Смерть в рассрочку - Моспан Татьяна Викторовна - Страница 29
- Предыдущая
- 29/67
- Следующая
И начиналось.
Одна - мать одиночка с тремя детьми от разных мужей, ни один из которых возле неё не удержался. Подробностей про мужей у дамы никто не спрашивал, но она сама, преодолев стыдливость, охотно делилась наболевшим с родным коллективом, в надежде, что её не оставят без вспомоществования.
Другие - справками запаслись, где черным по белому... Эти тоже начинали слоняться по комнатам, задолго до предстоящей кампании и трясти своими бумажонками. Глаза горят. Только тронь их, только тронь, такую волну погонят, всех на чистую воду выведут! Кое-кто непрозрачно намекал на одному ему известные упущения и делал при этом значительное лицо.
Начальство морщилось, прикидывая, кого из этих горлопанов можно убрать с наименьшим риском для себя. Действительно, тронешь его, заразу, столько вони будет... Не оберешься потом.
Во времена, предшествовавшие сокращению, курилка, эдакий светский салон, пустела. Сотрудники косились друг на друга чертом, гадая, кого будут выкидывать. Они, хмурые, сидели за рабочими столами, маясь от безделья, и смотрели в окно.
Напротив института, на улице Дзержинского, возводился серый каменный дом: новое здание КГБ. В те времена эта контора называлась именно так, и никто тогда даже не предполагал, что учреждение будет переименовано. Да хрен с ним, с учреждением! Никто в страшном сне не предвидел, какие испытания и лишения ждут их, уважаемых членов общества. Новые демократические преобразования, радужные перспективы... А в ней, новой жизни, Борис Ефимович Мастинский, с которым иногда забывали поздороваться, до того незначительным человечком он был, станет пользоваться уважением, и некоторые министры почтут за честь с ним водиться... Да что вы, открестились бы сотрудники института, такого не будет никогда.
А пока коллектив отдела следил, с какой быстротой возводится этаж за этажом серого здания, и строил различные предположения.
Народец в отделе подобрался пестрый, но все сходились в одном: попадать под сокращение и покидать насиженное, привычное, нагретое задом место не хотелось никому.
Главную головную боль для начальства составляли блатные. С этими было тяжелее всего. Их в институте - большинство. Кадровик хватался за голову, бегая с выпученными глазами. Весь институт блатной, ну весь! Абсолютно некого сокращать.
Сотрудники роптали и ненавидели друг друга. Бывшие приятели становились чуть ли не врагами. Они подозрительно озирались по сторонам, ловя малейшие намеки в свой адрес. На некоторых накатывало трудолюбие. Эти назойливо лезли на глаза начальству, доказывая собственную незаменимость.
Мэнээсы начинали приходить вовремя на работу! Это было труднее всего. Если кому-то не везло, и человек все же задерживался, сотрудники радостно смотрели на несчастного, фиксируя каждую минуту.
Ага, голубчик! Уж тебя-то в первую очередь... Они готовы были мстить опаздавшему за бессонницу, которая мучила их по ночам, потому что боялись проспать.
Местный ловелас и всеобще признанный любимец женщин утратил светский лоск и вяло реагировал на дам. Он не мог работать в такой нервной обстановке! Еще немного, и придется обращаться к врачу по поводу сексуального растройства. Его творческая возвышенная натура плохо переносила подобные передряги.
Каждый боролся за свое место, как мог.
Самые мудрые и дальновидные тайком составляли списки, кто сколько раз ездил в колхоз на осеннюю уборку овощей, кто работал на стройке, кто - на овощной базе.
У Мастинского, когда он перешел во ВНИИ, сложилось впечатление, что основная часть работоспособных сотрудников трудилась именно там: на овощных базах, на стройках и на уборке урожая. Иногда начальники отделов неделями, а то и месяцами не видели своих сотрудников и забывали об их существовании. Когда те появлялись на службе, они ломали голову, не зная, чем их занять.
Пока продолжалась акция по сокращению, никто никуда не отпрашивался, ни у кого ничего не болело. Хроники, которые чуть что брали больничный, тоже ежедневно шлялись на работу, где от них уже успели отвыкнуть. Они добавляли беспокойства и вносили лишнюю нервозность.
