Четверо из России (сборник) - Клепов Василий Степанович - Страница 21

• Предыдущая
• 21/88
• Следующая

Выстрела не последовало и на этот раз.

Мы посидели еще немного, выбрались из котловины, отыскали тропинку и, почти не дыша, ежеминутно останавливаясь и прислушиваясь, пошли от проклятого места.

В сумерках казалось: каждый куст бросается на нас, собирается выстрелить. В одном месте нам послышалось, что кто-то идет следом. Мы остановились и замерли. Отчетливо прошуршали три-четыре шага, и все смолкло. Шагов совсем не стало слышно.

Димка осторожно приблизился ко мне, взял меня за руку:

— Васька, я его вижу…

— Где? — еще тише спросил я.

— Вон береза, та, у которой сучья спускаются… Чуть правее между стволом и суком… Видишь?

Я вгляделся и заметил около куста какого-то человека. Он стоял, повернувшись к нам, и смотрел. Неужели старик? Тогда почему он не стреляет?

Я потянул Димку за руку:

— Ложись!

Мы оба легли, а сами смотрели все время на того, кто стоял около куста.

— Ползем!… Только тихо.

И мы поползли, все время оглядываясь. Наконец остановились под кустом.

Снова послышались осторожные шаги.

Человек вроде приближался к нам. Тогда я толкнул Димку: «Побежали!» и помчался, не разбирая ни кустов, ни сучьев, которые рвали мою одежду.

Когда мы добрались, наконец, до Золотой Долины, было совсем темно.

С отчаянно колотившимся сердцем, с дрожью в ногах я спросил Димку:

— Как думаешь, кто это был?

— Пенек, — нервно рассмеялся Димка.

— Сам пенек… — огрызнулся я. — Ты же показывал и ты же говоришь: пенек. А шагов не слышал, что ли?

— Слышал!

— Ну так нечего и прикидываться!

Я еще раз оглянулся. Легонько шумел лес, одно дерево со скрипом терлось о другое. Со стороны реки доносилось журчание струй. Над нами пролетела тень, и через минуту послышался крик козодоя. Потом как закричит кто-то, как захохочет, у меня так и пошли мурашки по телу…

Никаких шагов больше не было слышно, и мы пошли к темневшей неподалеку хижине. В ней никого не оказалось.

— Левка! — тихо позвал я.

Федор Большое Ухо вылез из кустов, растущих рядом с хижиной.

— Ты что же не разводишь огонь?

Левка махнул рукой, вытер рукавом слезы и забормотал, срываясь на плач:

— Какой тут огонь!… Не знаю… как жив… остался.

В сумерках Левка услышал недалеко от хижины выстрел и отчаянный собачий визг. Через несколько минут к хижине приползла Мурка. Она была вся в крови и уже не держалась на ногах. Левка наклонился к ней, хотел взять на руки, но собака перевернулась на спину, лизнула Левку в лицо, несколько раз шевельнула хвостом и затихла.

Вскоре Левка увидел, что от опушки к нему направляется старик. Он был с ружьем и нес его перед собой так, как носят охотники, готовые каждую секунду вскинуть и выстрелить.

Левка не стал ждать этого, бросился в лес. Старик тоже побежал за ним, но Федор Большое Ухо лег в ямку и притаился в ней, как кролик. Он слышал — под ногами старика трещали ветки, шумели кусты. Временами негодяй подходил совсем близко. Левка не выдержал пытки, на четвереньках пробежал несколько шагов и улепетнул к речке. Там, спрятавшись под обрывом, выждал, когда старик уйдет к своей норе, и только тогда вылез из-под обрыва, стал ждать нас в кустах.

Мы стояли и совещались в темноте. Я так разозлился на старика, что решил сегодня же ночью его поймать. Мы уговорились так: я залягу где-нибудь недалеко, а ребята в хижине разожгут поярче костер и посадят у огня чучело, смахивающее на человека. Сами лягут на нары и будут ждать моего сигнала. Как только этот тип появится, мы мигом его заарканим.

Расчет у меня был простой. Раз уж старик уничтожил собаку, которая помешала ему напасть на нас утром, теперь он обязательно придет к хижине ночью, чтобы расправиться с нами. Откуда ему знать, что один из нас будет сидеть снаружи и подкарауливать? А насчет чучела у костра — это обычная индейская хитрость, на которую попадались и не такие злодеи.

