Суд присяжных - Сименон Жорж - Страница 16
- Предыдущая
- 16/33
- Следующая
Малыш Луи был так ошеломлен, что не знал, как держаться, и лишь потом сообразил, что его смущенный поклон и поспешный уход могли показаться ей подозрительными.
А может быть, стоило попросить девушку в случае надобности подтвердить, что она встретила его в тот день?
Надо было предусмотреть все до последней мелочи!
В ломбарде перед ним стояло в очереди человек шесть, и он чуть было не потерял сознание от страшной слабости и внезапной головной боли.
— Я принес меховое манто.
Он следил за собой, потому что его мрачный из-за недомогания вид мог насторожить приемщика.
— Документы при вас?
— Вот документы моей знакомой, которой принадлежит манто.
Он дал маху. Так и есть. Оценив манто и предложив за него десять тысяч франков залога, служащий, записав фамилию и адрес, сказал:
— Ей пришлют чек на дом.
Луи не удержался и спросил:
— По почте?
— Да, по почте.
Малыш Луи так расстроился, что решил пойти выспаться и машинально выбрал ту самую маленькую гостиницу «Калифорния», где он поместил Луизу, когда она приехала в Ниццу.
В гостинице его узнали и спросили:
— А где же ваша приятельница?
— Уехала на несколько дней.
Снова Малыш Луи увидел железную кровать, черный блестящий таз и старую баночку из-под горчицы, заменявшую стакан для зубной щетки.
Он уснул со страшной головной болью, проснулся посреди ночи и больше часа не мог заснуть.
Придет день, когда высокопоставленные чиновники сурово спросят его:
— Неужели, пока вы занимались всем этим, вас не преследовали воспоминания о покойной?
— Нет. По совести говоря, нет!
Он даже не думал о ней, не до того ему было. Позвонив консьержке на виллу Карно, он заговорил приглушенным голосом, как бы издалека:
— Это вы, мадам Сольти?.. Говорит Луи… Звоню из Лиона… Да, мы с госпожой д'Орваль доехали хорошо…
Завтра или послезавтра вы получите на ее имя важное письмо, возможно заказное. Распишитесь, пожалуйста, как обычно. Я заеду за ним через несколько дней.
Малыш Луи решил задержаться в гостинице и перенес туда свой чемодан. У него оставалось тридцать франков, а после скудного завтрака — всего пятнадцать. Он знал, что даже если захочет продать часы, то деньги за них получит не сразу, а, согласно правилам, по почте. Именно все эти правила, все эти денежные нелады осложняли ему жизнь и целиком поглощали его внимание. В номере гостиницы он целых два дня изучал документы Констанс.
Ему, как школьнику, пришлось попотеть: он не шибко разбирался во всей этой муре — ценных бумагах, акциях, пожизненной ренте и прочем.
Но тут Луи вспомнил, что Констанс получала ежемесячно пять тысяч франков от нотариуса из Орлеана, и написал ему длинное письмо.
«Мсье!
Вы, возможно, удивитесь, не узнав моего почерка, но по дороге в Монте-Карло я попала в автомобильную катастрофу, повредила правую руку и теперь вынуждена согласиться на довольно дорогую операцию. Под мою диктовку Вам пишет больничный санитар. Прошу перевести мне телеграфом сумму за два месяца, то есть десять тысяч франков.
Перевод отправьте, пожалуйста, до востребования в Ментону. Пока еще я не решила, в какую из местных клиник лягу на операцию. Заранее благодарю Вас. Прошу…» и т. д.
Он трижды начинал письмо, сморщив лоб, высунув кончик языка. Ему хотелось, чтобы рядом была Луиза и проверила, нет ли у него ошибок. Она была грамотнее его.
В номере не нашлось почтовой бумаги. Он пошел и купил целую пачку, выбрав светло-голубые листки с серебряной каемкой. Он колебался, не написать ли сразу второе письмо, и подумал, что если не воспользоваться создавшимся положением сейчас, то потом будет поздно. К тому же достаточно скопировать первое письмо почти дословно.
«Вы удивитесь, не узнав моего почерка, но…»
В письме, адресованном г-ну Парпену, также содержалась просьба о присылке десяти тысяч франков на расходы, связанные с операцией.
