Кенилворт - Скотт Вальтер - Страница 16
- Предыдущая
- 16/135
- Следующая
— Риск? А что же это за риск такой, позвольте вас спросить? — поинтересовался Варни. — Этот молодчик шатается тут по вашим владениям или вламывается к вам в дом, и, если вы примете его за грабителя или браконьера, разве не вполне естественно приветствовать его холодной сталью или горячим свинцом? Ведь и цепной пес набрасывается на тех, кто подберется слишком близко к его конуре, а кто его за это упрекнет?
— Да, у меня собачья работа и собачья плата, — промолвил Фостер. — Себе вы, мистер Варни, захватили прекрасные земли из этого старого монастырского владения, а у меня только и есть, что жалкая аренда этого здания под началом у вас, да вы вдобавок можете отобрать ее у меня, когда вам вздумается.
— А ты очень хотел бы превратить свою временную аренду в пожизненную? Что ж, оно, может статься, так и получится, Энтони Фостер, если ты как следует заслужишь ее'. Но не торопись, любезный Энтони: заслужить ее можно вовсе не тем, что ты предоставишь на время две-три комнаты этого старого дома, чтобы держать там премиленькую райскую птичку милорда, да и не тем, что будешь запирать все двери и окна, чтоб не дать ей упорхнуть. Ты не забудь, что чистый годовой доход замка и угодьев оценивается в семьдесят девять фунтов, пять шиллингов и пять с половиной пенсов, не считая стоимости леса. Смотри, брат, будь разумным, важные к тайные услуги могут принести тебе не только все это, но и кое-что получше. А теперь пусть придет твой прислужник и стащит с меня сапоги. Распорядись, чтобы нам приготовили обед, да не забыли по кружке твоего лучшего вина. Я должен навестить эту пташечку превосходно одетым, с невозмутимым видом и в веселом настроении.
Они расстались, а в полдень, когда в то время обедали, они вновь сошлись за столом. Варни был облачен в блистательный наряд придворного той поры, и даже Энтони Фостер несколько улучшил свой внешний вид, если вообще одежда способна приукрасить столь отвратительную наружность.
Эта перемена не ускользнула от внимания Варни. Когда обед был закончен, скатерть убрали и они остались вдвоем побеседовать втихомолку, Варни сказал, разглядывая хозяина;
— Ты весел, как щегленок, Энтони, вот-вот начнешь насвистывать джигу. Но, прошу простить меня, это повлечет за собой твое исключение из сообщества ревностных сапожников, чистосердечных ткачей и благочестивых булочников Эбингдона, которые оставляют свои печи холодными, покуда их мозги накаляются добела.
— Отвечать вам в возвышенном духе, мистер Варни, — возразил Фостер, — означало бы, извините за выражение, метать бисер перед свиньями. Поэтому я буду говорить с вами светским языком, которому научил вас тот, кто является владыкой мира, и из которого вы умеете извлекать немалую пользу.
— Говори что хочешь, почтенный Тони, — ответил Варни, — потому что и твое нелепое вероисповедание и твои омерзительные делишки в равной мере могут придать смаку этой кружке аликанте. Твой разговор завлекателен и едок и заткнет за пояс икру, сушеные бычачьи языки и прочую пряную снедь, которая придает вкус славному вину.
— Ну, тогда скажите, — продолжал Фостер, — не лучше ли было бы нашему доброму милорду и господину держать у себя на службе и при входе в дом людей приличных, богобоязненных, которые выполняли бы его волю и соблюдали собственную выгоду спокойно, без шума и крика, чем набирать себе на службу в дом и в свиту таких отъявленных развратников и отчаянных головорезов, как Тайдсли, Киллигру, да еще этого Лэмборна, которого вы заставили меня отыскивать для вас, и тому подобных личностей с надписью «виселица» на лбу и «убийца» на правой руке — ужас и грозу всех мирных людей и стыд и позор доброму имени милорда?
— Успокойтесь, любезный мистер Энтони Фостер, — ответил Варни. — Тот, кто охотится на разную дичь, должен держать разных соколов — как ближнего, так и дальнего полета. Путь, избранный милордом, не из легких, и ему следует позаботиться, чтобы на всякий случай иметь верных соратников, готовых выполнить любые невручения. Ему нужны изящные придворные, такие, как я, чтобы блеснуть при дворе, да которые сразу клали бы руку на эфес, заслышав хоть одно непочтительное слово о милорде…
— Да, да, — перебил Фостер, — и нашептывали бы разные словечки на ушко красотке, к которой ему самому подойти неудобно.
