Чернокнижник - Смирнов Андрей - Страница 59
- Предыдущая
- 59/92
- Следующая
Когда наконец последние приготовления были завершены и городские колокола пробили двенадцать раз, слуги открыли дубовые двустворчатые двери тронного зала. Колдуны и чародеи начали рассаживаться по своим местам. Уилар выбрал место в середине, нисколько не стремясь занять куда более почётное кресло в первых рядах. Похоже, вопрос собственного статуса волновал его куда меньше, чем оживлённая беседа на неизвестном Эльге языке, которую он затеял с высоким, чуть смуглым человеком, облачённым в необычную, очень широкую, черно-золотую одежду. Передняя часть головы, вплоть до макушки, была у него выбрита, а длинные чёрные волосы, остававшиеся сзади, завязаны в тугую косу, доходившую до пояса. Этого человека, прибывшего в замок Джельсальтара ранним утром, Уилар представил Эльге ещё за завтраком. Поначалу, когда незнакомец отказался принимать мясную пищу и ограничился яблочным компотом, Эльга прониклась к нему симпатией, решив, что он соблюдает декабрьский пост, но это впечатление быстро изменилось, когда Уилар назвал имя своего знакомца и раскрыл его род занятий. Его звали Сезат Сеот-ко, и он был Мастером Проклятий.
Когда все уселись, горнист сыграл короткую мелодию. Шум немного утих. Герцог поднял правую руку, собираясь произнести вступительную речь. Но ему этого сделать не дали. Не успел он начать, как у Мальца из Чаги случилась истерика. Юродивый визжал, выл и катался по полу. По залу прокатилась волна шепотков. Мать Мальца, красная от стыда, тщетно пыталась унять своё разбуянившееся чадо. Наконец его удалось вывести из зала.
Этот эпизод произвёл на Эльгу самое неприятное впечатление. «Зачем они вообще его позвали?» — недоумевала она, глядя вслед Мальцу, за которым уже закрывались двери.
Похоже, этот вопрос задавала себе не только она одна. В зале снова поднялся шум — говорили все разом, и обычным способом, и мысленно. Общее настроение, собиравшееся из отдельных мыслей и чувств каждого из присутствующих, было настолько плотным, что казалось, его можно потрогать рукой.
Уилар и Сезат Сеот-ко, замолчавшие было, когда заиграл горнист, обменялись несколькими короткими репликами.
Герцог снова поднял руку, призывая к тишине. Особенного эффекта это не произвело, и поэтому он кивнул горнисту. Тот поднёс к губам трубу. Прогремело несколько звонких, пронзительных нот. У становившаяся тишина в первые мгновения вызвала у Эльги ощущение, что она попросту потеряла способность слышать.
Айлис Джельсальтар все тем же ровным, спокойным и неизменно доброжелательным тоном приветствовал всех присутствующих и произнёс короткую вступительную речь, состоявшую в основном из обтекаемых, значительных внешне и бессодержательных внутри фраз, произносить которые — по какому бы то ни было случаю — способен любой представитель сильных мира сего.
Когда он закончил, настала очередь докладчиков.
Первым был известный еретик граф Альброн, земли которого были аннексированы Церковью ещё пять лет тому назад. Вслед за ним на трибуну вышел Мерхольг ан Сорвейт, вслед за ним — ещё какой-то несправедливо обиженный барон и так далее. Одни жалобщики говорили коротко, другие — пространно расписывали все подробности творившихся с ними злодеяний Речи некоторых из них, сбивчивые и чрезмерно переполненные несущественными деталями, вызывали у собравшихся больше скуки, чем сочувствия, речи других, более красноречивые, подогревали настроения собравшихся. На исходе первого часа на трибуну взошёл человек, с первого взгляда не вызвавший у Эльги ничего, кроме сочувствия, — седоволосый, уже начинающий лысеть, тщедушный старичок с добрыми глазами. Он представился мирным бюргером из Оскельда и поведал, что из-за преследования властей и Церкви был вынужден бежать из города, бросив всё своё имущество, нажитое более чем за десять лет. В основном он печалился об оставленных книгах, которые были брошены разъярёнными шээлитами в огонь. Зал, как и Эльга, внимал старичку в основном сочувственно — исключая лишь тех немногих, кто был с ним знаком лично. Двое его знакомцев сидели совсем рядом с Эльгой, и девушка могла хорошо слышать их комментарии.
