Признания Мегрэ - Сименон Жорж - Страница 8
- Предыдущая
- 8/26
- Следующая
Комиссар, пристально глядя на Жоссе, спросил:
– А вы никогда серьезно не думали о разводе?
– Не знаю… Ведь вы хотите правды, не так ли? Может быть, эта мысль и приходила мне в голову, но не очень отчетливо… Я был счастлив… У меня было достаточно маленьких радостей, и у меня не хватало мужества, чтобы…
Он все время старался быть точным, но точность здесь была недостижима, и он начал понимать это.
– Насколько я понял, вы не стремились к каким-либо переменам в вашем положении?
– Это сложнее… Ведь и с Кристиной у меня был такой период… Ну, скажем, совсем не похожий на это… Такой период, когда жизнь совсем преображается… Понимаете? Потом мало-помалу, правда стала проступать наружу… Я увидел в ней совсем другую женщину… Но я не сердился на нее… Я понял, что это неизбежно… Я сам виноват, что сразу не сумел разгадать правду. Эта другая женщина, какой Кристина стала в моих глазах, тоже волновала меня, быть может, еще больше. Но она уже не вызывала ни любовных порывов, ни экстаза… Это что-то совсем другое…
Он провел рукой по лбу жестом, который повторял теперь все чаще.
– Мне так хотелось, чтобы вы мне поверили! Я так стараюсь, чтобы вы поняли все!.. Аннет совсем не такая, какой была Кристина… Я тоже изменился… Возраст уже не тот… Я был удовлетворен, счастлив тем, что давала мне ее любовь, и не желал для себя ничего лучшего… Вам мои рассуждения, наверное, кажутся эгоистичными, быть может, циничными!..
– Значит, вы не собирались жениться на Аннет и тем не менее вы сказали отцу…
– Я точно не помню слов, которые ему говорил… Мне было стыдно перед ним… Я почувствовал себя виноватым… Кроме того, хотелось избежать неприятной сцены… Я поклялся, что люблю Аннет, и это была правда… Я обещал жениться на ней, как только это станет возможным…
– Вы так и сказали?
– Кажется, так… Во всяком случае, я говорил так горячо, что Дюше смягчился… Речь шла о времени, которое потребуется для соблюдения формальностей… Чтобы покончить со сценой на улице Коленкур, я хочу вкратце рассказать вам об одной детали, еще более смешной, чем все остальные… В конце концов я настолько вошел в роль зятя, что откупорил бутылку шампанского, которая стояла у нас в холодильнике, и мы чокнулись… Когда я вышел от Аннет, уже стемнело. Я сел за руль и некоторое время ехал куда глаза глядят… Я не мог понять, поступил ли я хорошо или плохо… Мне казалось, что я предал Кристину… Я никогда не был способен убить даже животное… Однажды, когда я был у друзей в деревне, меня заставили зарезать цыпленка, а я не посмел показаться трусом… Все смотрели, как я за это возьмусь… С первого раза я не отважился, на второй раз решился, но у меня было такое ощущение, будто я совершаю смертную казнь… Теперь мне казалось, что я только что сделал нечто похожее. Только потому, что какой-то полупьяный человек разыграл предо мной роль оскорбленного отца, я перечеркнул пятнадцать лет жизни с Кристиной, обещал, поклялся принести ее в жертву… Я остановил машину в первом попавшемся по дороге кабачке и тоже начал пить… Это оказалось возле площади Республики, и я удивился, когда выехал потом на нее… Затем я поехал по Елисейским полям… Остановился возле другого бара… Там тоже выпил три или четыре рюмки, пытаясь придумать, что я скажу жене… Я составлял фразы, даже произносил их вполголоса. Он посмотрел на Мегрэ, и во взгляде его внезапно появилась мольба.
– Мне очень неловко… Я понимаю, что это не положено… Но не найдется ли у вас чего-нибудь выпить?.. Я все время сдерживался… Но теперь это становится физически непреодолимым, вы понимаете? Когда много выпьешь накануне…
Мегрэ подошел к стенному шкафу, взял бутылку коньяку, налил рюмку и подал Жоссе.
