Футбол – только ли игра? - Симонян Никита Павлович - Страница 28
- Предыдущая
- 28/60
- Следующая
Подражать Аркадьеву, копировать его бесполезно. Это высота, до которой можно было лишь тянуться…
Самые разные тренеры делятся все-таки на две категории: демократы и автократы, именуемые в просторечии «диктаторами».
Горохов, Дангулов, к примеру, – демократы. Гавриил Дмитриевич Качалин – тоже. А вот у Константина Ивановича Бескова явно выраженный авторитарный стиль, стремление воплотить во всем свою волю. У него на тренировках не поспоришь.
Став тренером, я тоже невольно должен был делать выбор. В силу моего характера, да и спартаковских традиций, мне больше импонировали демократичные отношения с игроками. Многое взял и у Качалина, и у Дангулова, и у Горохова. Но, пожалуй, большему – педагогике, отношениям с людьми, стремлению анализировать любую ситуацию, взвешивать любое свое решение учился у Николая Петровича Старостина, очень мудрого человека.
Не руби сплеча, сначала остынь, сто раз отмерь – его правила. Могу сказать: педагогику учил по Старостину. Он, кстати, тоже от меня не открещивается, считает своим воспитанником. Все годы, что работал с ним рядом, были для меня временем постоянной учебы. Николай Петрович способен найти хорошее, ценное в любом человеке, и я понимал, глядя на него: без этого нельзя руководить, воспитывать.
Почти пятнадцать лет был я игроком команды мастеров. Вроде бы не новичок в футболе. Но какой же трудной оказалась новая роль!
От многого, к чему привыкли, приходилось отказываться: футбол шел вперед. И надо было поспевать за ним, заниматься самообразованием.
Как волновался перед матчами! Выйти на поле, оказывается, куда легче, чем остаться на тренерской скамье. Все проигрываешь вместе с командой – удары по воротам, пасы, передачи, все комбинации. И неизвестно еще, где тратишь больше сил – на поле или у его кромки.
Первые тренерские шаги – постоянные сомнения, раздумья. Закончится тренировка или игра – все садятся в автобус, уезжают. Когда-то и я покидал стадион вместе с ними, после напряжения наступал отдых. Теперь после работы начиналась работа. Один или со Старостиным и своим помощником до бесконечности анализировал только что прошедшую, пережитую игру.
Но это, как говорится, цветочки, они еще не дают представления о всей тяжести тренерской ноши. Шел 1960 год, первый год моей работы тренером. А первый блин, как известно…
Был двухэтапный розыгрыш чемпионата – по одиннадцать команд в каждой группе, по три команды из обеих групп должны были составить шестерку лучших, а мы в нее не вошли. И вот тут-то я попал под обстрел болельщиков: «Не знаешь дела – не берись!» «Не лезь тренировать „Спартак“!..» «До чего довел нашу команду!..» Останавливали на выходе у стадиона, на улице. Высказывались беспардонно и оскорбительно. А ты зачастую не мог осадить хама – в этом беззащитность людей, которые на виду, ты должен хранить достойное молчание, ибо зайдешься в бесполезной полемике. Выступающий – аноним, хоть и без маски, а ты известен, за тобой команда, тебе нельзя взорваться, сорваться.
К подобным наскокам невозможно привыкнуть. Сколько же появляется критиков вслед за проигрышем! Обычно, когда человек терзается сам, окружающие его оставляют в покое: он и без того тяжко переживает неудачу, старается разобраться в ее причинах. Но разве оставят тебя в покое болельщики из породы неистовых? Что им до твоих терзаний, если их команда проиграла! Если же она одерживает победы, считается, что побеждают только игроки. При чем тут тренер? А при поражении виноват лишь он один: развалил команду! Бытует такая философия. И, к сожалению, не только среди болельщиков.
Читаю в газете выступление игрока сборной СССР по баскетболу. Команда проиграла на чемпионате мира, и игрок во всем винит наставника, разбирает его ошибки, говорит, что тактика была не та… Тон статьи неприятно резанул. Тренер тренером, а куда же смотрели опытнейшие баскетболисты, где их личное творчество, инициатива? Почему они оказались неспособными переломить ход игры? Они могли бы в перерыве высказать свое мнение о тактике, настоять на нем, сыграть по-своему, наконец. И при победе тренер, естественно, не имел бы к ним никаких претензий.
