Пылающий остров (илл. В. Лукьянца) - Казанцев Александр Петрович - Страница 29
- Предыдущая
- 29/118
- Следующая
Так нельзя ли найти объяснение заброшенному городу древних майя Паленке и воспользоваться этой разгадкой для современных целей? Если, пусть на короткий срок, каким-то чудом над древним городом майя был поврежден защитный слой атмосферы, предохраняющий Землю от смертоносных космических излучений, то все живое под брешью должно было погибнуть: животные, растения, люди… Можно представить себе, как зловонные миазмы поднимались над опустевшими камнями, засохшими стеблями и свернувшимися листьями. Потом, после того как затянулась «рана атмосферы», всепобеждающая сила жизни во всех буйных формах сельвы обрушилась на мертвые камни «побежденной крепости», которую неприятель мог бы получить в первозданном, виде, необитаемую и беззащитную.
То же самое могло бы случиться и с любым мегаполисом современности, на который просто нецелесообразно сбрасывать разрушительные термоядерные бомбы. Куда рациональнее воздействовать на среду обитания, «пробить» окно в защитном слое атмосферы над вражеским мегаполисом или даже над целой страной. Обитатели побежденных городов без всяких «затрат» со стороны противника под влиянием космических излучений тихо уйдут в лучший мир, оставив победителям в полной сохранности все свои ценности. Наступит час — и победители вступят в очищенный город, чтобы воспользоваться всеми благами современной цивилизации, высокой и гуманной. Так обещала еще нейтронная бомба. Они снова запустят станки на заводах, станут у лабораторных приборов, заселят опустевшие квартиры, обставленные прежними хозяевами. Сады же и парки новые обитатели мегаполиса посадят сами, когда рана атмосферы затянется.
Легко представить себе, что такой способ ведения войны привлечет к себе внимание тех, кто не думает о благе всего человечества, а лишь ищет способы наиболее выгодно вести войну, конечно же, агрессивную и несправедливую. Встает вопрос: допустимо ли современному человечеству так играть со средой своего обитания, чтобы наносить страшные раны самой земной атмосфере, которая может и не залечить их? Не своевременно ли поставить вопрос о запрете всякого воздействия на среду обитания в военных целях?»
Под документом стояла подпись: Дим Тросс.
Хозяин особняка разгладил знакомый текст старческой рукой, захлопнул папку и вернулся к окну.
Когда в потоке автомобилей на Риверсайд-драйв он увидел ярко-красный спорткар, огромный, прижавшийся к мостовой, то перешел к другому окну, выходившему в парк, где по числу экзотических деревьев можно было судить о вложенных в него миллионах.
На аллее показалась тонкая фигурка женщины. Она остановилась у яркой клумбы.
Владелец особняка нажал кнопку, и на окно опустилась тяжелая штора.
…К высокой ограде парка подъехал ярко-красный спорткар. Из него вышел статный, спортивного склада, широкоплечий человек с внимательными глазами и седеющими висками. Его собранность и упругая походка не позволяли судить о возрасте. Он остановился перед затейливой, чугунного литья калиткой и позвонил.
Калитка сама собой открылась, и в «домофоне», вмонтированном в нее, послышался почтительный голос дворецкого:
— Прошу вас, мистер Тросс.
Приехавший решительным шагом направился по аллее между пышными магнолиями и араукариями к стеклянной веранде особняка.
Над яркой клумбой редкостных орхидей склонилась тонкая женщина в длинном облегающем платье. При виде мистера Тросса она резко выпрямилась и дерзко взглянула ему в лицо. Тросс вежливо поклонился.
Это была высокая брюнетка, которая могла бы позировать Тициану или Рафаэлю. Но застывшее изображение на картине не вязалось с обликом такой женщины. В ее движениях ощущалась резкость электрических ударов, а в сильном теле — гибкость шелковой петли.
Блистательная итальянка из старинного аристократического рода Медичи, ныне мисс Иоланда Вельт, сменила свое древнее имя и стесненную в средствах молодость на слепящий блеск жены миллиардера.
Она склонилась опять к орхидеям, но сразу отпрянула от них.
— Прекрасные цветы, — вежливо заметил Тросс.
— Я мечтаю вывести такие, аромат которых парализовал бы человека.
— Вот как?
