Мармион - Скотт Вальтер - Страница 16

Помазан был святым вином,

Корону над его челом

Иаков поднял, а потом

Гербовый перстень он

Надел на палец лорду сам,

Чтоб ведали по всем краям;

Что Короля Гербов страны

Все свято уважать должны!

Свершив приветствий ритуал,

Сэр Дэвид рыцарю сказал:

«Мой сюзерен, поклявшись впредь

Вновь с Генрихом дел не иметь, Предупреждение послал,

Что запрещает въезд послам,

Но уважая лично Вас,

Как рыцаря и полководца,

Назад не вышлет Вас тотчас

И к Вам спиной не повернется.

Меня изволил он послать,

Чтобы как должно Вас принять, И Вам со мною подождать

Аудиенции придется!

Цвет рыцарства простит меня,

Что я не знаю точно дня!»

9

Задержки лорд не ожидал,

Но раздражение сдержал.

А проводник их, пилигрим

(Теперь-то он не нужен им!),

Уже хотел уйти,

Но Линдзи строго приказал,

Чтобы никто не покидал

Отряда по пути.

«И так шпионов хватит с нас —У леди Хэрон острый глаз!» —

Мерчмаунту заметил он,

Так, чтоб не слышал Мармион.

Свернули по тропе направо —

Вот буйный Тайн и переправа.

10

Над крутизною берегов,

Где бурный Тайн стремит свой бег, Стоит КричтаунЛ Здесь готов

Стараньем Короля Гербов,

Для гостя ужин и ночлег.

Встал замок на горе крутой,

По склону — желтый дрок,

А там, в долине, под стеной,

Петляя в тишине лесной,

Где плачут ивы над волной,

Шумит речной поток.

Тяжелых башен тесный круг,

Работа разных лет и рук,

А кладка так прочна,

Что Дуглас об ее массив

Разбился, ярость погасив,

Как пенная волна!

11

Кричтаун, по дворам твоим

Гоняют скот на водопой,

Но этих грубых башен строй

Не раз приютом был моим!

Как часто средь руин твоих,

Бродя по этим старым башням,

Читал я полустертый стих

Девизов на гербах седых —

(Свидетельство заслуг былых,

Иль хвастовства господ иных).

Тут стены сберегают их

В величье грубом и вчерашнем, И до сих пор хранят века

Аркаду галерей,

Не тронула судьбы рука

Тяжелую резьбу цветка

Над лестницей твоей,

И взор пленять не перестал

Высокий стрельчатый портал,

Где над парадным входом в зал

Зубцов карниз не растерял,

Но лишь бездомный скот

Ты в наше время укрывал

От зимних непогод!

Да, и поныне можем мы

Сойти по лестнице крутой

Под тяжкий свод твоей тюрьмы, Иль за петляющей рекой

Следить среди долины дикой

С зубцов, поросших повиликой!

Был замок вовсе не таким,

Когда со спутником своим

Лорд Мармион в него въезжал,

Но невеселый ожидал

Прием приехавших гостей:

Лишь кучка женщин и детей.

Хозяйка вышла — но она

В слезах, тоской удручена;

Уздечку придержал один

Подросток, этой леди сын.

А те, кто меч держать могли —Все с графом поутру ушли.

Не знал граф Хепберн, что поход

Его к могиле приведет,

Что он под Флодденом падет,

И тщетно леди будет ждать

В окошке башни у ворот —

Ей мужа больше не видать!..

Да, это был достойный род,

Но Босвелл, сей злодей кровавый, Покончил с прежней доброй славой.

13

Два дня здесь Мармион гостил, Он принят с почестями был,

Как гость монаршего двора.

Иаков так велел. Он сам

В то время делал смотр полкам

И знал, что не пришла пора

Их показать врагу, пока

Не будут в сборе все войска.

И Мармион тут в замке ждал.

Его нередко развлекал

И утром и после обеда

Сэр Дэвид мудрою беседой,

Тотчас поняв, что Мармион —

Достойный собеседник. Он

Мог оценить и воспитанье,

И взглядов широту, и знанья,

И был с ним обсуждать готов

Труды античных мудрецов

Или политику страны

В вопросах мира и войны.

