Сэр Найджел (илл. Н. Лямина) - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 45

• Предыдущая
• 45/84
• Следующая

— Ты Рыжий Хорек? — спросил он.

— Так меня называют враги, — с улыбкой ответил француз. — Я рад, любезный сэр, что сдался столь доблестному и благородному человеку.

— Благодарю тебя, любезный сэр, — слабым голосом произнес Найджел. — И я рад, что померился силами со столь достойным противником, и навсегда сохраню в памяти удовольствие, которое доставила мне наша встреча.

Тут он положил кровоточащую голову на медную грудь врага и надолго лишился сознания.

Старинный хронист в «Gestes du Sieur Nigel»[15] скорбит, что вынужден часто прерывать свой рассказ, ибо из тридцати одного года, отданного войне, его герой не менее семи провел в постели, оправляясь либо от ран, либо от одного из тех недугов, причина которых — походные лишения и усталость. Вот и теперь в самом начале боевого пути, накануне славного предприятия именно эта судьба постигла Найджела.

Распростертый на ложе под низким потолком почти пустой каморки под парапетом угловой башни замка Кале, выходящей во внутренний двор, он лежал в полубреду, не в силах приподнять голову, когда прямо у него под окошком творились славные дела. С тремя ранами на теле, с головой, пострадавшей от булавы Хорька, он находился между жизнью и смертью: истерзанное тело тянуло его во тьму, молодость и твердая воля не давали угаснуть искре жизни.

Словно сквозь сон он осознавал, что где-то рядом бушует битва. После он смутно вспоминал внезапные растерянные крики, лязг металла, стук захлопнувшихся створок больших ворот, рев множества голосов, гулкие удары, точно пятьдесят дюжих кузнецов гремели молотами о наковальни. А потом удары мало-помалу сменились стонами, пронзительными призывами к святым, размеренным многоголосым ропотом, тяжелой поступью обутых в железо ног.

В какую-то минуту этой жестокой схватки он, преодолев слабость, видимо, все-таки дотащился до узкого окошка, повис на железной решетке и поглядел во двор на разыгравшийся там грозный спектакль. В красном свете пылающих факелов, укрепленных в амбразурах и на крыше, он увидел внизу дикое кружение закованных в латы фигур, отливающих медью, сверкающих железом. Словно бредовое видение, вспоминались ему потом развевающиеся шарфы, повязанные на шлемы, гребни, украшенные драгоценными камнями, пышные плащи и щиты, блещущие гербами, на которых по золотому или серебряному, червленому или черному полю располагались всевозможные геральдические фигуры — кресты, пояса, стропила, перевязи и прочее. Точно букеты ярких цветов, они взлетали и опускались, двигались вперед и назад у подножья его башни, то теряясь в тени, то снова вспыхивая в багровых отблесках факелов. Пылала кроваво-красная башня Чандоса, и он различил высокую фигуру своего господина, исступленно рубившегося в первом ряду, как само воплощение войны. Три черных стропила на золотом поле — это герб благородного Мэнни. А этот могучий боец, уж конечно, сам король Эдуард — ведь только его щит и щит ловкого юноши в черной броне рядом с ним не несли никаких геральдических символов.

— Мэнни! Мэнни! Святой Георгий за Англию! — раздался громовой клич, а в ответ, заглушая грохот и лязг битвы, слышался столь же гордый призыв: — Шарньи, Шарньи! Святой Денис за Францию!

Вот какие смутные видения еще жили в памяти Найджела, когда наконец туман в его голове рассеялся и он впервые явно понял, что лежит на низкой кровати в угловой башне и пальцем не может пошевелить от слабости. Возле него Эйлуорд раздирал грубыми пальцами стебли лаванды и разбрасывал их по полу и по постели. К стене в ногах кровати был прислонен длинный лук. На нем висела железная каска. А их владелец в одной рубахе обмахивал своего господина, отгоняя мух, и сыпал на него душистую траву.

— Клянусь рукоятью! — завопил он, сверкая всеми зубами в радостной улыбке. — Благодарение Пречистой и сонму святых, ты пришел в себя! Скончайся ты, я бы не посмел вернуться в Тилфорд. Три недели пролежал ты тут, лепеча, как несмышленый младенец, но теперь по твоим глазам видно, что ты снова в себе!

— Я и правда получил малую рану, — еле слышно произнес Найджел, — но стыд и горе мне, что я валяюсь тут, если для моих рук есть дело. Куда же ты, лучник?

— Оповестить доброго сэра Чандоса, что тебе полегчало.