Я выполз из хижины в засаду. В руке у меня были лассо с петлей на конце и топорик. Первый раз в жизни я всерьез полз по-пластунски. Думаю, никто из пластунов так плотно не прижимался к земле, как я в ту памятную ночь. Мне все представлялось, что старик меня видит и уже заносит надо мной нож.

Когда я оглянулся, хижина уже осветилась: ребята разожгли костер. У огня сидел здоровый дядя, и всякий, кто не знал, что это чучело, решил бы, что это — настоящий человек, который немного вздремнул.

Повернувшись лицом к хижине, я стал наблюдать. Огонь от костра ярко освещал все кругом, и видны были каждая травинка, каждый камешек на земле.

«Ну, — думал я, — приходи. Теперь от меня не скроешься…»

Ни Димка, ни Левка у огня не показывались, но я чувствовал, что они не спят.

Иногда костер вспыхивал ярче — это ребята, не обнаруживая себя, подбрасывали в огонь дрова.

Было уже за полночь. Ручка ковша Большой Медведицы спустилась вниз, над восточным краем неба засверкали веселой кучкой Стожары (Сергей Николаевич говорил нам, что это верные признаки близкого рассвета). Потом где-то залепетала птичка. Вот неугомонная! Чего ей не спится? Ведь никакой злой старик ее не подкарауливает, — спала бы себе да спала, подвернув голову под крыло…

И тут я услышал за собой осторожные, редкие шаги. Еще плотнее прилег к земле, втянул голову в плечи. Мне казалось, что он сейчас наступит прямо на меня, но старик прошел рядом и остановился. Я бесшумно пополз за ним. Его длинная тень, удивительно длинная для такого маленького человека, ложилась на меня, и я полз прямо по этой тени.

Он снял с плеча коротенькое ружье, но прицеливаться не стал, а, осторожно шагая, стал подкрадываться еще ближе к хижине. Я продолжал ползти. Он снова остановился и теперь был от меня всего в каких-нибудь шести или семи шагах. Встав на изготовку, начал поднимать ружье. Стрелок он, видать, был опытный, потому что целиться долго не стал: не успел я приподняться, чтобы набросить на него петлю, как грянул оглушительный выстрел.

Я вскочил, подбежал сзади, набросил лассо. Оно хлестнуло его по шее, но не зацепилось.

— Держи! Гей! Гей! — крикнул я что есть силы, чтобы испугать старика. — Держи бандюгу!

Даже не оглянувшись, он бросился в сторону и сразу исчез в темноте. Димка с Левкой тоже выскочили из хижины и тоже кричали: «Держи! Гей! Гей!» И все горы сразу всполошились, и отовсюду неслось: «Эй! Эй!», как будто в Золотую Долину вошла целая армия и ринулась за этим мерзким старикашкой.

Гнаться за ним мы боялись. Еще подкараулит где-нибудь за кустом и пристукнет. Остановились в тени и решили, что двое будут спать в хижине, а один по-прежнему заляжет невдалеке, чтобы, если старик снова появится, все-таки захлестнуть его петлей. И Димка и Левка просились в засаду, но я сказал, что имею в этом деле опыт и поэтому буду подкарауливать старика сам. Но в эту ночь он больше не появился. Я взял лопату и вырыл за хижиной под березовым кустиком могилу для Мурки. Собака лежала, как живая, и только губы ее были разомкнуты, и на них запеклась кровь. Я посмотрел, куда угодил убийца. Пуля вошла в грудь и вышла в левом боку. Наверно, Мурка смотрела на старика и лаяла, когда он в нее выстрелил.

Вместе с Левкой мы уложили в могилу Муркино тельце, присыпали землей.

Когда я, кончив работу, взглянул на Левку, то увидел, что он плачет.

— Ничего, Федор Большое Ухо, мы отплатим за Мурку! Так отплатим, что старик будет сам не свой от злобы.

Солнце снова вышло на свою Золотую Тропу, и вместе с темнотой рассеялся наш страх… Только теперь мы поняли, какое важное событие произошло вчера. Мы нашли золото! Оно было у нас в руках — целых два мешочка! Этого хватит, пожалуй, на насколько танков.

• Предыдущая
• 21/88
• Следующая