Три комнаты на Манхаттане - Сименон Жорж - Страница 24
- Предыдущая
- 24/48
- Следующая
— Что ты хочешь сказать?
— Ты прекрасно поняла… Ты наверняка пришла в это место в ту ночь не в первый раз. Это совсем рядом с домом, где ты жила с Джесси. Насколько я теперь начинаю понимать вас обеих, было бы удивительно, если бы вы не завязывали здесь новых знакомств. Ибо вступать в беседу с мужчинами тебе кажется особым шиком. Не так ли, Кэй?
Он пристально посмотрел на нее. Лицо его побледнело, осунулось, взгляд казался настолько застывшим, что у нее не хватало мужества протестовать. Он больно сжал ей руку своими жесткими, как клешни, пальцами.
— Пошли.
Стемнело. Они проходили мимо дома Джесси, и Кэй застыла от изумления, заметив в окне свет.
— Посмотри, Франсуа.
— Ну что там? Вернулась твоя подруга? А может быть, это ваш Энрико!
Ты хотела бы подняться? Скажи…
Его голос становился угрожающим:
— Ну чего ты ждешь? Ты боишься, что я поднимусь вместе с тобой и обнаружу все эти ваши мелкие пакости там, наверху?
На этот раз она сама, взяв его за руку, с трудом, будто ей мешали слезы, произнесла:
— Пошли.
И они еще ходили какое-то время. Прошлись в очередной раз вдоль 5-й авеню. Шли они, опустив голову, молча, не замечая ничего, погруженные в свои горькие размышления.
— Я сейчас задам тебе один вопрос, Кэй.
Он казался более спокойным и более сдержанным. Она покорно прошептала, может быть ощутив проблеск надежды:
— Я слушаю.
— Обещай мне ответить на него искренно и правдиво.
— Да, конечно.
— Обещай.
— Клянусь.
— Скажи мне, сколько было мужчин в твоей жизни?
— Что ты хочешь этим сказать?
Уже в агрессивном тоне он отчеканил:
— Ты что, не понимаешь?
— Это зависит от того, что ты имеешь в виду, говоря «в твоей жизни».
— Сколько мужчин спали с тобой?
И добавил с сардонической улыбкой:
— Сто? Сто пятьдесят? Больше?
— Гораздо меньше.
— То есть?
— Я не знаю. Погоди…
Она и в самом деле стала старательно рыться в памяти. Видно было, как она шевелит губами, может быть, произносит шепотом цифры или имена.
— Семнадцать. Нет, восемнадцать.
— Ты уверена, что никого не забыла?
— Я думаю, что это все, да, все.
— Включая мужа?
— Извини. Мужа я не считала. Значит, получается девятнадцать, дорогой мой. Но если бы ты только знал, насколько это все не имеет никакого значения.
— Пошли.
Они повернули назад. Они были измучены настолько, что ног под собой не чувствовали, и не произносили больше ни слова, даже не пытались начать разговор.
Вашингтон-сквер… Провинциальные и пустынные улицы Тринич-Виледжа…
В лавке полуподвального этажа китаец гладил белье при ярком свете…
Занавески в клеточку на окнах итальянского ресторана…
— Поднимайся!
Он шел за ней, такой спокойный и холодный, что она ощутила дрожь в затылке. Он открыл дверь.
У него был вид, будто он собирается вершить правосудие.
— Ты можешь ложиться.
— А ты?
Он? В самом деле, что же он будет делать? Проскользнув за занавеску, он прислонился лбом к оконному стеклу, слышал, как она ходит по комнате, различил скрип кровати, который та издает, когда на нее ложатся, но продолжал еще долго стоять, погруженный в свое печальное одиночество.
Наконец он возник перед ней и стал разглядывать ее так напряженно, что не дрогнул ни один мускул на лице.
Он прошептал одними губами:
— Ты…
Потом повторял, повышая каждый раз голос, и в конце концов перешел на отчаянный крик:
— Ты!.. Ты!.. Ты!..
Его кулак повис в воздухе. Может быть, через мгновение он смог бы взять себя в руки.
— Ты!
Голос его стал хриплым, кулак обрушился всей своей тяжестью, ударяя ее по лицу, один раз, два раза, три раза…
Вплоть до того момента, пока он не выдохся и не рухнул на нее, рыдая и прося прощения.
И она произнесла голосом, который, казалось, доносился откуда-то издалека, в то время как их соленые слезы смешивались на губах:
— Ах ты бедняга, дорогой мой…
- Предыдущая
- 24/48
- Следующая
