Изгнанник из Спарты - Йерби Фрэнк - Страница 4
- Предыдущая
- 4/116
- Следующая
- Боишься, что Ликотея заговорит, о Косматый? - расхохотался здоровяк. - Ты же выдаешь себя! Давай-давай, Лико, девочка моя, выкладывай всю правду, а я тебя защищу! Мужчина наш Эпидавр или нет?
Ликотея медленно, не спеша перевела взгляд с лица великана Панкрата на физиономию мужа. Она поглядела
на него холодно, задумчиво, и этот миг странным образом растянулся на целую вечность. Аристон увидел, что Косматый - так переводится имя Эпидавр - побледнел. Это было заметно, даже несмотря на его бороду и нечесаные волосы, закрывавшие лицо. Когда женщина наконец заговорила, ее голос источал яд.
- Мужчина ли он? - спокойно и рассудительно произнесла она. - Нет. Пожалуй, нет. Во всяком случае, не совсем.
Эпидавр рванулся вперед и повалил жену на землю. Едва он принялся бить ее ногами, площадь огласилась громким мужским гоготом, затем послышался и резкий, пронзительный визг женщин.
“Так, должно быть, смеются Эринии”, - подумал Аристон. И тут же замер, чуть дыша, в полном ужасе от своих слов.
“Простите меня, грозные сестры, - взмолился он. - Я хотел сказать Эвмениды”.
Но - поздно. Он назвал Эринии их настоящим именем и, следовательно, навлек на себя их страшный гнев. Это знали все эллины. В столь страшную минуту, когда ему нужна поддержка всех богов, всех сверхъестественных существ, он взял и употребил запрещенное слово “Эринии”, злые, вместо того чтобы назвать их Эвменидами, то есть благомыслящими, добрыми, и тем самым умилостивить злобных сестер.
“Дурак! - чуть не зарыдал он. - Достукался! Сам себе вырыл могилу”.
Но тут опять в памяти всплыл насмешливый голос дяди
Ипполита.
- Сам посуди, племянник: неужели Эринии такие тупые, что не распознают обмана? Ты сколько угодно можешь величать их Эвменидами, но красивое имя не изменит их истинной сущности. В конце концов, они все равно затравят тебя, ибо так они поступают со всеми людьми на земле. На исходе своих дней ничто живое не избегнет встречи с ними, мой мальчик. Так что танцуй под Песнь Козлов, пока можешь, слушай напевы свирели на холмах. Увивай голову виноградными листьями и напивайся до беспамятства, стис-
кивай в жарких объятиях прекрасных юношей и девушек! Ибо никто не избегнет Эриний, ни один человек.
Эпидавр все еще бил Ликотею. Аристон слышал, как его нога, обутая в сандалий, с глухим звуком врезалась в прикрытое хитоном женское тело.
“Почему его не остановят? - подумал Аристон. - Неужели им не понятно, что он ее убьет?”
Словно прочитав его мысли, девушка, стоявшая возле него на коленях, прошептала:
- Отец говорит, Лико - чужеземка, из Аттики. Поэтому ее здесь так ненавидят. Я… я пыталась с ней подружиться, но она не захотела. Она… она меня презирает. Сама не знаю почему…
- Потому что ты очень хорошенькая, Меланиппа, - сказал Аристон.
Девушка удивленно округлила глаза.
- Меня зовут по-другому, - возразила она.
- Теперь уже нет, - ответил Аристон. - Я прозвал тебя так. Меланиппа, маленькая черная кобылка, самое очаровательное существо, созданное богами.
“Свинья! - мысленно обругал он сам себя. - Свинья, козел и еще кто-нибудь похуже! Прибегать к таким подлым, низким средствам - и все ради того, чтобы убежать?! Но ведь тут дело такое: либо ее невинность, либо моя жизнь! Что, по-вашему, важнее, о бессмертные боги?”
- Меня зовут Фрина, - чопорно заявила она. - И мне не нравится имя, которое ты мне дал, пленник. На кобылицах ездят мужчины. А я посвящена Артемиде, и ни один мужчина не дерзнет…
Девушка вдруг хлопнула себя по щекам, да так сильно, что это было слышно даже несмотря на звериный рев, которым периэки приветствовали Эпидавра, безжалостно лупцевавшего жену.
