Сказки и песни цыган России - Гесслер Н. А. - Страница 23

— А у тебя такая судьба, милая: быть тебе женой лесного человека. Пойдешь ты в лес, а он уже тебя там ждать будет. Нет никого на свете сильнее лесного человека. Если уж он полюбит кого, так сделает этого человека счастливым, но если его прогневить, то не жди добра. Будет он тебя по лесам водить, от глаза людского хоронить, о жизни лесной рассказывать. Только звери и птицы будут твоими друзьями, а от людей тебе придется подальше держаться.

— А как же сестры мои?

— Позабудь о сестрах, доченька. Что поделаешь, раз судьба такая.

— Не бывать тому, старая колдунья! — рассердилась средняя сестра. — Не будет по–твоему, не стану я жить с лесным человеком!

— Зря судьбе своей перечишь, доченька, бойся лесного человека прогневить, накажет он тебя за слова такие.

— Пусть будет что будет, — сказала средняя сестра и пошла прочь от дуба.

Подходит к колдунье младшая сестра:

— А мне какая судьба, бабушка? Только всю правду скажи, не таи ничего.

— А твоя судьба вот какая, — ответила колдунья. — Пойдешь ты к морю, сядешь на берег и будешь ждать. Поднимется море, и выйдет на берег морской царь со своими двенадцатью сыновьями. Так вот, милая, судьба твоя — жить у этого морского царя. Море твоим домом станет, доченька. Все богатства морские твоими будут, да только не увидишь ты людей больше, одни мертвые будут в твой дом заходить. А с ними какой разговор?

Вздохнула младшая сестра:

— Ну что ж, раз судьба такая, что делать? От судьбы ведь не скроешься. Пусть будет, что будет.

Той же ночью приходит опять во сне к сестрам тот же старичок:

— Ну что, узнали о судьбе своей?

— Узнали, да только не хотим мы судьбы такой, — говорят старшая и средняя сестры. — Не пойдем мы на место указанное.

— Зря перечите, доченьки. Всю правду сказала старая колдунья.

Молчала младшая дочь, не встревала в разговор старика и своих сестер. Только в самом конце спросила:

— Скажи, дедушка, а когда это предсказание исполнится?

— Да вот, — отвечает тот, — под самый исход месяца придется тебе на берег морской идти, и будет с тобой все, что колдунья предсказала.

Пришло время сестрам идти: старшей — в пещеру, средней — в лес, а младшей — на берег моря.

— Не пойду! — кричит старшая сестра. — Лучше удавиться, чем в пещеру идти.

— И я не пойду! — кричит средняя сестра. — Лучше в реке утопиться, чем стать женой лесного человека.

А младшая ничего не сказала, только собрала потихонечку вещички в узелок да на берег моря отправилась.

Пришла цыганочка на берег моря, села на камушек и ждет. Ровно в полночь расступилось море, и вышел морской царь, седой да лохматый:

— Ну что, пришла, доченька?

— Пришла, батюшка.

— Спасибо тебе, милая, что не испугалась, что с судьбой своей спорить не стала. В награду за это я исполню любое твое желание. Придет время, и ты загадаешь его. Не бойся, доченька, не в жены тебя беру — беру в дочери. Ведь у меня есть двенадцать сыновей, а дочери нет ни одной. Уж мы о тебе будем заботиться.

Расступились волны морские и приняли морского царя вместе с цыганкой.

Живет девушка год у морского царя, живет другой. Тот на нее не нарадуется, чуть на руках ее не носит. И братья ее новые — сыновья морского царя — привязались к цыганке всей душой. Хорошо ей в морском царстве живется, да только одна дума ее тревожит: хочется цыганке сестер своих повидать. Говорит она морскому царю:

— Помнишь, батюшка, обещал ты одно мое желание исполнить, какое бы я ни загадала.

— Говори, доченька, все сделаю, что бы ты ни попросила.

— Хочу я хоть одним глазком на сестер своих посмотреть.

Нахмурился морской царь, опечалился:

— Эх, милая, не жалко мне тебя к сестрам отпустить, боюсь я только, что не принесет тебе эта встреча радости.

А цыганка не отстает:

— Отпусти, батюшка, какая бы правда ни была, она все равно правда!

Взмахнул рукой морской царь и приказал!

— Сыновья мои, проводите ее к сестрам, пусть глянет на то, как живут они.

