Бремя Власти - Кузмичев Иван Иванович - Страница 26

Наши полки меняют друг друга все чаще и чаще, в тылу скопилось свыше пяти тысяч раненных, еще немного и даже их придется ставить в строй, по крайней мере тех кто еще способен двигаться.

Черт! В этот раз враг оказался слишком силен, придется отступать… но пока об этом ни слова, поглядим как ситуация сложится дальше, не железные же они в самом то деле.

— Яшка, сучий потрох, левее возьми! Лево, я сказал! Ирод!! Я тебя в дуло засуну и вместе с кубышкой выстрелю, если ты еще раз такое устроишь! — луженная глотка Ильи Паномарева, майор от артиллерии, была знакома едва ли не каждому в штабе, за эти четыре дня его ор сопутствовал каждому залпу батареи. Чаще всего перепадало наводчикам, не до конца выставившим угол наклона.

Вот и сейчас, когда у основания холма идет жаркая сеча, у нас на лицах мелькнула тень улыбки — все же ругань ох как помогает расслабиться, сбросить напряжение.

Что там ответил провинившийся я не слышал — далеко, но уже через несколько секунд поредевшая батарея громыхнула, снаряды полетели с большим перелетом за линию сражающихся. Туда где как будто незаметно двигалась конница…

Кубышки упали кучно, но задели кавалерию лишь отчасти.

Внизу все чаще падают русские солдаты, то и дело разгораются жаркие штыковые бои, слышится треск выстрелов и взрывы ручных гранат. Да только мало этого, мало, прут вражины, будто косолапый, что за медом лезет. И помощи ждать неоткуда, хоть и меняем батальоны, даем отдых, но тают роты как льдинки в июльский полдень.

— Бей нехристей!! Ура, братцы!

Молодой безусый капрал кричал во всю мощь, да так что выплеснул в этом порыве чуточку больше дозволенного, расплескал вокруг себя Силу да Ярость, и тут же захлебнулся в кровавом кашле.

В грудину попала тяжелая мушкетная пуля, разворотив огромную дыру с кулак величиной.

Но свое дело командир сделал, воины с удвоенной силой били прущих врагов. Только слишком много их, убиваешь одного, а ему на смену трое лезет: таких же грязных, потных и вонючих, но дюже охочих до русской крови.

Внезапно левое крыло дрогнуло и … подалось назад!

— Скотство! Два батальона с центра перекиньте — москвичей и новгородцев, — сразу командую. Рене кивает и вестовой летит пуще стрелы.

Строй просел, и вот-вот должен был распасться, но подошедшее подкрепление выправило положение, но чует мое сердце — это ненадолго.

Уже закончился уксус для охлаждения и артиллерия мигом просела в своей эффективности, чем незамедлительно воспользовался противник, концентрируя на краях все больше и больше полков. И ведь там свободного места уже нет, а они все прут и прут!

Положение пока спасали кидаемые на самые опасные участки мортирщики-витязи, забрасывающие минами наиболее скученные отряды врага. Но и их запасы не вечны, вон Прохор то и дело получает доклады о числе и судя по хмурому челу сведения не обнадеживающие.

Центр обороны трещал, еще немного без свежих подкреплений и полки не смогут отбиться, их просто завалят трупами, а по телам пройдут грязные, вонючие европейцы.

— Калмыков надо пустить, иначе не сдюжим, — заметил фельдмаршал и сам же отдал приказ, после моего молчаливого согласия.

Что ж, степняки Ору-хана могут и правда помочь, жаль только мало их в резерве, меньше пятисот. Основные то силы вместе с драгунами Меншикова от вражеской кавалерии за оврагов отбивается.

Приказ отдан, неказистые воины, на невысоких, но крепких лошадках, услышав зычные команды своих вождей попрыгали в седла и тут же припустили толпой в сторону центра, огибая холм слева.

— Рене, твоим нужно напрячься, в случае неудачи Ору-хана им придется туго.

— Костьми ляжем, но не отступим! — заверил меня генерал.

Вот только веры в несокрушимость нет. Чувствую — все решится в ближайшие часы: или мы или они, третьего не дано.

