Однажды, вдруг, когда-нибудь… - Абрамов Сергей Александрович - Страница 11
- Предыдущая
- 11/63
- Следующая
— Ваша тётя приказала дышать воздухом.
— Тётя любит приказывать, но она очень добра и мягкосердечна.
— Я так и подумал, — галантно сказал Игорь. Лида спустилась с крыльца, медленно пошла по дорожке. Игорь последовал за ней, примечая около ворот скамеечку. Над ней нависали длинные стебли золотых шаров, холодных осенних цветов — без запаха, без души.
Лида аккуратно — платье бы не помять — присела на скамейку, на самый край, разрешающе кивнула Игорю. Тот, внутренне усмехаясь — церемоний-то сколько! — сел рядом.
— Вы правда от дяди Гриши?
— Конечно. Он вам привет передавал, — соврал Игорь, чтобы поддержать беседу.
— Спасибо, — серьёзно сказала Лида. — Как он себя чувствует?
— Здоров.
— Он такой смешной!
Ничего себе определение для Пеликана…
— Вы находите?
— Он всё время шутит. Как-то ко мне девочки пришли из класса, так он нас весь вечер развлекал. Я вам скажу по секрету: в него две девочки даже влюбились.
Интересно: она и впрямь такая инфантильная или притворяется? Её ровесницы у Игоря в классе — та же Наталья, например, — куда взрослее… Да, кстати, а сколько ей лет? Так прямо не спросишь, неудобно, ещё чего доброго обидится…
— Вы в гимназии учитесь?
— До сих пор училась. В женской гимназии на Лялином спуске. А теперь не знаю. Мы туда ходили, а она закрыта. И неизвестно: откроют или нет. Всё-таки война…
— Всё-таки?
— У нас в городе тихо. Стреляют редко, только в последние дни стали чаще. Но это там, в центре…
В центре — значит, не у нас. Значит, мимо, никакой войны на нашей улице нет. Хорошо рассуждает.
— А в каком вы классе?
— В восьмой перешла.
Быть того не может! Что ж, ей четырнадцать всего?… Вспомнил: у них классы не соответствуют современным. В гимназии, кажется, учились восемь лет, а до того — приготовительное училище. Сложная система… Представил, как они сидят — со стороны. Чинно, прилично. Ещё бы горсть семечек…
— А не пройтись ли нам в центр?
Хорошо, что не сказал «прошвырнуться»…
— Я не знаю, надо спросить у тёти Сони. Подождите, я сейчас.
Побежала к дому. Всё-таки длинное платье сдерживает, дисциплинирует. Наташка в своих джинсах сейчас отмахала бы до крыльца в четыре прыжка и не прикидывала бы: женственно это или нет… А может, зря он о Лиде так думает: инфантильная, чуть ли не дурочка? Зря, зря. Иное воспитание, против него не попрёшь. У них в гимназии классные дамы зверствуют. На переменках девицы, небось, парами ходят, учат их, что девушка должна быть скромной, застенчивой, политикой не интересоваться, — это дело мужское, грубое, грязное… Лида ещё ничего, молодец. Разговаривает — не жеманится. Её педагогессы, увидев идиллическую картину «Он и она на скамейке», за головы схватились бы: как так, сама к мужчине подошла, сама заговорила?! Ах, какой позор, какой моветон!… Лида бежит. Сияет.
— Тётя Соня сказала — можно. Только недолго.
— Мы недолго.
Пошли, как братик с сестричкой. Иванушка с Алёнушкой. Только за руки не держались. С Губернаторской свернули на Польскую — Игорь прочитал табличку на угловом доме. Такая же тоскливая, как Губернаторская. Игорь довольно живо представлял себе старую Москву: отец собирал московские карты, планы, путеводители, открытки, любил подолгу — по определению мамы — «мусолить» их и Игоря к тому привлекал. Но маленький провинциальный городок начала века Игорь видел впервые. Зрелище, надо сказать, не вдохновляющее. Улица грязная, ветер кружит по мостовой какие-то бумажки, папиросную коробку, обрывки газет, первые облетевшие листья. Ну это понятно: дворников мало осталось — «всё-таки война», если использовать Лидино выражение, а до того ещё были и первая мировая и революция: столько потрясений для простых работников метлы. Булыжная мостовая — неширокая, впору только двум экипажам разъехаться, но прочная, если впоследствии асфальтом не зальют, сто лет простоит, ни один булыжник из выскочит.
Дома на Польской улице маленькие: больше двух этажей ни в одном нет. Архитектура без излишеств: стена дома, стена забора, стена дома, стена забора, в заборах — калитки, над калитками — деревянные венцы. Где с резьбой, где без оной.