«…Только не навещайте меня сейчас, за мной ухаживают родственники мужа, и я вовсе не хочу, чтобы у них возникли подозрения насчет нашей связи. Это письмо я диктую санитару, он честный малый…» и т. д.
Цифра «десять тысяч» дважды выскользнула из-под его пера совершенно случайно. Ему дали в ломбарде десять тысяч за манто, и он продолжал называть эту же цифру, сообразив, что, если все сойдет гладко, у него будет кругленькая сумма в тридцать тысяч.
И тогда он уедет за границу, скорее всего в Южную Америку, о которой давно мечтал.
Жаль только, что с ним не будет Луизы.
Вечером, отправив письма и пообедав, он прогуливался по молу с оставшимися пятью франками в кармане и вдруг заметил двух женщин средних лет, возвращавшихся, должно быть, из театра или казино. Они медленно шли под руку, и едва мысль успела созреть в уме Малыша Луи, как он тут же осуществил ее. Прошмыгнув мимо женщин, он вырвал у одной из них сумочку и пустился наутек. Десять минут спустя, покружив по малолюдным улочкам, он наконец остановился под газовым фонарем и осмотрел содержимое сумочки.
Не жирно! Три бумажки по сто франков, медаль с изображением святого Христофора, губная помада и носовой платок с зеленой каемкой. Письмо, написанное очень мелким почерком и начинавшееся: «Моя дорогая Анжела…»
Он не полюбопытствовал прочесть его и, сунув в карман триста франков и медаль, швырнул сумочку в море.
Об этой медали в дальнейшем будут упоминать, и в зале суда возникнет оживление, когда прокурор заметит с иронией:
— Вы, несомненно, рассчитывали на покровительство святого Христофора, дабы избежать заслуженной кары.
Вот уж брехня! Он ни на кого не рассчитывал — ни на святых, ни на людей. Но Малыш Луи был достаточно суеверен и не мог выбросить святого в воду.
А бедам не было конца. На другой день, когда он явился на виллу Карно, консьержка уже получила письмо с чеком из ломбарда. Но чек был перекрещен[4]. Напрасно Луи предъявлял его в двух магазинах, чтобы получить наличные. С отчаяния он зашел к ювелиру, выбрал перстень с печаткой и бриллиантом ценою в пять тысяч франков и вместо денег протянул чек.
У владельца магазина вытянулось лицо, но Луи заявил:
— Позвоните в банк или пошлите кого-нибудь. Вы убедитесь, что чек будет оплачен.
Он начал испытывать великолепное презрение к многочисленным формальностям в денежных операциях.
Лишь в три часа дня ему вручили кольцо и четыре тысячи пятьсот франков. Понятно, что расписался он в получении денег именем Констанс Ропике, чью подпись научился подделывать. Кстати, подпись эта свидетельствовала, что школьные успехи Констанс были не лучше, чем у Луи.
В Ментоне все тоже оказалось непросто. Он и сам не знал, почему выбрал Ментону. Скорее всего, этот город втемяшился ему из-за одного вечера, проведенного там в публичном доме. А ему как раз нужно было…
На почте с трудом согласились сообщать ему о поступлениях на имя г-жи Ропике, но уж получать она должна была явиться лично.
Луи отправился в вышеупомянутый дом и пошел наверх с женщиной, показавшейся ему наиболее покладистой. Велел принести шампанского. Они разговорились.
— Тебе охота заработать пятьсот франков?
Она клюнула. Утром, дав ей удостоверение личности Констанс, он проводил ее на почту. Хотя на документе имелась фотография, затруднений это не вызвало, поскольку карточка была многолетней давности.
Нотариус из Орлеана, как и служащий ломбарда, попался на обман. Он прислал десять тысяч франков с пожеланием скорейшего выздоровления и сообщил, что, вероятно, в будущем месяце приедет в Ниццу. Луи заплатил женщине пятьсот франков.
— А ты не втянул меня в грязное дело? — спросила она в последнюю минуту.
Вместо ответа он, пожав плечами, показал женщине письма.
4
То есть мог быть оплачен только банком или биржевым маклером.
- Предыдущая
- 16/33
- Следующая