— Нет, останься пока со мной, Эйлуорд. Я как будто помню все, что случилось. Какие-то корабли, верно? И я встретился с очень достойным человеком, и мы обменялись ударами? И он мне сдался, так?

— Да, благородный сэр.

— А где он?

— Тут, в замке. Внизу.

По бледному лицу Найджела скользнула улыбка.

— Я знаю, как распоряжусь им, — прошептал он.

— Лежи смирно, благородный сэр, — с тревогой перебил его Эйлуорд. — Утром тебя смотрел сам лекарь короля и сказал, что ты сразу умрешь, если сорвешь с головы повязку.

— Хорошо, добрый лучник, я не стану ворочаться. Но расскажи, что было дальше.

— Да рассказывать-то почти нечего, благородный сэр. Будь у Хорька оруженосец, не провозись он так долго, облачаясь в доспехи сам, они бы нас одолели. Да только он вылез на палубу, когда они уже все полегли. Его мы забрали с собой на «Мари-Роз», потому что он твой пленник. А за остальных выручить ничего было нельзя, и мы побросали их в море.

— И мертвых и живых?

— Всех до единого.

— Это злое дело. Эйлуорд пожал плечами.

— Я было заступился за одного мальчонку, — сказал он, — но Кок Бэддинг ничего слушать не желал, а за него были и Черный Саймон, и все остальные. «Такой в проливе закон, — говорят. — Нынче они, а завтра мы». Оторвали его от мачты и бросили за борт, как он ни кричал. Клянусь рукоятью, не по нутру мне море и его обычаи! Пусть оно доставит меня назад в Англию, а больше я с ним дела иметь не хочу.

— Ну нет! На море совершаются великие подвиги, и на кораблях можно найти много достойных людей, — возразил Найджел. — И везде, куда ведут по нему пути, отыщутся такие, с кем переведаться — чистая радость. Стоит переплыть пролив, как сделали мы, и попадаешь к французам, без которых нам обойтись невозможно. Иначе как же обретем мы славу? Поплывешь на юг, и есть надежда добраться до земель неверных, где для оружия всегда находится дело и великая честь ждет тех, кто смел. Нет, ты подумай, лучник, какая это прекрасная жизнь, когда едешь и знаешь, что встретишь немало достойных людей, тоже отправившихся на поиски чести. А коли падешь, так за веру, и небесные врата распахнутся перед тобой. Но и на севере море также хорошо послужит тому, кто ищет чести, ибо там еще остались края, где обитают язычники, отвергающие Святое Писание. Там нас тоже ждут благородные деяния, и, клянусь святым Павлом, Эйлуорд, если французы не нарушат перемирия, а добрый сэр Джон отпустит нас, я с радостью отправлюсь туда. Море — добрый друг искателя чести, ибо несет его туда, где он может исполнить взятый на себя обет.

Эйлуорд покачал головой: его воспоминания о морском переходе были еще слишком свежи. Но он ничего не ответил, потому что дверь распахнулась, вошел Чандос и с повеселевшим лицом взял руку Найджела в свои, а потом что-то шепнул Эйлуорду, и лучник исчез из комнаты.

— Pardieu! Вид очень утешительный, — сказал рыцарь. — Теперь ты скоро встанешь на ноги.

— Молю простить меня, мой благородный господий, — сказал Найджел, — что в бою я не был рядом с тобой.

— И правда, мое сердце скорбело из-за тебя, Найджел, ибо такая ночь редко выпадает в жизни. Все произошло, как мы задумали. Потайная калитка была открыта, и они пробрались во двор. Но там их поджидали мы, и все сдались или были убиты. Однако большая часть французского отряда ждала на равнине Ньеле. Мы, вскочив на коней, выехали к ним. И застали их врасплох. Но они не пали духом и говорили друг другу: «Бежать — значит потерять все. Лучше вступить в бой, и, может быть, день еще останется за нами». В нашем авангарде их услышали и крикнули: «Святой Георгий свидетель, правда ваша — пусть будет проклят тот, кто обратится в бегство!» И они достойно держались более часа. Среди них было много таких, с кем всегда приятно скрестить копье и меч. Сам сеньор Жоффруа, и сеньор Пепин де Верр, и сеньор Жан де Ланда. Старик Байоль Желтый Зуб и его брат Эктор по прозванию Леопард. И уж конечно, сеньор Эстас де Рибомон постарался оказать нам достойную встречу и долго обменивался ударами с самим королем. Затем, когда кто был убит, а кто сдался, всех пленных привели на пир, который уже ждал их. За столом им прислуживали английские рыцари, весело с ними ели, пили и беседовали. И всем этим, Найджел, мы обязаны тебе.

• Предыдущая
• 45/84
• Следующая