Драконы осенних сумерек - Уэйс Маргарет - Страница 9

Отзвучал последний аккорд, и в комнате воцарилась тишина. Глубоко вздохнув, женщина отдала лютню старику и снова отодвинулась в тень.

— Спасибо, милая, — улыбнулся старик.

— А сказка будет? — спросил малыш с надеждой.

— Непременно, — ответил старик и поудобнее устроился в кресле. — Однажды великий Бог по имени Паладайн…

— Паладайн? — переспросил малыш. — Я никогда не слышал о таком Боге.

Из-за столика, где сидел Великий Теократ, послышалось раздраженное фырканье. Тассельхоф бросил взгляд на Хедерика: тот хмурился, лицо его было багрово. Старец, казалось, не замечал этого.

— Паладайн, деточка, это один из древних Богов. Ему давно уже никто не поклоняется.

— А почему он ушел? — спросил мальчик с любопытством.

— Он никуда не уходил. — Улыбка старца стала печальной. — Наоборот, это люди отвернулись от него в черные дни Катаклизма. Они винили в разрушении мира Богов, а не себя, как то следовало бы по всей справедливости. Слышал ли ты когда-нибудь «Песнь о Драконе»?

— Конечно, слышал! Я так люблю сказки о драконах! Вот только папа говорит, что это все выдумки. А я верю в драконов. Я так хочу увидеть хоть одного!

Тень печали легла на лицо старика, сделав его поистине древним. Он погладил мальчика по голове.

— Думай хорошенько, прежде чем чего-то желать, — сказал он тихо. И замолчал.

— Ты обещал сказку, — напомнил малыш.

— Да, да. Так вот, однажды Паладайн услышал молитву великого рыцаря Хумы…

— Того самого Хумы из «Песни»?

— Того самого. Дело в том, что Хума заблудился в бескрайнем лесу. Он брел и брел без конца и уже отчаялся когда-нибудь выйти на родину. Тогда он попросил Паладайна о помощи, и неожиданно перед ним появился белый олень.

— И Хума застрелил его?

— Он хотел было, но рука не поднялась. Больно уж красивым и величавым был тот олень. И вот олень прыгнул прочь, а потом оглянулся на Хуму, как бы приглашая его за собой. И рыцарь последовал за ним. День и ночь шел он за оленем, и тот вывел-таки его из чащи. Тогда Хума возблагодарил Паладайна…

— Святотатство! — зарычал хриплый голос. Грохнул опрокинутый стул.

Танис поставил кружку и вскинул глаза. Все кругом оставили пиво, глядя на пьяного Теократа.

— Святотатство!.. — Покачиваясь на нетвердых ногах, Хедерик указывал на старика. — Ер-ретик! Р-разлагать юношество!.. Тебя н-надо судить!.. — Искатель качнулся назад, потом шагнул вперед. Величественно оглядел комнату и театрально взмахнул рукой: — Зовите стр-ражу!.. Ар-рестуйте этого м… м… мужчину и эту женщину. Они п-поют непристойные п-п-песни. Она в-ведьма. И я конфискую этот п-посох…

Заплетающейся походкой приблизился он к женщине, смотревшей на него с отвращением, и неуклюже попытался забрать ее посох.

— Нет, — сказала Золотая Луна. — Он мой. Ты не имеешь права его забирать.

— Молчать, ведьма! — глумливо хмыкнул Искатель. — Я — В-высокий Т-теократ! Я беру, что пожелаю!

И вновь потянулся к посоху, но тут рослый варвар поднялся на ноги.

— Дочь Вождя ясно сказала, что ты его не возьмешь, — ответил он резко. И оттолкнул Искателя прочь.

Толчок был не слишком силен, но вдребезги пьяному Теократу хватило вполне. Он отчаянно замахал руками, пытаясь удержать равновесие, и не сумел. Запутался в длинном одеянии — и рухнул прямо в огонь!

Пламя с ревом взвилось… в ноздри ударил тошнотворный запах паленой человеческой плоти. Теократ с воплем вскочил и заметался по комнате, превращаясь в живой факел.

Неожиданное несчастье как громом поразило Таниса и остальных; один Тассельхоф мгновенно кинулся вперед, пытаясь помочь. Но Теократ, не переставая кричать, бестолково размахивал руками, еще больше раздувая огонь, пожиравший его одежду и само тело. Маленький кендер ничего не мог сделать.

— Держи!.. — Старик подхватил украшенный перьями посох варваров и перебросил Тассельхофу. — Сбей его с ног, и мы потушим огонь!