С Польской вышли на улицу с пышным, именем — «Трёхсотлетия дома Романовых».
— Наша центральная, — сказала Лида.
Оно и видно. Магазинов полно. Игорь вертел головой, стараясь ничего не пропустить. Лида удивлённо спросила:
— Вам нравится?
Есть чему удивиться: москвич, а в восторге от провинциальной торговлишки. Кое-как выкрутился:
— Мы с Павлом Николаевичем так давно в города не заходили, что мне всё внове кажется.
Игорь жадно читал вывески. Про себя, конечно. «Скобяные товары бр. Кустовых». «Булочная О. П. Тарутина». «Головные уборы. Парижские модели. Только у нас». «Книжная торговля отца и сына Вапецких». Вот куда бы зайти, порыться в книгах. Сколько там сокровищ для библиофила… Нельзя. Даже если бы деньги были — а их, увы, ни копья! — и то ничего не купишь: не перенести из времени во время… «Кинотеатр «Одеон». Сегодня и ежедневно: жгучая драма из жизни полусвета. С участием Веры Холодной и Ивана Мозжухина».
— Вы смотрели?
— Что?… А-а, кино… Нет, не пришлось.
— А я два раза смотрела. Так захватывающе…
Позвольте усомниться. Показать бы девушке Лиде самый примитивный широкоформатный фильм — какой бы эффект был?
— Воображаю, что сказала бы Анна Карловна, если бы увидела нас сейчас… — Лида засмеялась, видимо, представив себе неведомую Анну Карловну.
— Кто такая Анна Карловна?
— Наша классная дама. — Помолчала, явно борясь с собой, добавила: — Индюшка надутая… — И быстренько взглянула на Игоря: как он реагирует? Не шокирован ли?
Игорь был, скорее, обрадован, а никак не шокирован. Живая нормальная девушка. Симпатичная, весёлая. Ну до чего ж её воспитанием добили — слово в простоте боится сказать.
— Да ещё и дура, наверно. — Игорь злорадно довернул гайку.
Засмеялась.
— Ой, верно! Дура дурой.
Так-то лучше. Совсем ожила смольная воспитанница. Вернее, с этого… как его… с Лялиного спуска. Звучит попроще, нежели Смольный, но ведь и городок — не Питер.
Игорь смотрел по сторонам и ловил себя на странной мысли. То, что он видел в городе — дома, вывески, люди на улице, извозчики, — всё казалось знакомым, ничем не отличалось от того, что представлял он, читая книги, где действие происходило в таких же городишках. Не отличалось увиденное и от скрупулёзно выверенных декораций многочисленных фильмов, просмотренных Игорем. Чужая память, подсказавшая ему место действия, плотно смыкалась с собственной, хотя и тоже благоприобретённой — из тех же книг и фильмов, а значит, всё-таки чужой. Ясно одно: ничего нового, незнакомого, впервые узнанного Игорь не углядел. Ещё один парадокс путешествия в прошлое. Парадокс Бородина, ибо технически его путешествие не имело ничего общего с классическими, описанными в любимых Валеркой Пащенко романах. А каким оно было — о том знал только Игорь.
В городе ощущался явный перебор офицерья. Чистенькие, подтянутые, штабные, не нюхавшие, видно, пороховой гари, кое-кто с золотыми шнурами аксельбантов, столь легко перебиваемых пистолетной пулей — рассказ профессора тому порукой. И другие — погрязнее, не такие нафабренные, наглаженные. Скорее всего — боевые, пришедшие в город с передовой. Не исключено — серебряные орлы. Одни куда-то спешили, иные просто фланировали, ухаживали за дамами, входили в лавки и магазины, пошатываясь, вываливались из кафушек и из ресторации Ивана Дудко, носящей громкое имя «Валенсия». Почему «Валенсия», а не, к примеру, «Андалузия», Игорь не знал. Похоже, что и Иван Дудко смутно представлял себе местоположение настоящей Валенсии, выбрал название только по звучности да явной «иностранности».
Улица «Трёхсотлетия дома Романовых» упиралась в замечательно просторную площадь с фонтаном посередине. Позади него, в глубине, красовалось трёхэтажное здание с колоннами. На круглой купольной крыше вился трёхцветный романовский флаг. Офицеров — пруд пруди. Пешие, верховые. И — о чудо! — перед колоннадой стоял прекрасный открытый автомобиль, вершина технической мысли, сверкающий чёрной краской и зеркальной хромировкой, по виду — «бенц» года четырнадцатого. Игорь неплохо разбивался в старых машинах и даже некогда собирал их модельки, выполненные в точном масштабе, с подробностями, аккуратно.
- Предыдущая
- 11/63
- Следующая