- О прости меня, божественный пленник! - прошептала она. - Я не знаю, что на меня нашло. Я никогда прежде не думала о таких пакостах. А теперь…
Аристон улыбнулся фрине. Он сделал это осторожно, не спеша. И улыбался долго-долго, пока не заболели губы. Впервые в жизни он намеренно воспользовался своей кра-
сотой. Обычно Аристон о ней совсем не задумывался. Не далее как неделю назад Ипполит сокрушался о своем уродстве - кажется, над ним насмеялся какой-то юноша, вообще-то, и женщины, и мальчики всегда издевались над толстопузым Ипполитом, которому не везло в любви, - и Аристона тогда порядком позабавили дядюшкины завистливые причитания: Ипполит молил богов даровать ему красоту Аристона хотя бы на одну ночь. Но дядя мигом заставил его
умолкнуть.
- Не смейся, щенок, зачатый в лощине! - воскликнул он. - В этом щекотливом виде спорта ты дашь мне сто очков вперед. Красота твоя столь необычайна, что ее можно назвать божественной. И действительно, никто не в состоянии доказать, что божественный Дионис не твой отец. Так ведь утверждает моя сестрица…
Аристон тогда улыбнулся дяде.
- А боги существуют? - спросил он.
- Нет. Но не болтай об этом каждому встречному и поперечному. Боги - серьезное подспорье в тонком искусстве морочить голову дуракам!
“Таким, как вот это нежное создание, - подумал Аристон. - Она вроде бы добрая девушка… и милая. Жалко, что приходится…”
Но он все равно продолжал ей улыбаться, продолжал, хотя в душе вдруг устыдился своего обмана.
- Отец не прав, - прошептала она. - Ты все-таки бог. Да, пленник? Ты, должно быть, златокудрый Аполлон, ведь
твои волосы…
Слегка раздосадованный Аристон тряхнул головой. Да она так глупа - никакого терпения не хватит!
- Разве боги истекают кровью, - сердито фыркнул он, - или их могут связать веревкой обыкновенные люди? Не мели чепухи, Фрина. Я такой же человек, как и ты. И даже мог бы, наверно, в тебя влюбиться… если б мне удалось разглядеть твое лицо под слоем жуткой грязи.
- О! - воскликнула она. - Я мылась всего две недели
назад и…
- В моем краю женщины моются каждый день, но дело не в этом. Послушай, Фрина, твои друзья не отличаются
благородством. Если люди спокойно глядят, как мужчина избивает женщину до полусмерти, и даже пальцем не пошевелят…
- Он ее уже не бьет, - возразила Фрина. И оказалась права. Эпидавр перестал колотить супругу, а вместо этого наступил ей пяткой на лицо, к превеликому восторгу окружающих женщин. “Вероятно, потому, что она гораздо привлекательней остальных”, - подумал Аристон.
- Как бы там ни было, вряд ли они отнесутся ко мне по-доброму, - сказал он, - когда сия олимпиада завершится и они займутся мной. Раз здесь забивают женщину до смерти за то, что она посмеялась над мужем, то можно себе представить, как обойдутся с вором, укравшим у них козленка.
- Думаю, они тебя убьют, - сказала Фрина. И тут же воскликнула: - О нет! Я им не позволю! Надо их как-то остановить, я…
Теперь Аристон улыбнулся ей довольно искренне. Ему вдруг пришла в голову ужасная, даже чудовищная мысль… Но ведь смерть еще чудовищней!
- Они могут меня убить, - спокойно произнес он, - но им не под силу удержать меня в Аиде. Владыка подземного царства тут же меня выпустит. Видишь ли, моя мать, конечно, смертная женщина, поэтому я истекаю кровью и не могу разорвать путы… Но мой отец - Дионис, и я унаследовал его способность возрождаться из мертвых. Ну а когда я воскресну, то сотру этих свиней с лица земли. Если только…
- Если что, мой господин? - выдохнула она.
- Если ты не спасешь меня, Меланиппа-Фрина, - сказал он. - Пойди принеси нож. Разрежь путы и…
- Но они… они убьют меня! - захныкала она.
- Я тебя защищу. Я… я тебя щедро вознагражу! Поверь, я сделаю тебя счастливейшей из женщин… Она посмотрела ему в глаза:
- Ты меня осчастливишь? Но как?
Он криво усмехнулся, издеваясь сам над собой. Совершенно неожиданно он почувствовал, что больше не может продолжать эту игру. Аристон явственно себе представил,
на что будет похожа его жизнь, когда он никуда не сможет деться от воспоминаний о сегодняшней подлости. Поэтому он по-идиотски безрассудно отверг возможность оскорбить ее невинность (ибо она, разумеется, была девственницей). Однако, когда Аристон вновь заговорил, его голос зазвучал еще вкрадчивей. Он был подобен медленной, торжественной музыке, в которой тем не менее мелькали игривые, нежные
- Предыдущая
- 4/116
- Следующая