— А затем, — продолжал Варни, не обращая внимания на то, что его перебили, — ему нужны адвокаты, знающие, тонкие советники, для заключения его контрактов — настоящих, прошлых и будущих, и изыскания путей для приобретения всяких там церковных земель, общинных угодий и разрешений на монополии. Ему нужны и врачи, которые умеют приправить вино или лекарственное зелье. Ему нужны и волхвователи, вроде Ди и Аллана, для вызова заклинаниями дьявола. Ему нужны и яростные головорезы, которые готовы были бы схватиться не на жизнь, а на смерть даже с самим сатаной. А пуще всего, не в обиду другим будь сказано, ему нужны такие благочестивые, невинные пуританские души, как ты, почтенный Энтони, которые бросают вызов дьяволу и в то же время спокойненько творят свои дьявольские дела.
— Неужели вы хотите сказать, мистер Барни, — ужаснулся Фостер, — что наш добрый милорд и господин, которого я считал воплощенным благородством, пользуется, чтобы возвыситься, такими низкими и греховными средствами, как это вы сейчас описали?
— Перестань, — сказал Варни, — и не гляди на меня таким скорбным взором. В ловушку ты меня не заманишь, и я вовсе не в твоей власти, как ты воображаешь своим слабым умишком, потому что я без боязни перечисляю тебе все орудия, пружины, винты, блоки и опоры, с помощью которых великие люди достигают высот в смутные времена. Ты сказал, что наш добрый лорд — воплощение благородства? Аминь, да будет так. Но тем более ему нужны не очень разборчивые в средствах слуги, которые, зная, что его падение сокрушит и раздавит их, должны пойти на любой риск, всей кровью и мозгом, душой и телом стараясь удержать его на высоте. Это я говорю тебе, потому что плевать мне на то, кто об этом знает или не знает.
— Верно вы говорите, мистер Варни, — подхватил Энтони Фостер. — Предводитель определенной группы похож на шлюпку на волнах. Она не сама поднимается, а ее вздымает вал, который несет ее вперед.
— Ты склонен к метафорам, почтенный Энтони, — усмехнулся Варни. — Этот бархатный кафтан превратил тебя в оракула. Мы отправим тебя в Оксфорд для получения докторской степени. Ну, а кстати, привел ли ты в порядок все, что было прислано из Лондона, и обставил ли западные комнаты так, чтобы это понравилось милорду?
— В них можно принимать и короля в день венчания, — ответил Энтони, — и заверяю вас, что госпожа Эми сидит там гордая и веселая, как будто она царица Савская.
— Тем лучше, любезный Энтони, — сказал Варни. — Наше будущее благополучие зиждется на ее хорошем отношении к нам.
— Тогда мы возводим свое здание на песке, — возразил Энтони Фостер. — Предположим, что она появится при дворе во всей славе и пышности своего вельможного супруга. Какими же глазами будет она смотреть на меня, своего, так сказать, тюремщика, который держит ее здесь против ее воли, заставляя ползать гусеницей по замшелой стене, когда ей хотелось бы порхать пестрой бабочкой в придворном саду?
— Да не бойся ты ее гнева, чудак, — успокоил его Варни. — Я докажу ей, что все, что ты сделал, пошло на пользу и милорду и ей самой. И когда она вылупится из скорлупы и побежит, ей придется признать, что именно нам она обязана своим возвышением.
— Будьте осторожны, мистер Варни, — предупредил Фостер, — вы можете тут жестоко ошибиться. Вас она приняла сегодня довольно холодно и, думаю, глядит на нас с вами весьма косо.
— Эх, не понимаешь ты ее, Фостер, совсем не понимаешь. Она же связана со мной всеми узами, которые могут соединить ее с тем, кто способен удовлетворить ее чувства любви и тщеславия. Кто вырвал безвестную Эми Робсарт, дочь захудалого, ополоумевшего рыцаря, невесту полупомешанного, меланхолического энтузиаста Эдмунда Тресилиана из ее низкой доли и открыл ей возможности самой блистательной судьбы в Англии, а может быть, даже и в Европе? Так вот, мой милый, это был я. Как я тебе уже часто говорил, я дал им возможность встречаться тайно. Это я стоял на страже в лесу, покуда он охотился за ланью. Это меня и поныне клянет вся ее семья, как соучастника ее бегства. Да живи я там у них по соседству, мне пришлось бы носить рубаху из материи покрепче голландского полотна, а не то мои ребра познакомились бы с испанской сталью. Кто передавал их письма? Я. Кто развлекал старого рыцаря и Тресилиана? Я. Кто устроил их побег? Это я. Короче говоря, это я, Дик Варни, сорвал эту хорошенькую маргариточку в укромном уголке и приколол к самой блистательной шляпе в Британии.
- Предыдущая
- 16/135
- Следующая
