Выбери любимый жанр

Транспортный вариант - Словин Леонид Семенович - Страница 41


Изменить размер шрифта:

41

Так повелось…

Они е удовольствием пили красноватый ароматный, чай.

— Родителей у нас нет…

— Это сестра матери…

— Вы шли переходным мостом? — поинтересовался Денисов.

— С электрички? Зачем? Через пути… Короче! — — Там стоял рефрижераторный поезд.

— Мы под вагоном…

Денисов отставил стакан. Он не сделал и глотка.

Чаинки тяжело устилали дно. Чай чуть остыл и был совсем хорош.

— Когда поднимаешься от путей, там наверху ремонтируется здание…

Заметили? — спросил он.

— Я видел, — Николай приоткрыл едва заметный коричневатый след на верхних зубах.

— А машину видели?

— Видели…

Близнецы взглянули друг на друга, засмеялись.

— О чем вы? — спросил Денисов.

— Да так…

Второй объяснил:

— Отчим наш любил пошутить. Однажды в гостях у старых друзей незаметно сложил маме в сумку все столовое серебро… — Они снова заулыбались. — А через неделю пригласил их к нам и сказал, чтобы мама подала к столу их ложки…

— Столько хохоту было, — поддержал брат.

— Не понял… — признался Денисов. — Какая связь?

— Очень просто! Машина эта прошла мимо нас. Открылась дверца, и она осветилась…

— Слушаю.

— На мужчине была маска. Знаете, продают в «Детском мире»? Очки, нос и усы… Мы и обратили внимание!

— Что-нибудь еще?

— На заднем сиденье что-то лежало. В чехле. Складная удочка или спиннинг…

«Охотничий карабин? — подумал Денисов, когда двойняшки ушли. — Пожалуй, по длине может соответствовать спиннингу».

Денисов сидел рядом с шофером, смотрел перед собой. В растянувшихся сумерках, обходя лужи, полные талого снега, спешили люди. Из-под колес идущих впереди машин струями била вода.

— Теперь махнем бывшей Большой Никитской… — обращаясь вроде к самому себе, сказал шофер.

Он отлично знал старую Москву, и Денисов любил с ним ездить.

— Раньше тут Никитский женский монастырь стоял, а неподалеку здесь

Шведский тупик, Бывшее Шведское подворье. Там послы жили.

Его разговор не мешал Денисову анализировать поведение Шерпа.

«Расставшись с адвокатурой, — думал Денисов, — он не мог смириться с новым положением. Стал суетлив, растерян, склонен к плаксивости. К этому, как выразился профессор Баранов, добавился трудный возраст…»

Иногда сквозь рой мыслей до Денисова доносилось монотонное:

— Гнездниковские переулк-и я раньше хорошо знал.

И Большой и Малый. Тут «гнездники» жили — мастера по дверным петлям. А мы голубей здесь гоняли…

«…Ему — человеку, начавшему с нуля, такая клиентка, как Белогорлова, была кстати — диковатая, с собственной, неустроенностью, полностью закрытая для коллег и близких. Кроме того, ей должно было казаться, что адвокат в состоянии отвести любую беду».

Денисов, закрыл глаза, но дремать было уже некогда.

— Сейчас Большими Грузинами проедем, — беззаботно продолжал шофер. —

Раньше говорили: Грузинский Камер-Коллежский вал. Шестнадцать застав тогда было вокруг города…

— Здесь, — сказал Денисов рядом со стандартным пятиэтажным домом, стоявшим в окружении таких же непримечательных зданий.

Дверь открыла сестра Белогорловой. Денисов не узнал ее: домашнее, с короткими рукавами платье делало Гладилину круглее, женственнее.

— Вы? — Она не удивилась, показала рукой: — Входите. Правда, ремонт у нас.

В прихожей не было ничего примечательного, кроме покрытого лаком блестящего, чуть розоватого паркета.

Сбоку, у двери в комнату, стоял пятилетний сын Гладилиных, рыжеватый, со скучным лицом.

— Здравствуйте, — сказал он заученно.

— Лак просох? — поинтересовался у него Денисов.

— Просох, — мальчик покраснел: был рад, что его заметили.

Денисов сбросил туфли, в носках прошел в комнату.

Там было еще больше розоватого блестящего паркета и совсем немного мебели, придвинутой к стенам.

Через минуту Гладилина внесла ему стоптанные кеды, поставила на пол.

