Выбери любимый жанр

Мелкий Дозор (сборник) - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 18


Изменить размер шрифта:

18

Я описал приличный круг по территории, ограниченной всевозможными корпусами, и вернулся ко входу в особняком стоящую кардиологию. Взглянул на экранчик мобильного с веселеньким электронным циферблатом: надо же, всего двадцать минут прошло – маловато для прогулки. И в конце-то концов, я же по лесу собирался побродить, а не по благоустроенному внутреннему двору!

Санаторий располагался в натуральной чащобе, и ничего, наверное, удивительного, что какая-то часть преимущественно хвойного леса оказалась внутри, по эту сторону забора. Со словами «Там, на неведомых дорожках, следы невиданных зверей» я ступил на едва приметную тропку. Ве?домые дорожки, расчищенные до асфальта и освещенные фонарями, шли слева-справа буквально в трех десятках метров. Там чуть слышно шаркали подошвами неспешно прогуливающиеся старички и старушки. Там велись приглушенные беседы. Там я нынче уже гулял. Скучно, обыденно. Моя же тропинка была извилистой, петляла меж разлапистых елей, вкусно хрустела снегом под ногами, терялась во мраке и, самое главное, была абсолютно безлюдна. Не то чтобы я вообще избегал общества – просто не чувствовал в себе сегодня сил знакомиться и поддерживать возможный разговор.

Я брел потихоньку и повторял про себя все то, что необходимо завтра не забыть рассказать врачу. Конечно, у меня с собою была кипа бумажек – кардиограммы, результаты анализов и прочих исследований, проведенных в городе, – все то, на основе чего я получил направление в санаторий. Но ведь мне наверняка зададут вопросы? А объясняться с докторами я разучился давным-давно.

Я брел и брел, а тропинка все не заканчивалась. Я даже забеспокоился в какой-то момент: как же так? Может ли быть такое, чтобы здесь отсутствовала часть забора, и я, выйдя сквозь прореху за пределы санатория, продолжал двигаться все глубже и глубже в лес? Я завертелся на месте. Нет, слева-справа по-прежнему различались фонари. Может, и не в тридцати метрах, как раньше, а в полусотне или даже больше, но я прекрасно видел подсвеченные участки. Вообще молочный свет играл нехорошую шутку, создавая жутковатый контраст. Снег казался еще белее, а все, что не снег, превращалось в густые черные тени. Почему-то сделалось не по себе.

Я не герой, хотя когда-то и мечтал стать героем. Мужественный персонаж какого-нибудь увлекательного триллера наверняка наплевал бы на опасения и двинулся дальше. Из интереса. Из желания продемонстрировать бесстрашие и пофигизм. Или вопреки доводам рассудка. Я же просто побрел обратно.

Холодок нагнал меня шагов через двадцать, скользнул по щеке, влез под капюшон, пробежался вдоль позвоночника. Периферическое зрение угадало какое-то движение неподалеку. Я замер. Возможно, виной тому нервы, возможно, беспомощность, кажущаяся после исчезновения дара особенно болезненной и глобальной, а возможно, то и другое вместе, – но мне слишком хорошо были знакомы признаки, чтобы не запаниковать. Мои инстинкты вопили: «Опасность!», мои рефлексы, наработанные в Дозоре, требовали немедленного ухода в Сумрак, глаза таращились в нелепой попытке просканировать пространство сумеречным зрением… Тишина, темнота, рассеченная молочно-белыми лучами, и тени, всюду тени, целое царство теней, и ни одну из них не сделать объемной, не оторвать от снега, чтобы шагнуть навстречу и очутиться на первом слое! Я ощущал себя слепым калекой под прицелом снайперской винтовки.

Простояв так несколько минут, я постарался привести дыхание в порядок. Померещилось? Вероятно. Обычный человек не придал бы подобным мелочам никакого значения, но когда ты знаешь о существовании Иных, когда ты сам совсем недавно был Иным – ничего удивительного, что их присутствие будет тебе мерещиться всюду.

Я сделал осторожный шаг. Скрипнул снег, и тут же хрустнула ветка. Не у меня под ногой, а где-то поблизости. Через секунду я расслышал еще один звук – совсем рядом кто-то шумно мочился на снег. Настолько рядом, что я должен был увидеть хотя бы силуэт, но не видел по-прежнему ничего, кроме неподвижных теней, отбрасываемых стволами и лапами елей. Настолько рядом, что я уловил в воздухе запах мочи. Животное? Лось? Кабан?..