…После неудачного 1960 года наша команда поднялась. В следующем сезоне «Спартак» занял третье место в чемпионате страны, а в 1962-м стал чемпионом.
Год этот складывался для нас крайне драматично. Сразу же в начале сезона пошла серия неудач. Проиграли одну игру, вторую… За этим обычно следуют оргвопросы, серьезный разговор на начальственном ковре, оргвыводы.
Нас с Николаем Петровичем пригласили в Московский городской совет профсоюзов, председателем которого в ту пору был Василий Иванович Крестьянинов, милейший, справедливый человек, пользующийся большим авторитетом. Состоялось расширенное заседание – присутствовали председатели Центрального, Российского, Московского городского советов «Спартака». Обсуждалось неудачное выступление нашей команды.
Разговор шел в резких неуважительных тонах. Мы пытались объяснить причины поражений – бывает психологический надлом, когда после нескольких проигрышей команда теряет уверенность, – но нас не слушали. Потом узнали: уже до совещания высказывалась точка зрения, что и Старостина и меня необходимо немедленно освободить от должности. Но всегда находится разумный, рассудительный человек – им оказался Алексей Хуршудович Абуков, председатель Российского совета «Спартака». Он так поставил вопрос: «Мы можем их снять, но есть ли замена?» Крестьянинов во время совещания молчал, всех внимательно выслушивал, взял слово последним: «Острой критике мы вас подвергли, а чем вам помочь?»
Я потом нередко, сталкиваясь с руководителями ведомств, которым не хватает терпения дождаться побед своей команды, которые, не пытаясь даже разобраться в сути ситуации, не будучи спортивными специалистами, снимают одних тренеров, назначают других, вспоминал Николая Петровича Старостина, его поведение на этом совещании. Он с достоинством ответил Крестьянинову: «Дайте нам возможность спокойно работать, и мы выправим положение».
Нам дали время до конца первого круга.
Сразу же после этого мы полетели в Ташкент, на игру с «Пахтакором». Встречу назначили на три часа – это был субботний или воскресный день. Не оставалось сомнений, такое время хозяева выбрали специально, в расчете, что северная команда расплавится на среднеазиатском солнце.
Стояла сорокаградусная жара. Пекло нестерпимое! И первую половину мы начисто проиграли «Пахтакору» – 0:2. Я видел, что футболисты едва передвигаются, жара изнуряет их до предела.
Шел в раздевалку, старался быть спокойным. Но что можно сказать в такой ситуации ребятам? Взбадривать, хорохориться: давайте поднажмем? Сказал, что было на душе: «Понимаю, в такую жару, да еще в три часа дня играть чрезвычайно тяжело. Сможете собраться, переломить ход матча – буду вам очень благодарен. Ни в каких тактических установках вы сейчас не нуждаетесь. Задача в том, чтобы себя пересилить».
Понурив голову, выходил «Спартак» после перерыва. И слышался бодрый голос капитана «Пахтакора»: «Давайте, ребята, осталось всего сорок пять минут!»
Началась вторая половина. Откуда у наших игроков взялись силы, что с ними произошло, что заставило их вдруг собраться и повести игру в ураганном темпе, я по сей день ни объяснить, ни понять не могу. Один за другим в ворота хозяев поля влетели три мяча. Возникло еще несколько голевых моментов. «Пахтакор» был растерян, смят, и мы победили со счетом 3:2. Но главное – сломали внутренний психологический барьер, мешавший нам выигрывать.
После этой победы началась беспроигрышная серия матчей «Спартака», почти двадцать игр без поражений. Так мы стали чемпионами страны.
Судьба золотых медалей решилась в поединке в Киеве с местными динамовцами. Мы победили 2:0, голы забили Галимзян Хусаинов и Юрий Севидов – с одиннадцатиметрового удара.
Это была моя первая победа на тренерском поприще. Не забуду, как в раздевалку вошел Вячеслав Соловьев, тренер киевского «Динамо», который годом раньше впервые привел эту команду к чемпионскому титулу. Он обнял меня, расцеловал: «Поздравляю! Молодец!»
- Предыдущая
- 28/60
- Следующая