Обстановка во ВНИИ была фронтовая. Сотрудники напоминали работников какого-нибудь завода "Калибр" времен сталинских репрессий.
Некоторые применяли другой способ, чтобы выжить. Забывали на время про модные тогда джинсы и пижонские свитера и натягивали на себя такое тряпье, что стыдно смотреть. В ход шли лежалые костюмы и траченные молью жилеты. У некоторых проявлялась патологическая страсть к нищенству. Потом, в нестабильное время перестройки и тяжелую годину реформ, они реализовали свои способности в полной мере.
Недалеко от ВНИИ, в соседнем переулке, находился католический костел.
Одна дама возмущенно рассказывала:
- Нет, я больше не буду вместе с ним (имелся в виду сотрудник, над которым нависла реальная угроза сокращения) с работы возвращаться. Вчера проходим мимо костела, посмотрела, нищие пристойнее одеты, чем наш Петр Иванович. Честное слово, ему скоро подавать начнут.
- И вам за компанию, - подколола её другая дама.
В ход шло все, что могло разжалобить закостеневшие сердца руководителей.
Однажды в момент очередной реорганизации прошел слушок, что НИИ собираются перевести в один из спальных районов Москвы. Что тут началось!
- Я привыкла все в сороковом магазине покупать. Здесь колбаса совсем другого качества! - громко возмущалась пожилая сотрудница.
Место расположения института - центр Москвы, до метро Дзержинская рукой подать - устраивало всех.
Беда сплотила ряды научных работников. Сразу вспомнили, что директор имеет ход в Верховный Совет. Видно, действительно имел, потому что контору не тронули. Или слух оказался ошибочным.
Мастинского это не волновало. Компании по сокращению он тоже переживал спокойно.
- Вам и тревожиться нечего, - подковырнули его.
- Почему? - искренне удивился он.
- Потому! Кто у нас ходит на все субботники, безропотно ездит на картошку в самую мерзкую погоду, не отказывается работать на стройке, ссылаясь на хилое здоровье, и так далее?.. Если вас сократят, все это придется делать другим.
Мастинский пожал плечами: ну, если он ещё и в этом виноват... Конечно, были в институте люди, которые по-настоящему занимались наукой и которых никто не трогал - надо же было кому-то везти воз и оправдывать само существование ВНИИ, но с ними Борис не сошелся.
Начальником информационного отдела, где числился Мастинский, был Ефим Аронович Кузнецов.
Нужно было иметь поистине чудовищный блат, чтобы удержаться на этом стремном месте при весьма капризном и непредсказуемом директоре института. Одни считали Кузнецова глупым, как пень, другие осторожничали, не высказывались. Но все сходились в одном: не уважал его никто. Между собой называли Кузнецова Фимок и Ехуим.
- Куда это наш Фимок побежал? - едва за начальником отдела закрывалась дверь, громко спрашивал кто-нибудь из сотрудников.
На Бориса народ в отделе косился, считая любимчиком. Даже его отчество - Ефимович - служило лишним поводом для раздражения.
- Ну, конечно, все у нас Ароновичи, все Ефимовичи... многозначительно цедили сквозь зубы одни.
- Да где уж нам, дуракам, - тут же подхватывали другие. Мастинский не был любимчиком, он пахал на начальника как папа
Карла - в коротких перерывах между стройками и овощными базами. Выполнял все его поручения. Добросовестно, как настоящий буквоед, строчил отчеты, правил ошибки. Делал шедевр из рыхлого текста.
Многие недоумевали, почему Фимку, жутко неграмотному и далекому от науки человеку, удается то, что под силу лишь настоящим ученым, на которых все держится в их конторе.
Кузнецов умел показать директору института собственную незаменимость. Он, и только он настоящий начальник отдела информации.
Мастинский помнил главную заповедь Фимка:
- Главное, не перехватить чужую работу.
Ехуим умел подать себя начальству в лучшем виде. Но не это было основным в его деятельности. Подличать и лизать задницу умели многие. Борису удалось разгадать феномен Фимка.
- Предыдущая
- 29/67
- Следующая
