Лента Mru - Смирнов Алексей Константинович - Страница 14
- Предыдущая
- 14/42
- Следующая
Первый был одет в гавайское платье: цветастые шорты и рубаху навыпуск, той же попугайской раскраски. На голове пришельца с Большой Земли сидело сомбреро, глаза попрятались за солнечными очками. На шее качался дорогой фотоаппарат, в руке покачивалась спортивная сумка, из которой весело торчали ракетки. Непривычные гольфы причиняли зуд, и турист иногда останавливал, чтобы почесать беспокойное место плоским, как стейк, каблуком сандалии.
Его спутник смотрелся обычным рыночным рэкетиром: спортивный костюм с лампасами, новенькие кеды, обязательные очки, но, в отличие от очков напарника, узкие-стильные. Рукава были закатаны; обнаженные руки, белые и густо волосатые, обездолили, забрав на себя всю шерсть, не только холодную бледную грудь, видневшуюся в проеме расстегнутой куртки, но, казалось, и череп, выбритый наголо. Выступала синеватая челюсть; подрагивал чуткий нос; женские, неуместного вида уши доверчиво льнули к бугристой голове: капля Инь в океане напряженного мужества.
Приезжие вышагивали след в след; женщина шла последней. На ней были старые джинсы и легкая блузка; за спиной приютился тугой рюкзачок. Талию перетягивал — да и вся эта женщина казалась какой-то перепоясанно-перетянутой — широкий пояс черного цвета; очки, похожие на велосипед, наполовину скрывали лицо. Подстриженная под мальчика, и даже под очень маленького и бесправного мальчика, который не посмел возразить жестокому цирюльнику, то есть предельно коротко, приезжая сжимала лямки рюкзака и жевала резину. Челюсти приезжей так и ходили ходуном-шатуном преувеличенной амплитуды. Голова ее медленно, как перископ, поворачивалась на ходу то влево, то вправо, контролируя ситуацию.
Все трое двигались целеустремленно и не разменивались на дешевые мелочи: шли мимо пива и мороженого, мимо проснувшихся после недолгого сна баров и сувенирных базаров, мимо фотографа и весов, мимо турникетов и банкоматов. Мы, хотя и не ждали ничего необычного, разочарованно мигнули: взошедшее солнце слепило взор. На выходе из здания аэровокзала Ярослав Голлюбика остановился, не без труда запихнул в шорты огромную лапу, достал крошечный телефон и коротко доложил:
— «Зенит» прибыл на место. Выдвигаемся вперед, начинаем движение.
Он выслушал ответ и, не отключаясь, обернулся к спутникам:
— Спрашивают, нет ли желания высказаться, что-то передать? Заявить претензии? Патрон предупреждает, что там, внизу, — Ярослав указал себе под ноги, — связь, скорее всего, прервется. Туда не проникают радиоволны.
Подумав, он исправил ошибку и перестал указывать вниз, ибо вспомнил, что сперва им придется подняться в горы.
Наждак почесал в голом затылке:
— Передать? Я бы привет передал, но некому. Я детдомовский.
Вера Светова на секунду задумалась.
— Жалко, что город не успеем посмотреть, — сказала она капризно. У нее вышло очень правдоподобно. Вообще, когда Вера Светова приходила в особенное оперативное настроение, нельзя было понять, шутит она или говорит всерьез.
Ярослав послушно передал жалобу.
— Жалеть не велено, — успокоил он Веру. — Товарищ генерал говорит, что ничего хорошего тут нет. Клоака.
— Тогда ладно, — отозвалась светофорова.
Голлюбика, обременившись последним напутствием, дал отбой. Он спрятал сотового малютку и вспомнил, как в первый раз взял его неудобно и, видно, сделал ему больно, тот пронзительно пискнул. Они спустились по лестнице; Наждак ступил вперед, дверь такси суетливо распахнулась.
— К пещерам, — хрипло выдохнул Наждак, всовываясь в салон.
Шофер, напрягшийся от алчности, был готов ехать куда угодно. Наждак попятился, высвободился, отворил заднюю дверцу, бросил сумку, пропустил вперед Веру и следом уселся сам. Ярослав Голлюбика занял переднее сиденье.
— К самим пещерам не надо, — приказал он небрежным тоном. — Остановишься за полкилометра. Хотим поразмяться, полюбоваться видами.
— Ясно, — водитель был с ним полностью согласен. — Туристы? Диггеры? Или спелеологи? — он покосился на поклажу седоков, оценивая бедность экипировки.