Взяли братья свою сестру под руки и вынесли ее на берег. Подходят они к цыганскому табору. Видит цыганочка: у шатров две женщины с молодыми цыганами разговаривают, да только цыгане к ним подойти боятся. Стоят эти женщины в чем мать родила, волосы длинные, распущенные, до самых пят спускаются, а сами они красивые — глаз не отведешь. Не выдержали молодые цыгане — подошли к этим женщинам поближе. Как схватили их женщины и давай щекотать. До смерти защекотали. Узнала цыганочка сестер своих и заплакала. А те увидели ее и к ней подбежали:

— Ты прости нас, сестра, что мы перепугали тебя. Не послушались мы колдуньи, за это и наказаны.

— Меня, — говорит старшая сестра, — пещерный колдун сделал речной русалкою за то, что я не стала его женой.

— А меня, — говорит средняя сестра, — лесной человек не пощадил, сделал лесной русалкой. И нет нам с тех пор покоя.

Погоревали сестры и разошлись в разные стороны, каждая к своей судьбе.

[18]

Кочевали два табора по свету: один табор был богатый, а другой — бедный. И полюбил мальчик из бедного табора девочку из богатого табора. И она любила его больше жизни. Вот и решили они пожениться. Заслал паренек сватов в богатую семью. Все как по чести, как полагается у цыган, с дрэвцами [Дрэвца — у цыган символ сватовского обряда — березовая ветка, украшенная цветами и денежными купюрами.] пришли сваты в шатер богача. Да только не пустил он их на порог, а дрэвца поломал и выбросил.

— Я для своей дочери хорошего жениха найду, чтобы был он из богатого рода, а таких женихов, как ваш, мне и даром не надо.

Девушка в ногах у отца валялась, все просила пощадить ее, не разлучать с любимым человеком, да не послушал отец, а пуще того рассвирепел, схватил кнут и исхлестал дочь до полусмерти.

— До тех пор бить буду, пока все мысли об этом цыгане из тебя не выбью! — пригрозил он.

Стали девушка с парнем тайком встречаться. Что же делать? И решили они бежать. А как решили, так и сделали.

В одну из темных ночей прокрался парень в богатый табор, украл тройку лучших коней, запряг их, схватил невесту, хлестнул коней кнутом, и только пыль взвилась. Ускакали они. Не смогли их догнать цыгане. Лютую злобу затаил отец. Имени дочери слышать не хотел. Так и не примирился с зятем и не пустил его в свой табор, когда пришли они с повинной.

Пришлось им в одиночку кочевать. А что такое кочевать в одиночку, без табора? Дело это гиблое. Когда все вместе, глядишь, и легче прожить, глядишь, и поможет кто, а одним, да еще беднякам, совсем худо. Один день густо, а другой — пусто! А дело к осени, было, холодать стало. Пристроились цыган с цыганкой в деревне. Сняли бедняцкую хату. Денег ни гроша, а жить на что–то надо, Вот и решил цыган верст за двадцать от дома отъехать да счастья попытать. Жену дома оставил, а сам отправился в путь.

Едет он, едет, горькую думу думает: «Как же мы дальше жить будем? Ничего–то у нас нет, ни денег, ни шатра, последняя лошадь еле дышит, да и цыгане к себе не пускают». И вдруг видит он: на лужайке лошади пасутся, а рядом никого нет. «Дай, — думает, — счастья попытаю да лошадку заберу, глядишь, поменяю потом с барышом! На зиму денег хватит».

Сказано — сделано. Стал он подкрадываться к лошадям, и только хотел схватить самого красивого коня, откуда ни возьмись, пастух с ружьем. Пальнул пастух в цыгана и наповал убил его.

Как узнала цыганка, что мужа ее убили, едва жизни не лишилась от горя. Похоронила она его, отрезала свои косы и в гроб к нему положила, а сама и говорит:

— Не печалься, родной ты мой, скоро я к тебе приду!

Каждый день ходила она на могилу мужа, плакала, причитала. Однако не век горе мыкать, и в один прекрасный день перестала она ходить на кладбище.

В тот же день собралась цыганка ложиться спать в своей нищенской избенке. Взглянула она в окно и видит: тень по двору движется, а потом шаги в сенях. Открывается дверь, и на пороге ее муж появляется, такой же молодой и красивый, как прежде. Затопил он печку, самовар поставил. Попили они чаю и спать ложится. А наутро просыпается она — снова нет его! С той поры так и повелось: ровно без пяти двенадцать приходил к ней ее муж, а она уже ждала его. Самовар кипел, печка топилась, как обычно.