Неожиданно из-за оврага появилась конница. Видны только силуэты. Несколько полков точно!

'Это конец', - понял я, а вместе со мной и все генералы.

Правое крыло не сможет отбить эти тысячи…

— Неужто наши?! — воскликнул удивленный фельдмаршал.

'Умом повредился или глаза совсем плохи у старика стали'.

Вот только мой пессимизм разрушила сюрреалистичная картина мощного удара 'вражеского подкрепления' в спины своим же.

Что?! И только тут понимаю — мундиры у кавалеристов сплошь зеленые — в наши, русские!!

Правда знамена то не из тех, что были на момент начала сражения, выходит успел Федор? Неужели на крыльях летел? От радостного возбуждения и спасительного глотка в виде полноценного кавалерийского корпуса в голове зашумело, словно от пары кружек доброй медовухи.

А драгуны, вперемешку с калмыками буквально перемалывали противника, нещадно рубя любого подвернувшегося под руку. Они быстро двигались навстречу к холму, 'союзнички' увидев несущихся зеленомундирных всадников, пытались бежать, но почти всегда падали наземь замертво. Наседающие на правое крыло вражеские полки, от которых остались лишь сплоченные отряды кинулись в рассыпную, ударились в безудержное поголовное бегство!

Жаль только кавалеристы, добивая остатки очередного отсеченного отряда, увлекшись, попытались ударить чуть левее, забыв о том, что сила конницы в ее единстве, один всадник в толпе ничего не сделает.

Часть драгун завязла в людском месиве. И на свою беду по большей части это оказались ряды черно-белых мундиров. Имперцы: озлобленные и униженные принялись орудовать своими мушкетами как копьями, сбрасывали потерявших подвижность кавалеристов с коней, кололи, глушили и резали.

Русская конница постепенно останавливались. Пробиваться дальше без поддержки пехоты, оставшейся позади — безумие. Это понимает командующий конной дивизией, светлейший князь Меньшиков, лично возглавивший атаку на противника.

Но порадоваться мы не успеваем. С холма видно как левое крыло разрезал клин кавалерии противника, той самой по которой вела огонь артиллерия! Наперерез врагу кинулись несколько отдыхающих потрепанных рот, в которых и полутора сотен бойцов то едва наберется. Да вот плевать русскому воину на свою малочисленность, за товарища своего он кинется на любого врага, ведь если ты бросишь в беде, завтра о тебе никто не вспомнит.

Порыв воинов подхватили остальные и в течение пяти минут вокруг полутысячи конных врагов образовался огненный мешок с двумя 'горлышками': прямиком в лес или обратно по головам своих же. Ведь русский строй не рассыпался как ждал противник, а преобразился — каждый полк следуя командам горнистов уплотнился и выстроился в неполное каре, защитив тем самым фронт и часть тыла.

Однако враги все пребывали и вот мешок уже готов был прорваться, когда неожиданно напор противника стал ослабевать, а через какие-то минуты вовсе исчез. Враги начали отступать!!

— Что они делают?! Им бы добивать нас надо, а не отступать, у нас и резерва не осталось… — удивился дурости противника Шереметьев, да и остальные стоящие тут же его поддержали.

Ну а я…

— Не знаю, князь, пока не знаю, — удивленный не меньше фельдмаршала смотрю за передвижениями разномастных войск.

— Да что там происходит?! — ни к кому не обращаясь, спрашиваю я.

В голове полный бедлам и непонимание…

А между тем со стороны лагеря противника раздались характерные взрывы заложенных мин, а еще через некоторое время в подзорную трубу все генералы увидели знакомые знамена.

— Вот чертяка! Молодец! Лично расцелую!!

Тех кого собирали с бору по сосенке, с миру по нитке, сейчас обрушились на растерянного, дезорганизованного противника, будто матерые волки, внезапно оказавшиеся в среди отары.

Над зелеными мундирами колышутся разноцветные полотна. Предстают лазоревые, брусничные, желтые знамена. Цвета самых разных полков: центральных, северных и даже зауральского.

— Полкам третьей и четвертой линий строиться в боевые колонны! Ударим с двух сторон, пока они не пришли в себя!