— В бедном, зато не в краденом, — сказала она, — наденьте.

Она что-то сказала сыну — он оказался дисциплинированным: молча ушел в другую комнату, плотно прикрыл за собой дверь.

Гладилина еще принесла табурет Денисову и скамеечку себе, села, провела рукой по карманам. Денисов почувствовал, как ей хочется закурить в преддверии тревожного разговора. Но, видимо, в комнатах не курили.

— Я буду говорить об адвокате, — предупредил Денисов.

Гладилина не ответила, снова дотронулась до кармана с сигаретами.

Голубоватые буковки бежали у нее по кисти.

— Эта татуировка… — спросил Денисов. — Наверное, с той поры?

Она опустила руку:

— Так, по глупости.

— Вас привлекали к уголовной ответственности?

Она понизила голос:

— Да. Но судимость снята.

— Расскажите.

— Угон машины. Собственно, какой угон? Семья наша помешана на машинах, на скоростях. Отец, брат.

Теперь Леонида… Я — тоже. Девчонки попросили: «Прокати!» Хозяина не было… — она махнула рукой. — Если б не авария, ничего бы не было!

— А так?

— Суд. Да еще показательный. В клубе «Красный транспортник». Позору сколько!

— Вы тогда уже работали на дороге?

— Рабочей. Поэтому больше стыдом и отделалась.

Из дистанции пути характеристики пришли хорошие.

Одни благодарности да грамоты.

— Защитником вашим был…

— Игорь Николаевич, — Гладилина посмотрела на плотно закрытую дверь второй комнаты. — Я тогда с ним и познакомилась.

— Обращались к нему после этого?

— Как сказать? — она пожала плечами. — Консультацию иногда получить, совет. Он был человеком честным, совестливым, — она вздохнула. — Не повезло ему.

— Вы звонили ему или приходили в консультацию? — спросил Денисов.

— Приходилось по-разному. Но чаще звонила.

— Как часто?

— Иногда и год, и полгода проходили, а иной раз на неделе пару раз позвонишь. Но старалась не докучать.

— Пора было задавать вопросы, из-за которых он, собственно, приехал.

— Игорь Николаевич давно знаком с вашей сестрой? — спросил он.

Гладилина ждала вопроса, но он все равно прозвучал неожиданно, взломав сразу наметившийся между ними хрупкий ледок согласия. Теперь Гладилина старалась как следует обдумать свои слова, перед тем как ответить.

— В нашей семье Игоря Николаевича все знали.

Однажды ему потребовалась какая-то книга. Он знал, что Леонида работает в библиотеке.

— Он вам позвонил?

— Да. И Леонида отвезла книгу.

— Когда это было?

— После Нового года.

— Вы знали, что они продолжали встречаться?

— Знала. Вернее, догадывалась. Но какое это имеет отношение? Дернули поезд, сестра шла… — она снова вздохнула.

— Дело вот в чем, — сказал Денисов. — В вашу сестру стреляли. — Он всмотрелся в красноватое, казалось, навсегда обветренное на путях лицо

Гладилиной, но ничего не смог в нем прочитать. — Поэтому она рискнула пробежать под двинувшимися вагонами. —

— Господи! — Гладилина сжала руками голову. — Почему все на одного? Всю жизнь этот человек старается, бьется, и все на него! Почему?

— Вы о сестре?

— Конечно! — Денисов услышал знакомую формулу: — Такая красивая, такая умная. И тонула и болел-а.

Мать уже не раз ее хоронила: врачи отказывались… И на соревнованиях разбивалась. Во всем не везло. Сама себя сделала — и работала и училась…

— глаза Гладилиной заблестели. — Мужа потеряла.

— По-моему, она его оставила!

— Ничего вы не знаете! Он виноват! И Леонида надеялась на него, потому не разводилась. Они ведь один без другого не могут!

— Адвокат ездил их мирить?

— Там другое дело… Игорь Николаевич взялся помочь! — Гладилина говорила уже во весь голос. Дверь во вторую комнату несколько раз робко дернулась, но так и не открылась. — Я тоже интересовалась. Она мне все:

«Потом, потом, а то будешь переживать!» А теперь умирает да еще оболгана!

Управляемая на расстоянии дверь щелкнула, пропуская к лифту.

В вестибюле и на лестницах никого не было. На эту пустоту и гулкость

41
Перейти на страницу:
Мир литературы