– Спасибо… Мне очень стыдно перед самим собой со вчерашнего вечера, когда я разыграл такую смехотворную сцену… Мне стыдно совсем не по той причине, которую могут вообразить другие… Я не убивал Кристину… У меня никогда и мысли такой не возникало… Ни на одно мгновение… Я перебирал различные выходы из создавшегося положения… Мне приходили в голову самые невероятные варианты… Ведь я тоже напился… Но только не это… Даже если бы у меня и появилось намерение избавиться от нее, я физически не способен был бы это сделать…
Телефон у Пардонов больше не звонил. Значит, бедный портной был все еще жив, жена по-прежнему ждала, а дети уснули.
– В эту минуту, – продолжал Мегрэ, – я и подумал, что время еще не упущено.
Комиссар не стал уточнять, что он имел в виду.
– Я изо всех сил старался, – продолжал он, – составить собственное мнение, взвешивал все «за» и «против»… Позвонил телефон… Это Жанвье просил меня зайти в комнату инспекторов… Я извинился и вышел…
Жанвье показал мне номер газеты, выходившей после полудня… На ней еще не высохла типографская краска… Заголовок огромными буквами гласил:
«А другие газеты тоже пишут о Жоссе?» – «Нет, только эта». – Позвони в редакцию и спроси, откуда они получили этот материал».
Пока Жанвье пошел к телефону, Мегрэ стал читать статью: «Мы получили возможность дать некоторые сведения относительно личной жизни Адриена Жоссе. Как мы уже сообщали выше, жена Жоссе была убита прошлой ночью в их особняке, в Отейе.
В то время, как друзья считали эту пару очень любящей, фабрикант медикаментов Жоссе уже около года вел двойную жизнь.
Будучи любовником своей секретарши, двадцатилетней Аннет Д., он снял ей квартиру на улице Коленкур, каждое утро заезжал за ней на своей роскошной спортивной машине и почти каждый вечер привозил ее домой.
Два или три раза в неделю Адриен Жоссе обедал у своей любовницы, а зачастую и оставался на ночь.
Вчера вечером на улице Коленкур произошло драматическое происшествие. Отец молодой девушки, почтенный чиновник из Фонтенэ-ле-Конт, неожиданно навестил дочь и застал любовников вместе. Интимные отношения его дочери с Жоссе не могли вызвать у него никаких сомнений.
Между мужчинами произошло бурное объяснение. К сожалению, мы не смогли повидаться с мсье Д., который сегодня утром покинул столицу. Однако совершенно ясно, что события, происшедшие на улице Коленкур, связаны с драмой, разыгравшейся немного позднее в особняке района Отей».
Жанвье положил трубку.
– Мне не удалось поговорить с репортером. Его сейчас нет в редакции.
– Да он, вероятно, здесь, ждет у нас в коридоре вместе с другими репортерами.
– Возможно. Женщина, которая подошла к телефону, толком ничего мне не сказала… Сначала она говорила, что около двенадцати часов сразу после того, как по радио было объявлено об убийстве, в редакцию кто-то позвонил по телефону… Анонимный звонок… В конце концов я понял, что речь идет о консьержке…
Еще полчаса назад у Жоссе была возможность защищаться при благоприятных для него обстоятельствах. Ему не предъявляли обвинения. Его могли только подозревать, но никаких реальных улик против него не было.
Комелио у себя в кабинете с нетерпением ожидал результата допроса. Однако, как он ни торопился успокоить публику, назвав виновного, он не стал бы принимать решения, идущего вразрез с мнением комиссара.
А теперь какая-то консьержка, которой захотелось, чтобы ее фотография появилась в газете, смешала все карты.
Отныне в глазах публики Жоссе будет человеком с двойным дном, и тысячи людей, находившихся в таком же положении, как он, поневоле свяжут это с убийством его жены.
Это было настолько бесспорно, что, подходя к своему кабинету, Мегрэ уже услышал телефонный звонок. Когда он вошел туда, Лапуэнт успел взять трубку.
– Он здесь, господин судебный следователь… Передаю ему трубку…
Конечно, Комелио!
– Видели газету, Мегрэ?
Комиссар ответил довольно сухо:
– Я это уже знал.
Жоссе сразу понял, что говорят о нем, и пытался угадать, о чем шла речь.
– Это вы дали материал в газету? – спросил Комелио. – Вам сообщила консьержка?
- Предыдущая
- 8/26
- Следующая
