На высочайших вершинах Советского Союза - Абалаков Евгений Михайлович - Страница 22

• Предыдущая
• 22/116
• Следующая

«Давай, ребята, проведем дорогу до потока!» Опять зазвенел лед под

ледорубами, с грохотом покатились отваливаемые камни. Дорога

становится длинной.

Вечером чтение «Евгения Онегина» (на высоте 4000 метров).

Занятие удивительно приятное. Иван Георгиевич возвратился лишь к

темноте. Долго болтаем о былом.

16 июля. Трубный, хриплый, со срывами звук раз будил меня.

Собственно, я уже не спал — солнце будит раньше. На зарядке опять

полный состав. Даже Усумбай в кальсонах трусит за нами. Иван

Георгиевич явно недоволен утренним беспокойством и стоит за снижение

нормы зарядки.

А погода изумительная. Немногочисленные облака лишь сели на

пик Коммунизма и на пик Орджоникидзе. Солнце печет. Тихо. Глубока

синева неба, ярки и сильны белизной вершины.

На этот раз решено идти на прокладку дороги после обеда. Занялся

акварелью. Привел в систему высохшие краски и, прикинув заранее (как

Делакруа), довольно быстро набросал приличный эскиз нижней долины.

Обедали без соли, спасаясь консервами. Работаем впятером.

Проложили дорогу через поток и дальше, в глубь последней морены. За

мной установилась специальность разведчика.

Прекрасен пик ГПУ. Видимо, из мрамора, охристо-теплого.

Мощными готическими башнями и стрельчатыми арками убегает он

ввысь. Решено — завтра беру альбом.

Вечер. Дочитываем «Евгения Онегина»; даже Аркадий Георгиевич

пришел слушать.

17 июля. Зарядка. Потом всплески и вопли. Завтрак. Зарисовал

97

общий вид лагеря. Перед обедом вторично освежающее купанье.

После обеда, отдохнув, выходим на работу. Ведем путь вверх по

последней морене.

С увлечением рисую пик ГПУ. А ближе и левее еще один не менее

интересный, особенно по богатству красок, пик. Долго присваивали ему

различные имена и остановились на имени Менжинского. Сделал еще один

беглый, но удачный набросок — вид с береговой морены.

18 июля. Утренняя зарядка. Усумбайка бойко скидывает рубаху и

бегом бежит в строй; ревностный физкультурник в усердии готов носом

землю пахать. Очередное купанье. Лишь Аркадий Георгиевич отказался:

плохие сны видел — и других отговаривает купаться.

Дорога дошла до грядообразных морен. Я опять бегу вперед.

Смотрю — уж близок переход. Елдаш оказался ретивым работником.

Кончили работу, забрались на моренный холм, сидим, дорога вьется к

нашим ногам.

Сегодня, по расчетам Аркадия Георгиевича, должен подойти

караван. Завтра с караванщиками прокладываем путь до гривки.

Послезавтра караван отправляется по новой дороге, а мы тем временем

прокладываем ее дальше. Затем новая вылазка на высоту 5600 метров и

прокладка пути на 6200 метров.

Это — планы, а факты иные: караван вечером «не пришел. Явные

признаки ухудшения погоды. Тяжело заложило восток. Облака пошли с

юга. Все же решили лечь на воле. Лишь заснули — молния как-то

особенно продолжительно осветила небо, и пошел дождь. Паника. С

кошмой, полушубками, песком, камнями и спальными мешками мокрые

вдвигаемся в палатку. Дождь застучал по крыше.

19 июля. Сыро. Низко сели облака. В палатке лужа. Не вылезая из

мешков, завтракаем. Уже поздно. Немного расступились облака, солнце

пригрело нас и подсушило вещи. День нарушен, зарядки нет. Скоро обед, а

98

мы только встали. На работу все же вышли и путь с Елдашем проложили

отменный. А я и переход нашел, поставил большой строй туров. Облака

бурным потоком несутся низко над лагерем, окутывая подножья гор.

(Полное подобие Миссес-коша.)

Начальник предложил нам полудатскую палатку. Вот палок только

нет. От двух палаток Шустера мы взяли палки, составили их и,

потрудившись, поставили на камнях палатку.