— Как, он ещё жив? — со странной полуулыбкой негромко заметил Сезат Сеот-ко. У него был странный акцент — все согласные он выговаривал очень мягко и говорил быстрее, чем следовало, не делая почти никаких пауз между словам.
Уилар, усмехнувшись в ответ, кивнул.
— Куда он денется, старый лис?
Заметив недоуменный взгляд Эльги, чернокнижник пояснил, кивнув в сторону старичка, подходившего к финалу своей трогательной речи:
— Это Мэзгрим ан Хъет. Один из самых лучших некромантов нашего убогого мира.
После престарелого некроманта настала очередь Аглы Керфеж. Жалобщиков было много, многие из них перечисляли не только свои личные обиды, но и рассказывали о беззакониях, производимых по отношению к другим, уже мёртвым людям или не сумевшим по тем или иным причинам прибыть в замок. Некоторые приносили жалобы столь незначительные, что их после сообщений о пытках и убийствах было даже как-то неловко слушать: одному запретили издавать и распространять свою книгу, на другого наложили крупный штраф, у третьего изъяли часть его личной библиотеки. Впрочем, таких жалобщиков было немного и долго говорить им не позволяли. В целом же картина вырисовывалась и в самом деле безрадостная. Во многих случаях преследовали не только тех, кто занимался колдовством, но также их ближних друзей и родственников. Агиль ан Пральмет рассказал о массовых казнях, во время которых были почти начисто вырезаны два небольших городка в Клемэре. Речь, правда, шла не о колдунах, а о еретиках, которых к колдунам приравняли. Еретики были преданы анафеме, заочно обвинены в колдовстве и наведении порчи и объявлены вне закона. Таким образом, они автоматически лишились всех прав, в том числе и имущественных — чем не замедлили воспользоваться их соседи. Жаловаться королю было бесполезно — объявленного вне закона безнаказанно может убить любой человек. В общем, воронам был устроен настоящий пир, соседи неплохо обогатились, король Кетман молча закрыл глаза на происходящее, а «святое джорданитово воинство», разгромив ещё пару соседних деревушек и получив напоследок благословение сарейзкого прелата, разбрелось по домам.
Было немало подобных случаев. Хотя Эльга на собственной шкуре познакомилась с системой шээлитского судопроизводства, она многому просто не могла поверить. Слишком уж дико все это выглядело. Она допускала отдельные случаи злоупотреблений, грабежа, ненужной жестокости и даже прямого сатанизма, маскирующегося под личиной «служения Света», но она не могла допустить, что это является системой, общей для всех земель, контролируемых джорданитами. В глубине её души по-прежнему теплилась вера в святого Создателя, и эту веру не смогли вытравить ни шээлиты, ни Уилар Бергов, ни люди, которые сейчас открыто рассказывали о зверствах джорданитской церкви. Все самое святое и дорогое с детства связывалось у неё с этой верой, с храмом, который она посещала в Греуле, с мягким голосом брата Бенедикта, с наставлениями отца и матери, с молитвами и церковными праздниками. Она бы хотела оплакать свою веру, оплакать — и забыть навсегда, отказаться, стать кем-нибудь вроде Уилара или Марты Весфельж — но не могла. Это было всё равно что отрезать часть самой себя. Вместе с тем она не могла не слышать того, что говорили все эти люди. Конечно, они преувеличивали свои обиды, да и сами они были далеко не безупречны — но это ничего не меняло. Эти люди не претендовали на святость и на божественную чистоту, они были просто людьми, злыми и добрыми, лживыми и чистосердечными — и потому их проступки и преступления можно было если не простить, то понять. Совершенно иного отношения к себе требовала Церковь, всегда настаивавшая на том, что она — не просто человеческая организация, а нечто большее, утверждавшая, что она создана самим Джордаисом и ежечасно укрепляема его священным духом.
Но если это так, то почему её представители так часто оказывались не лучше, а хуже тех, кого они проклинали как «колдунов и дьяволопоклонников»?..
- Предыдущая
- 59/92
- Следующая