— Еще чего! — легко рассмеялся Голлюбика. — Что мы, психи? — Он зачем-то постучал по ракеткам. — Так — побродить чуток, шашлыков поесть.
— Ага, — кивнул шофер и прытко объехал бестолкового чайника. — Я там нынче проезжал. Что-то пусто! Обычно они начинают ни свет, ни заря. А сегодня закрыто.
Вера Светова и Наждак переглянулись.
— Пещера закрыта? — осторожно спросила Вера.
— Ну, кто же ее закроет? Закрыт балаган, который рядом. И билетная касса. Кассы, точнее, нет вообще, она у нас ходячая. Загуляла, наверное… Ремешок накиньте, — спохватился шофер.
— Не люблю ремешков, — отказался Голлюбика. — Да ты, командир, не бойся, мы заплатим, если будут проблемы. А что — контролер там любитель? — Он щелкнул себя по горлу, и по салону прокатилось звонкое эхо.
— На такой работе станешь любителем, — усмехнулся тот. — Чем ему там заниматься? Книжки читать?
— А хоть бы и книжки, — подал голос Наждак. Не слишком начитанный, он болезненно относился к этому пробелу, и всякое упоминание о печатном слове возбуждало в нем ревнивое уважение.
— Да я так просто, — шофер пошел на попятный, расслышав в голосе пассажира неудовольствие. — Мне-то самому читать некогда. Колесишь целый день, чинишься, заправляешься, отстегиваешь…
Голлюбика, не говоря ни слова, повернулся назад и уставился на дорогу. Туманное утреннее молоко успело скиснуть и хлопьями стлалось по мокрой траве. Путь был открыт и свободен, городишко быстро закончился, и машина летела в горы. Ярослав Голлюбика по привычке скосился на зеркальце: пусто и сзади. Они ползли по ленте обманчивой одинокой мурашкой, таящей в себе созидательное разрушение.
Наждак, боясь подвоха, сверлил колючим взглядом безобидный затылок водителя. Попавшись на вытяжном шкафе, он видел измену во всем — даже в зеркале, и это последнее открытие, с учетом невесть где шлявшегося Зевка, было простительно. Водитель рулил, догадываясь, что смерть, которая и так постоянно маячит за левым, как утверждает наука, плечом, приобрела материальную форму. Он свернул с шоссе, и теперь они ехали по каменистой дороге, забиравшей вверх.
— Далеко еще? — зловеще осведомился Наждак.
От грубости, сквозившей в вопросе, шофер поежился.
— Рукой подать! Вон, видите — площадка? — он выпустил руль и указал направление.
— Тормози, — велел Голлюбика.
— Здесь? — удивился шофер. — Могли бы… — Празднуя труса, он тут же обругал себя за радушие и услужливость. Какое ему, к дьяволу, дело? С этими пассажирами было что-то неладно. В пещеру, с утра пораньше, налегке… Секретные переговоры. Враждебное поведение. Уединенное место…
Машина остановилась. Наждак выпрыгнул и быстро огляделся по сторонам. Городок зеленел далеко внизу; где-то ровно шумел водопад. Было холодно. В прозрачном небе парила голодная, хищная птица.
Ярослав, подражая богатым и властным персонам, достал купюру, безжалостно скомкал ее и запихнул водителю в нагрудный карман. Тот глотнул, надеясь на скорое прощание.
Вера Светова, недовольная тем ярким впечатлением, которое, несомненно, произвел их отряд на чужака, подошла к самому краю обрыва, сложила ладони рупором и закричала:
— Ого-го-го!….
Эхо немедленно заметалось шариком-раскидаем.
Шофер облегченно вздохнул. Шаловливый поступок Веры был обычным поступком глупой девицы, которую распирает от горной романтики. Ярослав Голлюбика мысленно похвалил Веру за маскировочную непринужденность; Наждак же вздрогнул от неожиданности и чуть не испортил все дело, схватившись за карман и готовый стрелять.
Проводив машину тяжелым взглядом, он наподдал камешек. Ему не верилось в окружающую горбезопасность и не терпелось показать себя достойным бойцом. Вокруг, к его большому разочарованию, никого не было — разве что кот, невесть откуда взявшийся. Наждак нагнулся и подобрал новый камень. Кот прижал уши и раздулся, как жук, готовящийся взлететь.
— Киса, — умиленно позвала Вера Светова, отступая от пропасти. — Откуда ты здесь?
- Предыдущая
- 14/42
- Следующая
