Звери у двери. Часть 2 (СИ) - Махавкин Анатолий - Страница 4

Не в силах смотреть на этот фарс, я вышел наружу и отправился к нашей сладкой парочке. Чем хороша Марина, так это тем, что никогда не откалывает подобных стервозных номеров. Если не хочет тебя видеть – так и скажет.

Вот так обычно и говорит.

Пашка с Натахой стояли на обрыве и смотрели вниз. Там, на середине склона, росла мощная ива, чей ствол нависал над водой подобно необычному мостику. Можно влезть на дерево и наблюдать за медленно скользящим потоком. Можно прыгнуть в реку под укоряющий визг девчонок. Можно…

– Гляди-ка, берег ещё больше подмыло, – пробормотал Паша и сделал вид, будто пытается спихнуть Нату вниз.

– Ай, дурак! – девушка пнула его под зад, и парень сбежал вниз, расставив руки, словно крошечный рыжий самолёт. – Осторожнее, балбес!

– Ещё немного, и дерево упадёт, – зачарованно глядя на бурый поток, прошептал я, – что-то тогда закончится…

– Всё в порядке? – спросила Натаха и повернула мою голову к себе. – Ты мне совсем не нравишься последнее время. Идиотских мыслей больше нет?

– Нет, – грустно ответил я, – только идиотские стихи.

– Читай, – приказала Наташа. – Давай-давай.

Я пожал плечами:

– Ага, значит, меня спихнула вниз, а сама тут стишочки слушает, – пропыхтел Паша, выкарабкиваясь наружу. Его нос оказался измазан жёлтой глиной, – подлая изменщица!

Наташка нацелила на него палец с длинным ногтем, окрашенным в чёрный цвет:

– А почему ты мне не сочиняешь стихов? Бесчувственная скотина!

– Да, я такой! – гордо сказал Пашка и выпятил грудь. – Во-первых, не умею, а во-вторых, ну подумай: я же – счастливый человек, зачем мне писать стихи? А вот это, – он указал на меня, – несчастный влюблённый, ему так положено.

– Нет, ну точно – скотина бесчувственная! – девушка подошла ко мне и обняла. – Вот уйду к нему, будешь знать! А он мне будет стихи писать.

Пашка не выглядел смущённым или растерянным. Он потёр нос и внимательно изучил грязные пальцы. Потом ткнул пальцем вниз.

– Я там одну штуку странную нашёл. Похоже, водой вымыло. Тяжеленная фиговина, сам даже поднять не смог. Пошли, помо…

Затарахтело, и мы оглянулись. Из лесочка вылетел красный скутер о двух головах и в клубах пыли, затормозил рядом с девяткой. Илья сумел уговорить Ольгу выбраться наружу, и теперь девушка строго выговаривала Витьку, снимающему шлем. Его пассажирка, не став дожидаться окончания гневной тирады, успела чмокнуть Илью в щёку и теперь, пританцовывая, мчалась к нам. Эдакий чертёнок с блестящими глазами и румянцем на высоких скулах. Если бы не любил Маришку, наверное, влюбился бы в её сестру.

Угу-угу, хмыкнул внутренний голос, хрен редьки не слаще! Пополнил бы когорту поклонников, не имеющих доступа к телу.

Галя дотанцевала до нашей группы и начала раздавать поцелуи, не особо жмотясь при этом. Свои блестящие глазки она почему-то прятала, словно нашкодивший котёнок. К чему бы это? К дождю, ехидно отозвался внутренний голос.

– Я тебе вчера сообщение скинула, – известила девушка, и кончик её курносика порозовел, – читал?

– Я почту не проверял, – ещё интереснее, какого хрена вообще происходит?

– Ну и ладно.

– Всё ещё не определилась, ветреница? – Наталья не одобряла Галькину эскападу, шпыняя при всякой встрече. – Допрыгаешься, стрекоза!

