Торги при свечах - Сименон Жорж - Страница 1

• 1/4
• Следующая

Мегрэ отодвинул тарелку, потом табурет. Потянулся, машинально приподнял крышку на сковородке и ворчливо сказал:

— За работу, дети мои! Сегодня пораньше ляжем спать.

Сидящие за огромным столом в трактире покорно посмотрели на него. Хозяин трактира Фредерик Мишо, заросший трехдневной щетиной, поднялся первым и направился к стойке.

— Что могу…

— Нет! Довольно! — воскликнул Мегрэ. — Белое вино, кальвадос, опять белое вино… Хватит!

Все дошли уже до той степени усталости, когда веки начинают гореть. Жюлия, жена Фредерика, отнесла на кухню блюдо с остатками красной фасоли. Тереза, молодая служанка, вытерла глаза. Но не потому, что плакала.

Просто у нее был насморк.

— С чего начнем? — спросила она. — С того, как я убирала со стола?

— Сейчас восемь часов вечера. Начнем с этого времени.

— Тогда я принесу скатерть и карты.

В трактире было тепло, даже жарко, а за окнами, в темноте, ветер гнал порывами ледяной дождь.

— Садитесь там, где и тогда, отец Никола… А вы, господин Гру, еще не пришли.

Тут вмешался трактирщик.

— Как раз когда я услышал его шаги, я сказал Терезе: «Положи карты на стол».

— Опять мне изображать, как я вхожу? — буркнул Гру, крестьянин ростом под метр восемьдесят и здоровый, как деревенский буфет.

Можно было подумать, что это актеры, репетирующие в двадцатый раз одну и ту же сцену: движения вялые, взгляд отсутствующий. Мегрэ, выступающему в роли режиссера, порой трудно было поверить в реальность происходящего. А само место, где он находился!

Думал ли он, что придется три дня проторчать в трактире, затерянном посреди вандейских болот, вдали от какого-либо жилья.

Место это называлось Понт-дю-Гро. И мост тут действительно был. Длинный, деревянный, он был переброшен над чем-то вроде заилившегося канала, два раза в день заливаемого морем, но самого моря видно не было.

Виднелись лишь болота и где-то на линии горизонта плоские крыши ферм, которые здесь называли хижинами. Кому нужен этот трактир у дороги? Охотникам на уток? Около него выкрашенная красной краской бензоколонка, а на стене красовалась огромная ярко-синяя реклама какой-то марки шоколада.

По другую сторону моста — длинные одноэтажные постройки большой фермы — хозяйство Гру.

«…15 января, в 12 часов дня… В местечке, называемом Мулятьер… публичные торги… жилой дом, тридцать гектаров заливных лугов, движимое и недвижимое имущество, сельскохозяйственные орудия, мебель и посуда…

Продажа за наличные».

С этого объявления все и началось. А до тех пор уже много лет каждый вечер в трактире был похож один на другой. Приходил старый Никола, всегда полупьяный, и, прежде чем сесть за стол со своей обычной кружкой пива, подходил к стойке пропустить рюмочку. Потом из своей «резиденции» притаскивался Гру. Тереза накрывала стол красной скатертью, приносила карты, жетоны. Затем поджидала четвертого — таможенника, а если он не приходил, то его заменяла Жюлия.

Тогда, четырнадцатого января, накануне торгов, в трактире были еще два гостя. Крестьяне, приехавшие на аукцион издалека: Боршен из окрестностей Ангулема и Каню из Сен-Жан д'Анжели.

— Минутку! — сказал Мегрэ, увидев, что трактирщик собирается тасовать карты. — Боршен пошел спать около восьми, то есть сразу после ужина. Кто проводил его в комнату?

— Я, — ответил Фредерик.

— Он пил?

— Немного, но лишнего все же хватил. Он спросил у меня, кто этот мрачный тип, я ему ответил, что это Гру, добро которого распродается… Тогда он поинтересовался, как этому Гру удалось разориться, владея такими роскошными заливными лугами, и я…

— Хватит! — прорычал Гру.

Великан был мрачен. Он не допускал мысли, что никогда всерьез не занимался своей землей и скотом, обвиняя в своем банкротстве Небо.

— Хорошо! Кто видел тогда бумажник Боршена?

— Все. Он вынул его из кармана во время ужина, хотел показать фотографию жены… В бумажнике было полно денег. Да и так все об этом знали: ведь он приехал на торги, а в объявлении было написано, что продажа за наличные…

— А у вас, господин Каню, тоже при себе было более ста тысяч франков?

— Сто пятьдесят тысяч. Больше я платить на собирался.

С самого приезда на место Мегрэ, руководивший в то время летучей бригадой из Нанта, нахмурив брови, внимательно присматривался к Фредерику Мишо. Мишо, мужчина лет сорока пяти, в спортивной рубашке и со сломанным носом боксера, мало походил на деревенского трактирщика.

— Скажите… Вам не кажется, что мы уже когда-то встречались?

— Зачем зря тратить время… Вы правы, комиссар… Но теперь я в порядке.

Бродяжничество в квартале Терн, драки и нападения, фальшивые закладные и обкрадывание автоматов… Словом, Фредерик Мишо — более известный полиции как Фред Боксер — вдруг оказался трактирщиком в Понтдю-Гро, самой глухой дыре в Вандее.

— Вы и Жюлию, наверное, узнали… Вместе нас тогда посадили, десять лет назад. Да вы и сами увидите, какая из нее вышла хозяйка…

Это была правда. Жюлия, толстая, оплывшая, неряшливая, с сальными волосами и в стоптанных туфлях, сновала из бара на кухню и обратно. Она уже ничем не напоминала девицу с площади Терн, и что самое неожиданное — отлично готовила.

— Мы взяли к себе Терезу, воспитанницу из приюта.

Девушке было лет восемнадцать: худая, высокая, слегка курносая, с капризным ртом и рассеянным взглядом.

— Играть по-настоящему? — спросил таможенник, которого звали Жантий.

— Играйте так же, как и тогда. А вы, Каню, почему не пошли спать?

— Я наблюдал за игрой, — пробормотал крестьянин:

— Это значит, что он все время таскался за мной, — ехидно уточнила Тереза, — и зудел, чтобы я обещала, что приду к нему в комнату…

Мегрэ увидел, что Фред бросил на Каню злобный взгляд, а Жюлия это заметила.

Ну, что ж… Все на своих местах, как и в тот вечер.

Тогда тоже шел дождь. Комната Боршена была на первом этаже в конце коридора. В этот коридор выходят три двери: одна — на кухню, другая — к лестнице в подвал, а третья обозначена номером 100.

• 1/4
• Следующая