Выбери любимый жанр

У фламандцев - Сименон Жорж - Страница 28


Изменить размер шрифта:

28

Мегрэ смотрел на своего коллегу с равнодушным видом.

— Ну и что?

— Я этим не ограничился. И мне было нелегко, потому что многих не оказалось дома… Я даже ходил в кино, чтобы кое-кого расспросить.

Мегрэ, покуривая трубку, забавлялся тем, что ставил гири на обе чаши весов, пытаясь добиться равновесия.

— Я выяснил, что Жерар Пьедбёф вчера занял две тысячи франков, поставив в виде гарантии подпись своего отца, потому что никто не соглашался дать ему денег, если подпишется он сам.

— И он встретился с речником?

— В том-то и дело! Один таможенник видел, как Жерар Пьедбёф и Кассен шли вдвоем по берегу, недалеко от большой таможни.

— В котором часу?

— Около двух…

— Отлично!

— Что отлично? Если Пьедбёф дал Кассену денег…

— Осторожнее с выводами, Машер! Ведь так опасно делать заключения…

— Во всяком случае, человек, у которого утром не было ни гроша, уехал с поездом, отошедшим после полудня, и с деньгами в кармане. Я был на вокзале. Он платил за свой билет тысячефранковой ассигнацией.

Видимо, у него были еще и другие.

— Или еще одна?

— Может быть, несколько, может быть, одна… Что бы вы сделали на моем месте?

— Я?

— Да.

Мегрэ вздохнул, постучал трубкой о каблук, показал на дверь столовой.

— Я пошел бы выпить рюмку можжевеловой… Тем более что нам поиграют на рояле!

— Это все, что…

— Ну пойдем… Тебе ведь нечего делать в городе в такое время. Где Жерар Пьедбёф?

— В кино «Скала» с одной фабричной работницей.

— Бьюсь об заклад, что они взяли ложу!

И Мегрэ с беззвучным смехом подтолкнул своего коллегу к столовой, где контуры предметов начали уже расплываться в сумерках. От кресла Ван де Веерта медленно поднималась струйка дыма. Мадам Питере убирала в кухне посуду, Маргарита сидела за роялем и меланхолично перебирала пальцами клавиши.

— Вы и в самом деле хотите, чтобы я играла?

— Да, я очень хотел бы… Сядь сюда, Машер…

Жозеф стоял, облокотившись на камин, устремив взгляд на затуманенное окно.

Зима пройдет,
И весна промелькнет,
И весна промелькнет.
Увянут цветы,
Снегом их занесет,
Снегом их занесет…

Маргарита пела нетвердым голосом. Больших усилий ей стоило дойти до конца. Два раза она ошибалась в аккордах.

Но ты ко мне вернешься,
Мой дорогой жених,
И будешь ты со мной.

Анны уже не было в комнате. Ее не было и в кухне, где мадам Питере ходила взад и вперед, стараясь поменьше шуметь, чтобы не помешать пению.

Я сердце тебе отдала…

Маргарите не виден был мрачный силуэт Жозефа, который погасил свою сигарету.

Теперь, когда уже совсем стемнело, огонь горящих брикетов отбрасывал пурпурные отблески на все окружающее, в особенности на полированные ножки стола.

К великому удивлению Машера, который не смел двинуться с места, Мегрэ вышел так тихо, что этого никто не заметил. Он поднялся по лестнице, стараясь, чтобы не скрипнула ни одна ступенька, и очутился перед двумя закрытыми дверями.

На площадке была почти полная темнота. Только фарфоровые ручки дверей образовали два пятна молочного цвета.

Наконец комиссар положил непогасшую трубку в карман, повернул одну из ручек, вошел и закрыл за собой дверь.

Анна была здесь. Из-за задернутых занавесок в спальне было темнее, чем в столовой. В воздухе словно плавала серая пыль, которая местами, например в углах, была гуще, чем посередине.

Анна не двигалась. Неужели она ничего не слышала?

Она стояла у окна, против света, повернув лицо к закатному пейзажу Мёзы. На другом берегу уже зажгли фонари, которые пронизывали сумерки своими острыми лучами.

Глядя на нее со спины, можно было подумать, что Анна плачет. Она была высокого роста и казалась более мощной, более «скульптурной», чем когда-либо.

А ее серое платье буквально растворялось в окружавшей ее темноте.

Одна дощечка паркета, одна-единственная, заскрипела, когда Мегрэ был уже на расстоянии одного шага от девушки, но она не вздрогнула.

Тогда он с удивительной мягкостью положил ей руку на плечо и вздохнул, как человек, который может наконец говорить откровенно.

— Ну вот!

Она повернулась к нему всем телом. Она была спокойна. Ни одна морщинка не нарушала строгой гармонии ее лица.

Только на шее медленно, под действием какого-то таинственного внутреннего давления, чуть-чуть вздулась жилка.

Звуки рояля явственно доносились сюда, и можно было различить все слова «Песни Сольвейг»:

И ты ко мне вернешься,
Мой дорогой жених,
И будешь ты со мной…

И два светлых глаза искали глаза Мегрэ, в то время как губы, чуть было не раскрывшись в рыдании, застыли и окаменели, как и все ее существо.

28
Перейти на страницу:

Вы читаете книгу


Сименон Жорж - У фламандцев У фламандцев
Мир литературы