– Уже допрыгалась, – сообщил подошедший Витёк и громко зевнул, – сегодня, в полчетвёртого, ко мне домой. Пряталась от каких-то козлов.

– В «Максиме» познакомились, – ничуть не смущаясь, пояснила героиня обсуждения, – обещались домой отвезти, ну и, в общем, обещания не сдержали. Пришлось очень быстро сваливать в первое попавшееся место.

– Этим местом оказалась моя квартира. Думаю, папик будет завтра шкуру снимать. Опять двухчасовое вливание про пораужевзятьсязаум.

– Знакомо. Знакомо.

Подошёл Илья, едва ли не силой буксируя Ольгу, источающую галлоны лимонного сока. По крайней мере, физиономия у девушки была такая, словно она объелась кислятины. Илюхины глаза в этот момент напоминали такие же, но у больного пса. Последнее время частенько вижу похожие. В зеркале.

– Ну что, по пивку? – жизнерадостно предложил Паша, и получил от Натахи локтем в бок. – О-ох, дык я же про вас беспокоюсь! Наташа, как ты могла подумать? Я же ни-ни, до вечера.

– Очень на это надеюсь, – в голосе его подруги лязгнул металл, – и попробуй мне вечером перебрать! Заставлю курсовик с утра делать. Мой.

– Может, всё-таки дождёмся виновницу торжества? – предложил я. – Вроде как день рождения готовились отмечать.

– А давайте будем пока начинать без неё, – как-то уж совсем бодро предложила Галя, и уши у неё стали пунцовыми, – пока то да сё…

Все умолкли и повернулись к ней. Теперь девушка стала красной с ног до головы. Это, конечно, придавало ей определённый шарм, но мне сейчас было не до того.

Витёк стряхнул со лба соломенную прядь и негромко сказал:

– А ну, колись, ночная гостья. Это имеет какое-то отношение к твоему утреннему разговору? О чём ты там трепалась с сестрой, и почему её телефон молчит?

– Ну и чего вы на меня уставились? Я-то тут при чём? Позвонила, сказала, дескать, к речке они не придут, попросила извиниться, ждёт всех вечером. Всё.

– Твою мать, – сказал я и сел на краю обрыва. Ощущение было такое, словно врезали по пузу. Понятно, чем она сейчас занимается. – Надо было взять водки.

– Я взял, – буркнул Витёк и сел рядом, – как жопой чуял. Позвонила вчера, извинилась. Ещё думал: какого хрена?

– Тебе тоже? – спросил я. – Понятно. Тяни водку сюда.

Витя встал и вдруг его нога поехала на жёлтом потёке глины. Не удержавшись, товарищ едва не кубарем съехал вниз.

– Вот чёрт! – выдохнул Илья над моей головой, и мы бросились на помощь.

Витёк стоял на четвереньках около самого берега и громко матерился. Его джинсы оказались грязны чуть менее, чем полностью, а вся левая половина лица измазана жёлтым. Хоть сейчас на съёмки «Храброго сердца 2». Однако при этом, судя по всему, он не получил ни единого ушиба.

– Улыбочку! – попросил Паша и несколько раз щёлкнул неудачника телефоном. – Прелестно, прелестно!

– Говнюк ты, Паша, – Витька сплюнул глиной и наклонился над рекой. – Красавец, мля…

– А, кстати, – Пашка повертел головой, – где эта хрень… Ага, вот. Помогите вытащить, а то тяжёлая, зараза.

Тяжёлая зараза оказалась чем-то вроде прямоугольного ящика, обросшего каменным панцирем. Весила эта ерунда килограммов сто, не меньше. И ни единой ручки. В общем-то каменную хрень можно было запросто принять за обычный булыжник, если бы не пара нюансов. Во-первых, форма – идеальный параллелепипед, без малейшего изъяна. Ну и, главное, у штуковины имелась совершенно чёткая разделительная щель, поэтому ларчик был обязан открываться.