Выбери любимый жанр

Точку поставит пуля - Словин Леонид Семенович - Страница 22


Изменить размер шрифта:

22

— Вам директора? — спросила от пола.

— Хочу с ним поговорить. Я начальник розыска.

Девица разогнулась. В узком проходе они почти касались друг друга.

— Он занят.

— Я, между прочим, тоже.

Он с ходу открыл дверь. Лысоватый насупленный человек за столом листал бумаги. Взглянул недовольно. Игумнов, не ожидая приглашения, придвинул кресло. Представился. Начал резко:

— Я по поводу людей, которые интересовались у вас платками. Дело это серьезное!

Он почувствовал, что попал в точку.

— Вы их давно знаете?

— Мы вообще незнакомы… — Директор держал себя уверенно.

— Почему они обратились к вам?

Ответ прозвучал неожиданный:

— Я не могу обсуждать этот вопрос… Меня предупредили.

Игумнов узнал высокий слог инструктажа смежной службы: у кагэбэшников даже для вокзального ресторана существовала совершенно особая государственная тайна.

Директор был не первый, кто пытался играть на взаимоотношениях обоих ведомств.

— Если мы не найдем общий язык, я попрошу вас официально…

Разговор с уголовным розыском оказался тяжелее, чем с чекистами.

— Со мной разговаривал один человек… Я слышал его впервые.

— О каком товаре шла речь?

— Импортные платки.

— Он наверняка вам представился! Кто он или откуда, или кто вас рекомендовал…

— Верно! — Директор вспомнил: — Он сказал, что он из Андижана…

«Снова Центральная Азия!..»

— Вы его видели?

— Он гак и не пришел.

— Кому вы сообщили о звонке?

— Вот телефон… — директор ткнул в календарь.

Мизантропическое настроение, в котором он находился до прихода Игумнова, его быстро покинуло; теперь он был заинтересован в том, чтобы его жизнь на вокзале была такой же, как до этого визита.

Игумнов заглянул:

«Учреждение № 1, Управление КГБ на транспорте… Понятно…»

— Мне сказали, чтобы в подобных случаях я звонил им. Другое дело — работа ресторана: заказы, обеды… Тут — милиция!

— Обеды меня не интересуют…

— И напрасно! — Директор понял, что переборщил. — Я пригласил отличного повара. Такие печеночные паштеты!..

Игумнов поднялся. Дальнейший разговор с директором был беспредметен, а о паштетах Игумнов кое-что знал.

— В них добавляют сердце… — К нему поступала информация. — Сердце много дешевле печенки. Две смены назад купили полтонны сердца на мясокомбинате. За наличные. Так что…

Директор так и отпал.

— Ничего об этом не слышал!

— Неважно.

— Вы уже уходите?

Директор проводил Игумнова в коридор. При их появлении «штрафники»-работяги, как один, поднялись.

— Вы действительно не хотите у нас пообедать? — пропел директор. — Но, может, поужинаете?

— В другой раз…

«Штрафники» заулыбались.

«Голубоглазый и его напарник шли к старому директору… Вокзальный авторитет перехватил их, объяснил: что к чему…»

Носильщик работал на обе стороны, но, к чести авторитета, на милицию — без желания и только по необходимости.

«Лишнего не скажет!»

Но с этим уже ничего нельзя было поделать.

В таксомоторном парке трубку сняла молодая женщина, очевидно, диспетчер:

— Машина утром выезжала на час. К Ярославскому вокзалу, — она изъяснялась четко, по-командирски. — С тех пор стоит в гараже.

— Сегодня будет еще на линии?

— Она выедет вечером.

— С тем же водителем?

— Он один работает! У него нет сменщика…

— А фамилия?

— Карпухин…

— Карпухин Константин Иванович?

— Да. По-моему, вы уже звонили. Интересовались.

— Не уверен.

— Я вам ответила: «Сегодня он работает в ночь». Я все помню! Вы еще спросили: «Как он работал вчера?»

— А что вы мне сказали?

— «Вчера он работал в вечер!» Так?

— Да. Спасибо…

Игумнов положил трубку.

— Это тот самый Карпухин, которого мы сегодня тормозили на скоростняке…

Зам, к которому он обращался, промолчал.

«Таксопарк. Импортные платки. Сожженная рэкетирами в Туле иномарка… Нам-то? Вокзальным разыскникам! Больше всех нужно?»