Поймав посох, кендер размахнулся и что было силы ударил Теократа в грудь. Тот свалился… и тут-то все ахнули, и даже Тассельхоф так и застыл с разинутым ртом, крепко стиснув посох.

Огонь погас в мгновение ока. Одежды Теократа вновь были целехоньки, а кожа — розовая и совершенно здоровая. Он пошевелился, привстал… испуг и изумление были у него на лице. Он поднес к глазам руки, осмотрел одежду… На коже не было ни пятнышка. А на платье — ни малейшего следа копоти.

— Он исцелился! — громко провозгласил старик. — Посох! Посмотрите на посох!

Тассельхоф уставился на посох, который все еще сжимали его руки. Он был из голубого хрусталя, от него шел яркий свет…

— Стража! Стража! — кричал старик. — Держите кендера! Арестуйте варваров! И всех этих — они их друзья! Я видел, их привел сюда вон тот рыцарь! — Он указал на Стурма.

— Что? — Танис вскочил на ноги. — Ты что, свихнулся, дед?

— Стража!.. — раздались новые голоса. — Вы видели?.. Голубой хрустальный жезл! Мы обнаружили его, и теперь нас оставят в покое. Стража!..

Теократ кое-как поднялся, лицо его было покрыто красными пятнами. Варвары смотрели на него с тревогой и страхом.

— Гнусная ведьма! — Голос Хедерика срывался от ярости. — Ты исцелила меня с помощью сил зла! И я обгорю, дабы очистилось мое тело, а тебя сожгут, чтобы очистить твою душу!

И прежде, чем кто-либо успел ему помешать, он снова сунул руку в огонь. Он задохнулся от боли, но не закричал. Потом стиснул обожженную руку здоровой и, пошатываясь, удалился с чувством исполненного долга и перекошенным от боли лицом. Люди перед ним расступались.

— Вот что, уносите-ка ноги, — подбежала к Танису Тика. — Весь город уже сколько времени только и говорит о том, как бы отыскать голубой жезл. Люди в капюшонах посулили Теократу уничтожить Утеху, если обнаружится, что кто-нибудь его укрывал. Горожане выдадут вас стражникам!

— Но это же не наш жезл!.. — попробовал возразить Танис. Он зло посмотрел на старика и увидел, что тот с самым довольным видом устроился в кресле. Поймав взгляд Таниса, старик улыбнулся ему и подмигнул.

Тика заломила руки:

— Пожалуй, кто-нибудь поверит тебе. Да посмотри же вокруг!

Танис посмотрел. Он увидел множество недобрых взглядов и руки, крепко стиснувшие кружки. Кое-кто, наоборот, тянулся к рукоятям мечей. Снизу, снаружи, послышались новые вопли, и Танис повернулся к друзьям.

— Это стража! — вскрикнула Тика.

Танис поднялся.

— Придется через кухню…

— Да! — кивнула она. — Там вас не будут искать. Только живей, пока они не окружили дом…

Годы, проведенные врозь, ничуть не сказались на способности друзей к слаженным действиям, особенно перед лицом близкой опасности. Карамон мигом надел шлем, обнажил меч, вскинул на плечо свой мешок и помог брату подняться. Рейстлин вылезал из-за стола, опираясь на свой магический посох. Флинт, вытащив секиру, мрачно поглядывал на окружающих, и те, надо сказать, отнюдь не спешили кидаться на столь хорошо вооруженных людей. Лишь Стурм сидел как ни в чем не бывало и преспокойно допивал эль.

— Стурм, шевелись! — окликнул его Танис. — Надо убираться отсюда!

— Бежать? — изумился рыцарь. — От этого сброда?..

— Да, — Танис призадумался: рыцарский кодекс запрещал Стурму бежать от опасности; его следовало убедить. — Этот человек — религиозный фанатик и способен отправить всех нас на костер… — И неожиданная мысль выручила его: — А кроме того, надо защитить даму!

— О да. — Стурм тотчас поднялся и подошел к женщине. — Располагай мною, госпожа, — поклонился он. Рыцарская учтивость не допускала никакой спешки. — Похоже, происходящее в одинаковой степени касается всех нас, — продолжал Стурм. — Твой посох навлек на нас нешуточную опасность, а паче всего на тебя, госпожа. Мы хорошо знаем эти места: мы здесь выросли. А вы двое, насколько мне известно, пришли издалека. Мы почтем за честь сопровождать тебя и твоего отважного друга и оберегать ваши жизни…

— Скорее! — взмолилась Тика, дергая Таниса за руку. Карамон и Рейстлин были уже на пороге кухни.