— И я поднесла бы вам такой букет.
— Польщен. Но я не ожидал от вас склонности к параличным…
— Мужу моему не грозит паралич, — вызывающе бросила Иоланда. — Кажется, он ждет вас… — она имела в виду паралич.
— Благодарю вас, мэм. Спешу к нему, — откланялся Тросс, ловко воспользовавшись игрой слов.
Иоланда колко взглянула ему вслед, когда он начал подниматься по мраморным ступеням.
Дворецкий вышел навстречу и почтительно открыл бесшумную дверь размерами с церковный орган.
— Босс у себя наверху, — склонив лысеющую голову, с почтительным придыханием произнес он.
Тросс взбежал через две ступеньки по внутренней дворцовой лестнице и оказался в огромном холле, уставленном белой мебелью времен Людовика XVI, с красочными гобеленами на стенах (пейзажи, пастухи, пастушки, водопады), бесценными фарфоровыми вазами, на которых прекрасные маркизы в белых париках приседали перед кавалерами в длинных чулках и ботинках с пряжками.
Перед дверью в кабинет босса он остановился лишь на мгновение, а войдя в кабинет, оказался в другом мире.
Все здесь было нарочито просто: стекло и полированная мебель, стены, отделанные дубовыми панелями. На них — модные абстрактные картины непостижимых сюжетов.
Лишь на одной из них можно было угадать, что там изображен Белый дом в Вашингтоне.
Тросса встретил Фредерик Вельт, глава военного концерна. Он был стар. Блистательная Иоланда больше годилась ему во внучки, чем в жены. Но держался он прямо, сухой, подтянутый, совершенно лысый. Старый шрам пересекал его лицо. Из-за этого один глаз у него был сощурен больше другого. И казалось, что Вельт все время прицеливается. На нем был спортивный костюм, сшитый, конечно, у лондонского портного, и желтые гетры на тонких ногах.
— Хэлло, Тросс! — дружелюбно встретил он вошедшего. — Хочу вас порадовать.
Похлопывая Тросса по спине, он подвел его к картине с Белым домом. Нажав на раме кнопку, он откинул картину на себя, превратив ее в столик. За ней в стене открылся бар, уставленный пузатыми бутылками и причудливыми флягами в виде сатиров и нимф.
— Обещаю вам, парень, там, — он постучал пальцем по оборотной стороне картины, — вы станете моим пресс-секретарем. — И он уселся около бара, пригласив и Тросса.
— Когда вы попадете туда, — улыбнулся Тросс.
— Даст бог, даст бог, Тросс? И с вашей помощью тоже. Разве вы разучились хлестко писать или не заинтересованы в этом?
— Я заинтересован в хорошем бизнесе, сэр. Можно и в Белом доме. Но желательно с вами, босс.
— Хорошо сказано, мой мальчик! Налейте себе и мне вот этого коньяку. Его готовят у подножия горы, где высадился Ной. В Белом доме наши рюмки будут наполнять вице-президент или государственный секретарь.
— Позвольте пока выполнить мне их миссию.
— Эту и еще другую, ради которой я и пригласил вас. Вы знаете, Тросс, я сейчас предавался воспоминаниям, читал ваше знаменитое обращение в ООН.
— Я до сих пор чувствую свою вину.
— Пустое, мой мальчик! Вы выполнили мое задание. Нам нужно было «прикрыть» важную разработку. А если обращение в ООН написано моим ближайшим помощником, никому в голову не придет заподозрить наш концерн в такой разработке.
— Но тем не менее к нам посыпались заказы из многих стран.
— Лишь до тех пор, пока эти и впрямь перепугавшиеся идиоты не запретили всякое воздействие на среду обитания. Хороший урок для нас с вами. Не правда ли?
— Я думаю, сэр, мне не следовало упоминать о среде обитания, ограничиться лишь рекламой средства, пробивающего защитный слой атмосферы.
— Это ничего не изменило бы.
— Вы так думаете?
— Подозреваю. Кто-то действовал очень ловко. И ему удалось сорвать наше дело. Все заказчики взяли обратно свои заказы, ссылаясь на запрет ООН. Теперь мы будем действовать иначе. Вы поедете в Аппалачские горы к профессору Бернштейну.
- Предыдущая
- 29/118
- Следующая