— А звонил диспетчеру Голубоглазый! Номер телефона был записан на его спичечном коробке!.. Занятная цепочка! Не замечаешь?

Цуканов вздохнул.

— Карпухин — таксист, личный водитель Хабиби, оптовика, поставщика импортных платков. В прошлом возил вора в законе — Афанасия.

— Так…

— А Голубоглазый и его партнер ищут эти платки. Накануне они где-то достали, но контора отобрала…

Цуканов расстегнул пуговицу на пиджаке — уродливо спускавшийся книзу живот напоминал боксерскую грушу.

— Звонил я в Управление БХСС. Вчера они никого не прихватывали с импортными платками и ни на кого не наезжали!

3.

— Вы секретарь парткома фабрики? — еще от двери спросил Качан.

— А ты не знал? — Высокий, крупный мужчина за столом поднял голову. — Входишь в партком и думаешь — сразу на склад попал!

Секретарь парткома хмуро взглянул на Качана, перевел взгляд на младшего инспектора, державшегося позади. Карпец ответил обычной обманчиво-приветливой, чуть заискивающей улыбкой. Менты представились:

— Качан, старший оперуполномоченный.

— Старшина Карпец, младший инспектор.

Оба не произвели впечатления.

«Если за обрезками кожи — ничего не дам! Завскладом нашли! Пусть побегают! Эка невидаль — „милиция“!»

Пока секретарь что-то еще продолжал писать за письменным столом, Качан осмотрелся. Кабинет был просторный. В углу, рядом, высился тяжелый сейф. Прямо перед письменным — еще стол, приставной, покрытый зеленым сукном.

За стеной стучали станки.

Секретарь закончил наконец предложение, отложил ручку.

«Мелочь! Шелупонь милицейская… А тоже туда!»

Когда из проходной позвонили о том, что к нему двое из милиции, он сразу отказался их принять.

«Как чувствовал!»

— Они говорят: «На две минуты делов!» — крикнул вахтер в трубку.

День был муторный. Райком потребовал цифры по учебе молодых коммунистов. Отдельно по слушателям, по пропагандистам, отдельно по рабочим, по инженерно-техническому персоналу…

Пока менты шли от проходной, он уже не мог сосредоточиться.

«Любой мент чувствует себя важной персоной от того, что на штанах у него кант! — Мысль эта не покидала. — Что-нибудь понадобится — и пожалуйста! Без звонка, без разрешения! Прямо к освобожденному секретарю…»

Он вперился в Качана.

— Ну! Слушаю! Две минуты, как просили… Лишним временем не располагаю.

Старший опер, похожий на студента, в очках, достал из кейса бумагу.

— Мы должны произвести тут обыск.

Беспардонность ментов не знала границ!

— Что-о?

Карпец, стоявший поодаль, на всякий случай улыбнулся. Обманно. Заискивающе, суетливо.

— Вот постановление.

— Даты!..

Он выхватил у Качана бумажонку, не глядя бросил в корзинку.

— А теперь вон отсюда! Разговор окончен! Вы в парткоме! Разговариваете с членом райкома! — Он знал, что делать. — Николаич, ты? — Услышав знакомый голос, отошел сердцем. — Тут два чудака… Чтобы не сказать хуже… Вокзальная милиция Картузова… Хотят — ты слышал такое! — произвести обыск в парткоме! — Он засмеялся. — Анекдот!

Телефон работал хорошо. Было слышно, как на том конце провода спросили:

— А санкция прокурора есть? На постановлении?

— Я, право, и не смотрел… Я думаю: «Если что — из райкома бы позвонили!» Я весь день на месте!

— А ты посмотри!

— Сейчас… — Секретарь нагнулся, достал из корзинки для бумаг мятый листок. — Вот оно — передо мной… — Он расправил бумагу. — Так… «Постановление на обыск»…

— В левом углу! Должно быть написано: «Обыск санкционирую. Прокурор…» Подпись и печать.

— Есть! «Московский транспортный прокурор!..»

— Тогда ничего не поделаешь! — был ответ.

Секретарь бросил трубку.

— Что искать-то будете? Все перед вами!

Кроме сейфа, стульев, письменного стола и второго — приставного, — в парткоме ничего больше не было. Вдоль стен висели в рамочках портреты членов Политбюро, графики соцсоревнований, агитация — «XXVII съезду партии — достойную встречу»…

22
Перейти на страницу:
Мир литературы