не удалось. Псы словно летели навстречу и-чу. Они выныривали из облака голубого тумана, который клубился в центре сарая. Псы рвались наружу. И-чу убивали их на пороге, разрубая длинными, идеально наточенными самурайскими мечами. Прекрасные фехтовальщики – в тесноте ни один не задел соседа. Открывать огонь и-чу не решались: за каждой пулей не уследишь, а внутри могут оставаться живые люди. Стрелки матерились про себя, но терпели – приказ есть приказ.
Внезапно собачий поток иссяк. Мы вздохнули с облегчением. В глубине сарая, за голубым облаком, копошилась непонятная куча.
– Надо спасать людей! – воскликнул Игнат Мостовой и сунулся в дверь.
Облако вспыхнуло, выбросив колючие спицы лучей, ослепило Игната и еще троих бойцов. Из обожженных глаз текли слезы. Уцелевшие бойцы под руки поволокли раненых к моторам.
Бешеные собаки тотчас хлынули из сарая. Пользуясь возникшим замешательством, они вырвались в узкий проход между покосившимися заборами. Рубщики трудились, не зная устали. Вскоре у их ног громоздилась куча окровавленных собачьих трупов. Новые псы карабкались на ее вершину и оттуда кидались на и-чу – убивать собак было все труднее. И вот уже бойцы начали медленно отступать от сарая.
Однако нет худа без добра – теперь можно было вести огонь, не рискуя попасть в людей.
– Стрелки – вперед! – гаркнул отец. Мне он приказал держаться рядом.
Иван Раков вскинул карабин и бил без промаха: одна, две, три, четыре… Сколько же их? Когда будет конец? Обойма кончилась. Ивана сменил Кирилл Корин, чемпион Кедрина в стрельбе по бегущему кабану.
Автоматчики были в резерве – на экстренный случай. Настоящий и-чу никогда не станет стрелять в собак из автоматического оружия. Оно бьет кучно, но не прицельно. Хороший стрелок остановит бешеного пса, продырявив ему голову или сердце. Когда он тебя выбрал, толкнулся и летит по воздуху, стрелять нужно наверняка.
Собаки полезли из дверей сарая сплошным черно-бурым потоком. Кирилл уже не успевал. Слева и справа к нему подступили и-чу из отцовской команды и тоже открыли огонь. На третьем патроне у левого стрелка заело затвор карабина. Он судорожно пытался передернуть затвор – не вышло. Тут-то пес на него и напрыгнул – целился в горло, но хватил зубами лицо. А у Корина как раз кончилась обойма. И только правый стрелок продолжал исправно валить собак, но в одиночку он не мог сдержать бешеный напор.
Левый стрелок взвыл от боли. Он пытался оторвать от себя собаку, изо всех сил сжимая ей шею, но песья хватка была мертвой. Кирилл Корин должен был сделать шаг назад, освобождая место Ракову, который стоял за его спиной. Но Кирилл не смог пропустить его – он выхватил из ножен кинжал и ударил собаку под лопатку. Даже сдохнув, она не разжала зубов.
Патроны кончились и у правого стрелка. На несколько секунд огонь смолк. Одна из собак прыгнула, ударила Корина в грудь. Он пошатнулся, потерял равновесие и начал заваливаться на спину. Иван Раков выстрелил в упор и разнес псу голову. В эту секунду на стрелков бросились сразу три бешеные собаки. Сейчас поток захлестнет нас… И тут в бой вступил отец. Выхватив из большущей деревянной кобуры серебристый маузер, он ринулся на помощь к стрелкам. Один за другим отец сделал двадцать выстрелов. Наповал, наповал, наповал. Пока отец и Иван, сомкнувшись крепкими плечами, вели огонь, отступившие к мотору рубщики прикончили прорвавшихся к ним в тыл псов. Атака вдруг прекратилась. Посреди прохода теперь громоздилась баррикада из собачьих трупов в сажень высотой. Мы еще не знали, что время работает против нас.
Челюсти искромсанного мечом пса – того, что вцепился в и-чу, удалось разжать только с помощью стальных клещей. Загрызенного бойца положили на носилки, накрыли рогожей и отнесли к стоящей наготове медицинской летучке. Отец вернулся к моторам – его место занял Корин.
Игнат Мостовой сидел на земле, прислонившись спиной к колесу. Он прижимал к глазам мокрую тряпицу, по щекам стекали капли целебного настоя.
– Что было там, за облаком? – спросил отец Мостового. – Успел разглядеть?
– Страшное дело, Федор Иванович. Люди там, много людей. Упрессованы – обрубки, не тела, и копошатся, как черви. Жуть…
– Ч-черт! – выдохнул отец. – Пока мы их всех не искрошим, до облака не добраться.
Будь мы не и-чу, а солдаты или городовые, ни один не ушел бы живым из западни, которую устроили нам бешеные псы. Когда из сарая, отвлекая наше внимание, снова полезли поджарые острозубые псины, подоспевшая из города стая кинулась бы на и-чу с тыла. Но отцовская команда вовремя почуяла опасность.
В каждой боевой группе и-чу есть специалист по вынюхиванию врага. Их зовут «носами» и в бою берегут пуще командиров. «Носы», конечно, обижаются. Они тоже хотят сражаться, но любой командир будет до последнего удерживать их в резерве. И хотя порой бешеные собаки могут проходить даже сквозь стены, они не сумели подкрасться к нам незаметно.
И-чу заняли круговую оборону. Вот тут-то пришло время автоматчиков. Пистолет-пулемет «петров» имеет хорошую кучность, диск у него вместителен, а вес не очень велик. О таком оружии мой дед мог только мечтать. Ему-то приходилось сражаться с монстрами с помощью трехлинейки и фитильных гранат, набитых гвоздями и стальными шариками.
- Предыдущая
- 14/105
- Следующая