14

И вот в один из вечеров,

Когда вдоль стен они вдвоем

Прогуливались меж зубцов,

Поэт-герольд сказал о том,

Что рыцаря приезд ни в чем

Не сможет миру послужить:

Ведь небом королю даны

Советы избегать войны

И с Англией дружить!..

(Не внял король и небесам!)

Он всё всегда решает сам!

И Линдзи рассказал тотчас

О чуде (в хрониках для нас

Остался весь его рассказ).

15

РАССКАЗ СЭРА ДЭВИДА ЛИНДЗИ

«У короля дворцов не счесть,

Но славой неизменной

Их превзошел все, сколько есть, Линлитгоф несравненный.

В июньском парке никогда

Не умолкает песнь дрозда,

Свист пеночки зовет туда,

Где пляшет в листьях свет,

Гагара над водой кричит,

И в зарослях олень трубит,

И веселит природы вид,

И грусти места нет!

Вот только наш король один

В июне мрачен, нелюдим,

Вы помните тот давний год?

В июне был переворот…

Не без участья подлеца,

Сын, юным, занял трон отца!

И совесть мучит без конца

Его с тех детских дней,

И вот он, лишь июнь придет,

Замаливает каждый год

Грех юности своей.

16

В линлитгофский приехав храм, Король молился по утрам,

И вот в день годовщины

Епископ мессу отслужил,

Хор пел и колокол звонил,

И горестный король входил

В придел Екатерины.

С молитвой на колени он

Встает под колокольный звон,

В рубахе из холстины,

Вериги тяжкие на нем,

Толпятся рыцари кругом,

Над ними их знамена,

Там среди них я тоже был

(Меня порядком оглушил

Хор и раскаты звона).

Я помню — сквозь витраж цветной

Скользнул луч солнца над толпой, Нет, я определенно

Не спал, но показалось мне,

Что всё произошло во сне:

Вдруг из толпы пред алтарем

Выходит некто в голубом,

Открытый лоб и тонкий нос,

И кудри золотых волос.

Милорд, не смейтесь, если вам

Я слово рыцарское дам,

Что увидав его черты,

В которых столько простоты,

И этот стройный стан,

Подумал я: едва ли был

Художник, что изобразил

Его верней: нам лик явил

Апостол Иоанн!

С непринужденной простотой

К монарху подошел Святой,

Стал перед королем,

Не поклонился, не кивнул,

А только руку протянул

К пюпитру. И потом

Заговорил. А голос сей

Пронзал, казалось, до костей!

„Я послан матерью моей,

Чтобы тебе, король, сказать:

Не смей с Британцем воевать!

Но если ты начнешь войну,

То берегись: не будь в плену

У женщины… Избегнув чар,

Страну не ввергнешь ты в пожар, Иначе — ждет беда!

Ты, Стюарт, мной предупрежден!

И если слышит Бог — пусть он

Хранит тебя тогда!”

Король был страшно изумлен,

Ответить — слов не находил,

Когда же брови поднял он —

Посланец неба уходил…

Мы с маршалом бегом к дверям, Но он, не обернувшись к нам,

Шагнул — и скрылся с глаз,

Как луч, скользнувший по волнам

Над морем в бурный час».

18

Упали сумерки как раз.

Поэт не разглядел,

Что рыцарь, слушая рассказ,

Немного побледнел.

А Мармион сказал: «Со всей

Обычной трезвостью своей

Я верил много лет:

Для сверхъестественных вещей

В природе места нет!

Услышь я Вас тому три дня —

Решил бы точно, что меня

Вы разыграли — ей-же-ей!

Но то, что видел я, — немало

Мой скептицизм поколебало,

И я…» — тут речь прервал барон.

Казалось, что жалеет он

О сказанном, но, может быть,

Хотел он душу облегчить?

И он поэту рассказал,

То, что в харчевне услыхал,

Но про монаха своего,

Про Клару, Констанс — ничего…

А всё, что передумал он,

Передавал, как странный сон:

19

«Я просыпался вновь и вновь,

Сны не давали отдыхать,

И с дикой властью этих снов

Не мог я совладать.