Выбери любимый жанр

Терпеливый снайпер - Перес-Реверте Артуро - Страница 38


Изменить размер шрифта:

38

Ближе к вечеру я сделала кое-какие покупки на виа Толедо. Потом села на веранде кафе, сложив пакеты у ног, и позвонила Маурисио Боске, чтобы уточнить оферту, которую я должна была предложить Снайперу, – каталог, выставка, MoMA, деньги…

– Маурисио? Говорит Лекс.

– Лекс?! Ах, чтоб тебя! Куда ты запропастилась?! Где ты?

– Все еще в Неаполе.

– Ну и? Откопала?

– Нет пока. Но, кажется, сумею.

Мы проговорили довольно долго, обсуждая каждый пункт. Боске попросил подробно рассказать, как именно я подобралась к объекту, а я ответила, что еще только подбираюсь. Но, по крайней мере, контакт произошел. Издатель возликовал. Заверил, что об экономическом, как он выразился, обеспечении беспокоиться незачем. Его партнеры твердо намерены выполнить все пожелания Снайпера в той форме, какую он сам предпочтет, если только он потратит сколько-то времени на сбор лотов для аукциона, который пройдет в будущем году в Лондоне или Нью-Йорке. В отношении каталога: он будет напечатан в двух большеформатных томах в картонном футляре в «звездной серии» издательства «Бирнамский лес», флагмана книготорговли в крупнейших музеях мира, то есть встанет в один ряд с ретроспективными каталогами типа «полное собрание работ», которых до сих пор удостаивались только семь современных художников – Синди Шерман, Шнабель, Беатриз Мильязес, Кифер, Кунс, Херст[48] и братья Чепмены. Что же касается Музея современного искусства в Нью-Йорке, добавил Маурисио, то уже приведены в действие все пружины, и перспективы вырисовываются самые блестящие: осталось лишь формальное подписание контракта.

– Так что можешь передать ему от моего имени, – завершил он, – что если согласится войти в игру, солидный коллектив профессионалов только и ждет, чтобы возвести его на самое что ни на есть седьмое небо.

Тут я спросила его в упор, не он ли навел на мой след Бискарруэса. И не ведет ли он двойную игру? Он сначала сделал паузу – или потерял дар речи, – потом ответил взрывом негодования, а потом пламенными заверениями в полной своей непричастности.

– Клянусь тебе! – твердил Маурисио. – Я тут ни при чем! Сама посуди – зачем мне?! Я ведь себе не враг!

– За тем, что с Бискарруэса можно содрать больше, чем сулит твоя комбинация со Снайпером.

– Да ты что – с ума сошла? Да знаешь ли ты, какие люди уже ввязались в проект?

На этом наш разговор прервался, и я вернулась в отель. И все равно продолжала гадать, действует ли Маурисио Боске честно или служит всего лишь ширмой для Бискарруэса? И пришла к выводу, что издатель, прикрывая себе спину, мог поставить на двух лошадок разом. Но сейчас это невозможно выяснить. И в любом случае для меня это мало что меняет.

Слежки за мной вроде не было. Остаток дня я читала La storia falsa Лючано Канфоры[49], а вечером поужинала пастой и слегка охмелела от бутылки вина из Искьи. Продолжила тем, что нашлось в мини-баре, пока не опустошила его под телевизор, где шел фильм с Такэси Китано. Собрав остатки гаснущего сознания, выбралась на балкон, выглянула. Как и раньше, не заметила ни Рыжего Уса, ни Тощей Рожи: они, казалось, испарились, но я знала: это не так. Бродят где-то рядом, ретиво выполняя последние инструкции.

Голова у меня шла кругом. Я закрыла балконную дверь, рухнула в постель не раздеваясь и заснула. Мне снилась Лита, спала я плохо и проснулась измученной и в смутной тревоге.

Снайпер появился на третий день. К этому времени сильно декольтированная толстуха из бара-таверны без вывески уже окончательно уверилась, что я журналистка и готовлю репортаж о туристических прелестях этого квартала. Я сидела и читала за столиком у немытого окна, поглядывая время от времени на улицу, когда на ней появились трое райтеров: самый высокий был Снайпер – в старой куртке коричневой кожи, в потертых джинсах, в кроссовках. Все трое вошли в церковь Благовещения, а я закрыла книгу и принялась ждать, грызя ногти от нетерпения и пытаясь утишить бешеный стук сердца. Наконец-то попался. Или сейчас попадешься. Хозяйка – на ней была та же самая блуза с большим вырезом, что и в первый день, – вероятно, обиделась, что я в отличие от прошлых разов не отдала должное дивной пицце, которую она поставила передо мной. Но в желудке у меня был ком, а во рту, хоть я и выпила уже несколько бутылок воды, пересохло так, будто я наглоталась песку.

– Аппетита нет, синьора?

– Да, что-то не хочется есть… Мне очень жаль.

– Может, еще чего принести? – предложила она довольно мрачно.

– Спасибо, не надо. В самом деле – нет аппетита….

Через час с четвертью Снайпер вышел из церкви один. С замиранием сердца я видела, что он направляется в мою сторону, и в ужасе ждала, что сейчас войдет в таверну и обнаружит, что я за ним слежу. Положила на стол деньги, сунула книжку в сумку, а сумку повесила поперек груди – в Неаполе носить сумки на плече или в руке равносильно самоубийству – и пошла следом, держась на такой дистанции, чтобы, обернувшись, он не заметил меня, но и чтобы не потерять его из виду так глупо, как это случилось в прошлый раз. По счастью, на улице было по обыкновению многолюдно: судачили соседки, носились дети, которым в этот час полагалось бы сидеть за партами, сновали машины, едва не задевая бортами стены домов, громоздились груды разноцветных ящиков у зеленных лавок, бились в садках живые угри на прилавках лавок рыбных – и все это сплеталось воедино, образуя пестрый, яркий, бурлящий красками и звуками пейзаж.

