Очерки по истории религии и атеизма - Аветисьян Арсен Аветисьянович - Страница 15

Кризис рабовладельческого общества, бесправие подавляющего большинства народа, страх и неуверенность в завтрашнем дне способствовали появлению буддизма. Развитие товарно-денежных отношений, рост городов подрывали устои патриархально-деревенской жизни, неизбежно вели к разорению широких народных масс. Выход из «земного тупика» народные массы искали в иллюзорных идеях религии. Зарождение буддизма явилось реакцией на ломку патриархального уклада, выражением пассивного протеста крестьянства, ремесленников и рабов против кастового строя. В ранний период своего развития буддизм выступал против многочисленных обременительных обрядов и жертвоприношений, против вед и ведических богов. Это сыграло значительную роль в его победе над брахманизмом. Однако реакционные черты с самого начала были присущи буддизму, а впоследствии они становятся преобладающими. Буддизм всегда был враждебен идеологии народных масс и не мог отражать их стремлений и чаяний. Как и все мировые религии, учение буддизма противоречиво и непоследовательно. Этим отчасти объясняется тот факт, что буддизм на разных исторических этапах привлекал к себе разные общественные группы.

В буддийских памятниках III–II вв. до н. э. Будда еще не изображался в виде человека. Но впоследствии образ его конкретизируется. Многие буржуазные ученые считают основоположником буддизма индийского царевича Гаутаму, впоследствии названного Буддой. Однако сказания и легенды о жизни Будды доказывают, что это мифическая личность. По преданию, на северо-западе, у предгорья Гималаев, в древности существовало маленькое государство, которым правил род Сакиев, ведущий свое начало от царя Икшвакулы, сына легендарного законодателя и родоначальника ариев Ману. Род Сакиев в число своих предков зачислял и мудреца Готаму. Отсюда их фамильное прозвище Гаутма, т. е. потомки Готамы. Во второй половине VI в. до н. э. этим царством правил раджа Суддходана. «Царь закона, он управлял по закону. В стране Сакиев не было ни одного царя, более почитаемого и уважаемого всеми классами его подданных»[77],— гласят буддийские летописи. Первая жена Суддходаны была не только необыкновенно умна и добра, но и отличалась редкой красотой. За красоту ее прозвали Майя, что значит «призрак», «иллюзия».

По буддийским религиозным легендам, в 623 г. до н. э. Майя родила сына. Новорожденному дали имя Сиддхартхи, что значит «совершенный во всех вещах». Мальчик унаследовал от матери красоту, ум, кротость и доброту. Мать Сиддхартхи умерла на седьмой день после родов. Разумеется, рождение Будды сопровождалось удивительными чудесами и предсказаниями святых и мудрецов о том, что новорожденный станет властелином мира, так как на его теле оказалось 32 главных и 80 второстепенных знаков.

Счастливо и безоблачно текла жизнь принца Сиддхартхи в доме отца. Вот что Будда рассказывает о себе: «И я был знатен, я был очень знатен, чрезвычайно знатен: для меня во дворце родителя моего были устроены пруды, где цвели в изобилии водяные лилии, водяные розы и белые лотосы; благовонные одежды из тонкой пряжи носил я; из тонкой ткани был и тюрбан мой и верхние и исподние платья; днем и ночью осеняли меня белым зонтиком из опасенья, как бы прохлада, или зной, или пылинка, или капля росы не коснулась меня. И было у меня три дворца: один для зимнего житья, другой для летнего и третий для дождливой поры года. И в последнем пребывал я четыре дождливых месяца безвыходно, окруженный женщинами, певицами и музыкантшами. И тогда как в других домах рабов и слуг кормили грубым хлебом и кислым тестом, в доме отца моего им подавали рис, мясо и похлебку»[78].

Когда Сиддхартхи исполнилось 29 лет, отец женил его на дочери князя, красавице Ясодхиру. Кроме первой жены, у него было еще две и много наложниц — танцовщиц и музыкантш. Изнеженный царевич не знал о существовании страданий, старости, смерти. Однажды, прогуливаясь в окрестностях дворца в сопровождении своего верного возничего Ганны, принц увидел согбенного годами дряхлого старика. Удивленный Сиддхартхи спросил:

Кто это там, впереди, у дороги,

Телом иссохший, на посох склоненный,

Дряхлый, седой, со взором угасшим?

Что с ним? — Скажи мне: ужели внезапно

Зной иссушил его жгучего лета,

Или таким изначала рожден он?

— Был он иным, — отвечает возница.

Был он когда-то младенцем прекрасным,

Вскормленным матерью любящей, нежной.

Юношей был он цветущим и бодрым,

Все это было… Но мчалися годы,

Минули молодость, сила, веселье…

Вот он, — взгляни, его жизнь на закате.

— Он ли один изменился годами,

Иль и все мы и сами такими же станем?

— Прав ты, царевич: нас всех ожидает

Старость — то общая участь живущих.

Волосы дыбом поднялись у князя,

Так же как грома раскаты пугают

Горное стадо и в бег обращают,

Так и царевича сердце мгновенно

Дрогнуло в страхе; вздохнувши глубоко,

Долу поник он со взором застывшим:

Скорбь увядания понял Сиддхартхи,

Старости горе и шепчет уныло:

«Прочь, наслаждения, радость возможна ль

Там, где так скоро, где все без изъятья

Гибнут пред роком годов беспощадных?

Мимо, домой поверни колесницу…

Что за веселье могу здесь найти я,

Если на нас надвигается старость,

Если короткие дни моей жизни

Мчатся, как в вихре опавшие листья?»

Статуя Будды

Разочарование принца в радостях жизни еще больше усилилось после встречи с похоронами, когда он впервые узнал, что жизнь быстротечна.

Кто эти четверо с ношей тяжелой,

Убранной пышно цветами, венками?

Кто остальные идущие с ними.

Те, кто в отчаянии стонут, рыдают?

— Этот — умерший. Мертвец пред тобой:

Сила и жизнь от него отлетели,

Мысли нет больше в сердце недвижном,

Разум рассеялся. Духом покинут,

Остов телесный увял и распался.

Все, кому дорог он был, облеклися

Трауром белым, его провожая

К темной могиле. И скорбно и тяжко

Взором окинут ими образ любимый.

Но неизбежно страдание это:

Все одинаково смерти подвластны;

Каждый из тех, кого жизнь получила начало,

Должен познать и конец своей жизни.

— Вот он, конец всех созданий. А миром

Это не понято, это забыто.

Жестки ж сердца у людей, если могут

Люди спокойно идти по дороге,

К смерти ведущей. Назад колесницу

Верни, места здесь нет для веселья.

Может ли миг пребывать беззаботным

Тот, кому общая гибель понятною стала?

По буддийским легендам, страх перед страданиями, старостью и смертью произвел переворот в сознании принца. Ему опротивели богатые дворцы, веселье и смех, чувственные наслаждения. Ненужным и тщетным показался труд. Наблюдая за работой крестьян, которые с утра до поздней ночи гнули спину на поле, Будда с ужасом восклицал: «К чему столько труда? Зачем эти усилия, заботы и страдание? Не о пахоте — о чем-то высшем помышлять нужно». Размышления о человеческих страданиях привели Сиддхартхи к выводу:

Не презираю мира я,

Но если мир и все, что в мире,

Минует, как им наслаждаться?