Человек?

Еще один шаг прочь. И еще. Кажется, в темноте кто-то хмыкнул. Забавляется? Недоумевает?

Возникло полное ощущение, что отрезок тропинки, на котором находился я, и все, что прилегает к нему в радиусе двух метров, вдруг приподнялось над поверхностью земли и едва заметно завертелось в разных плоскостях. Будто кто-то любопытный поднял щепку с усердно ползущим по ней насекомым, покрутил так и эдак, разглядывая со всех сторон… и аккуратно положил на место.

Ощущение чужого внимания исчезло, и я ломанулся со всех ног, постоянно оскальзываясь, промахиваясь мимо утоптанной тропинки и зачерпывая ботинками снег.

Мне нельзя бегать, не для моего самочувствия это занятие, но ужас был таким острым и неподконтрольным, что опомнился я только у входа в кардиологию: мокрый, задыхающийся, с готовым разорваться сердцем. Вышедший покурить охранник вытаращился на меня, затем с ноткой недоумения проговорил:

– Мы вообще-то в одиннадцать двери закрываем, могли бы так не торопиться.

Я содрал с головы капюшон, отер перчаткой лоб, кивнул – дескать, понятно, и поплелся внутрь.

* * *

Примерно до полуночи я маялся размышлениями, что это было. Нет, мои паника и постыдное бегство вполне объяснимы. Я достаточно долго пробыл Иным, чтобы представлять себе все ужасы, которым мог быть подвергнут. Рассудок шептал, что все это глупости, что ничего не случилось и случиться не могло, но тогда, на пике испуга, я этого шепота не расслышал. Попробуйте человеку, всю жизнь проработавшему с отравляющими веществами и вдруг оказавшемуся в лаборатории без защитного костюма, объяснить, что смертельные яды в пробирках не причинят ему вреда. Попробуйте полицейскому, поймавшему сотню живодеров и попавшемуся на серьезном правонарушении, доказать, что в тюрьме, где сидят арестованные им рецидивисты, ему ничто не угрожает. А я, если уж на то пошло, за годы работы в Дозоре имел дело и с ядами, и с живодерами.

Не стоит даже и говорить о том, как сильно мне хотелось позвонить в свой отдел, попросить ребят немедленно прислать ансамбль песни и пляски, прошерстить здесь все, камня на камне не оставить… Нельзя. Засмеют. Испугался, глупенький, страшного Иного в дремучем лесу… Почему испугался, что за причины экстренного вызова? А нет причин, есть трусость и каприз.

В результате я выстроил несколько логических цепочек и выбрал самую очевидную. Кто-то, кто работает в санатории или находится здесь на лечении-восстановлении-отдыхе, любит так же, как и я, уединение и потому вечерами гуляет не по освещенным дорожкам, а по едва заметной лесной тропке, которую, возможно, сам же и протоптал. Вечером воскресенья в кардиологию заселяется совсем не старый и даже, можно сказать, спортивно выглядящий мужчина. Через полчаса после заселения мужчина одевается и прямиком идет туда, где некто привык проводить время в одиночестве. Подозрительно? Еще как. Вот и решил этот некто проверить, что я за экземпляр, не по его ли душу. Что мог он увидеть, рассматривая меня, словно букашку? Я искренне надеялся, что в памяти моей он не копался – почему-то мне казалось, что я почувствовал бы это, угадал по известным мне симптомам. Этот некто ограничился поверхностным осмотром. Сперва, наверное, убедился, что я действительно больной: притворяйся – не притворяйся, а здоровое сердце не замаскируешь без помощи магии. А магии на мне и во мне – ноль. Но моя реакция продемонстрировала, что я почувствовал его интерес к своей персоне. Тогда он создал условия, при которых я должен был шагнуть в Сумрак и тем самым выдать себя. Я этого не сделал. Тогда он копнул чуть глубже – просканировал на предмет наличия Силы. Увы, и тут его ждало разочарование. Или радость. В моей ауре наверняка сохранились оттенки, позволяющие ошибочно отнести меня к потенциальным, неинициированным Иным. Или оттенки эти сейчас настолько слабы, что сквозь Сумрак я кажусь обычным человеком с развитой интуицией, человеком, чувствительным к постороннему воздействию? Как знать… В любом случае некто должен был решить, что я для него безопасен. Или бесполезен.

18
Перейти на страницу:
Мир литературы