Снайпер шел спокойно, не торопясь. Даже несколько расслабленно. Он был в темных очках, а на улице надел бейсболку. Раза два он останавливался поздороваться с кем-то, переброситься несколькими словами со знакомыми. Я продолжала следовать на почтительном расстоянии за его тонкой фигурой, в кожаном бомбере казавшейся более широкоплечей. Когда он останавливался, останавливалась и я, прячась за прохожими, вжимаясь в стену или в витрину. У фруктовой лавки он задержался, купил что-то и вышел оттуда с увесистым пакетом в руке. Немного выше улица сходилась со ступенчатым подъемом и поперечным проездом, образуя нечто вроде сквера, где стояла деревянная скамейка. На всех окнах горшки с цветами, на протянутых от балкона к балкону веревках сохло белье, а на проволоке, шедшей от рахитичных ветвей к фонарю с разбитым стеклянным колпаком, трепетали над припаркованными автомобилями выцветшие флажки и бумажные фонарики, которые остались от некоего давнего народного гуляния.

По ступеням спускалась какая-то женщина с корзиной для покупок в руке. Крупная, притягательно-яркая, изобильно-красивая, такая до невозможности классическая неаполитанка, она по типу напоминала полнотелых итальянских актрис, бывших в моде во времена Витторио де Сика и Феллини. Волосы у нее были подстрижены, темная юбка и узкий свитер подчеркивали тяжеловесную пышность форм: позднее я имела случай убедиться, что у нее зеленые глаза, вздернутый нос, не менее дерзкий, чем большой рот с пухлыми, красными, хорошо обрисованными губами. Снайпер остановился у подножия и поджидал ее, а она, улыбаясь, шла к нему. Мне уже доводилось видеть такие улыбки, и я знала, что они означают, а потому догадалась, что к чему, еще прежде, чем Снайпер издали помахал ей своим пакетом с фруктами, а женщина, не переставая улыбаться, за что-то упрекнула его – слов я не разобрала, – и, сойдясь наконец на нижней ступени, они поцеловались в губы.

Дальше они пошли вместе – Снайпер взял у нее корзину, – но прошли немного: вскоре свернули в подворотню старинного запущенного дома с широким портиком и пропали в ее темном нутре. Это открывает новые перспективы, подумала я. Нахожусь в выигрышной позиции, особенно после того, как столько времени крутила педалями, чтобы теперь возглавить гонку. Взвешивая «за» и «против», которые сулило мне нежданное новое обстоятельство, я подошла поближе, чтобы изучить местность – само здание, прилегающие улицы и все, что имелось на площади. А имелись там маленький бар, в обеденные часы превращавшийся в закусочную, несколько магазинчиков с кустарными сувенирными поделками, ниша с образом святого Януария, украшенным пластмассовыми цветами, и въезд на подземную автостоянку. Все это я мысленно взяла на заметку, а когда подняла голову, на узком балконе третьего этажа, то есть прямо надо мной, появилась эта самая женщина. Она перегнулась через перила, проверяя, высохла ли одежда на веревке, но, вероятно, из комнаты ее окликнули, потому что она сейчас же обернулась. Потом посмотрела вниз, на меня. Посмотрела случайно, но наши взгляды встретились. И я выдерживала ее взгляд секунды две, а потом отвела глаза тоже как бы случайно и пошла своей дорогой, словно прогуливаясь. И не оборачивалась, но была уверена, что она смотрит мне вслед. И что в тот краткий миг, когда мы глядели друг на друга, в ее глазах блеснул тревожный огонек предчувствия.

вернуться

48

Синди Шерман (р. 1954) – влиятельная американская художница, работает в жанре постановочной фотографии. Джулиан Шнабель (р. 1951) – американский художник-неоэкспрессионист и кинорежиссер, прославился «тарелочными картинами» с элементами мозаики из осколков разбитой посуды; в 2007 г. получил приз Каннского кинофестиваля за лучшую режиссуру за кинокартину «Скафандр и бабочка» о редакторе журнала ELLE Жане-Доминике Боби. Ансельм Кифер (р. 1945) – немецкий художник; большая часть его творчества посвящена холокосту и ответственности Германии за трагедию Второй мировой войны. Джефф Кунс (р. 1955) – американский художник, известный своим пристрастием к китчу; его работы входят в число самых дорогих современных произведений искусства; позолоченная статуя Майкла Джексона (Michael Jackson and Bubbles) была продана на аукционе Sotheby’s за пять с лишним миллионов долларов. Дэмьен Стивен Херст (р. 1965) – английский художник, коллекционер и предприниматель, автор нашумевшей инсталляции The Physical Impossibility of Death in the Mind of Someone Living, ставшей символом британского искусства 1990-х, самый богатый из ныне живущих художников (в 2010 г. его состояние оценивалось в 215 млн фунтов стерлингов).

вернуться

49

Зд.: «Сфальсифицированная история» (итал.). Лючано Канфора (р. 1942) – итальянский филолог-классик и историк.

38
Перейти на страницу:
Мир литературы