На новоселье, на траве, у палатки, расстелив мешки, пьем какао и

ведем долгую беседу о своем ремесле, о наших сподвижниках,

заслуженных и рядовых, молодых и старых.

Ночь. Не спится. В полумраке мерцают полчища ярких звезд.

Красиво прорезав полсвода, блеснет и меркнет падучая звезда.

Уснул. И вдруг на меня начало капать, Я терпеливо жду. Но капли

все крупнее. Видно, не избежать палатки. Мы вдвинулись в нее, а дождь

забарабанил еще сильней.

21 июля. Я отправился с альбомом в кулуар, к леднику. И вскоре в

альбоме остался след и висячего ледника, и легких призрачных вершин.

Сегодня опять поработали на славу. Разрыли всю гряду морен,

дорогу провели почти до спуска и вернулись в темноте.

Опять крутит непогода, сыпется снежная крупа. Зажженный фонарь

освещает палатку, спальные мешки, две фигуры и томик Пушкина с

историей Гринева.

22 июля. Ясное утро, хоть и холодно. Но это уже не страшит и

купаемся без дрожи.

Я решил взобраться повыше и с высоты зарисовать мощные хребты.

Сперва легко поднимаюсь по травянистым склонам, по первой гривке.

Пошли крутые осыпи, скользит нога. Двигаюсь по киичьим тропам,

осторожно прощупывая путь. Иду уже час, а ближайший гребень все на

месте. Но вот горы и ледники лежат подо мной, а впереди необозримая

99

панорама.

Какие чудные громады, белые, как перламутр, а ниже выпирают

грозные темные массивы, в ущелье сползают ледники и в глубине

чешуйчатой змеей средь черных скал поблескивают речки. Подавляющей

громадой возвышается пик Коммунизма. Правее белой пирамидой — пик

Орджоникидзе, затем пик Ворошилова, рядом прекрасная стена РККА. Что

за вершина над цепью подняла голову? Незнакома, но величава!

Притупился карандаш. Но не зря — образы ваши, вершины, я увезу в

Москву.

На обратном пути взял вправо и понесся вниз. Пыль, шум, грохот,

едва ногами успеваешь работать и голову от камней уберегать. Так скакал

донизу. Внизу спешу стащить ботинки; они имеют жалкий вид!

Запудренный пылью, бегу к ручью, а потом к обеду.

Еще не окончен обед, а Даниил Иванович уже торопит провести

дорогу к спуску (а ведь еще до спуска работы уйма!). Я ушел вперед,

побегал — искал переход меж сераками. Нашел, и мы поставили тур.

Скатывали камни. Установили переход. Кончили поздно. Обратный путь

длинен. Через час извилины выводят к крутой морене и лагерю.

На ужин вкусная каша и чай с шоколадом, вечером три главы из

«Капитанской дочки» и сон.

23 июля. Зарядка явно разладилась. Остались лишь двое. Но мы за

всех усердно проделываем упражнения над озером. В воде отражаются все

наши движения.

Скалы манят. Идем снимать и зарисовывать. Все выше и выше.

Ноги ступают осторожно. Стена загородила путь, но на помощь приходят

руки — и стена покорена. Порода ужасно рыхлая. На гривке так рвет

ветер, что с трудом можно устоять. Гул падающих камней. Летят, как

снаряды. Грохот, пыль! Возвращаемся назад, лавируя в зыбких камнях.

Одна стена заставила нас изрядно покрутиться.

100

Лагерь оживлен. Приехал Усумбай и привез отрядную весть:

вдалеке он видел караван, а впереди его пять человек. Пошли догадки,

толки и началась подготовка к встрече.

Шум, говор, рассказы, вопросы. Гурьбой идут в лагерь носильщики,

караванщики, среди них Абдурахман.

— Ну, Коля, как бутылки? Привез?

— Вы знаете, ребята, разбились бутылки, попортили все вещи.

Довез только две...

Довольны и этим. Вечером банкет. Закуска: сыр, колбасы, по

чашкам разлит коньяк. Первый тост за взятие высот, за дружный

коллектив. Глаза блестят. Коля уже поет романс. Шум, смех.

Вырос новый строй палаток.

24 июля. Все вошло в норму. Утром трубный глас на зарядку.

• Предыдущая
• 22/116
• Следующая