В тылу врага - Дидык Прасковья Герасимовна - Страница 7
- Предыдущая
- 7/47
- Следующая
В то же мгновенье откуда-то послышались крики, ругань, рыдания.
– Боже мой, это она, Галина, не успела значит спрятаться. Я узнаю голос тети Ганны. Бедная Галя, что теперь с нею будет?!
Девушка тихо заплакала, уткнувшись Мариане в плечо.
– Если бы у ее матери были марки или золото, – шептала она, – тогда можно еще выручить, а так… И когда только закончится эта напасть…
Мариана видела, что и девушка и бабка ненавидят фашистов лютой ненавистью. Они принимают близко к сердцу не только свою, но и чужую беду. Вот и ее укрыли от облавы, и соседей спасают как могут. Она уже не сомневалась в них.
“В одиночку трудно бороться, – размышляла Мариана. – Надо организовать хорошую группу и начать действовать. Не давать фашистам покоя… Скорее бы связаться с “Тополем”. Вместе придумали бы, что дальше делать”.
Внизу щелкнула дверная задвижка.
– Убрались аспиды. На этот раз пронесло. Слышишь, бабка вошла в дом? – встрепенулась девушка. – Можно сходить и нам.
По лестнице медленно подымалась хозяйка. Растрепанная, худая, с запавшими глазами, она действительно была похожа на умалишенную.
– Спускайтесь, только на улицу не выходите. Могут вернуться проклятущие.
Девушки сошли вниз. Бабка сказала, обращаясь к Мариане:
– Закуси чего-нибудь. Небось, наголодалась в дороге. Леся, подай миску, – обратилась она к девушке, ухватом доставая чугунок из печи.
– Фасолька белая, больше ничего, – говорила она, пододвигая полную миску. – Кушайте и за здоровье моей Маруси, а я постерегу.
Леся села, пододвинула миску ближе к Мариане, и обе принялись за еду. За сутки Мариана здорово проголодалась. Но больше всего ей сейчас хотелось спать. Продолжительный перелет, прыжок, неприятности с напарником – все это страшно утомило ее. Однако нужно было держаться, не подавать виду даже здесь, среди своих людей. Она черпала деревянной ложкой разваренную фасоль, а в голове теснились тревожные мысли и было над чем подумать в эти минуты.
Бабка решила, что Мариана стесняется, как это обычно бывает в селе.
– Ты, ясонько, ешь, – уговаривала она. А то так стесняючись и с голоду недолго пропасть. Вон какие черные круги под глазами.
Перекрестившись, она уселась на лавочку, все время поглядывая в окно.
– Спасибо вам, тетенька, – сказала Мариана и про себя подумала: “Этот человек может мне во многом помочь”. – Я помою посуду, – спохватилась она, увидев, что бабка принялась убираться.
– Да ты, доню, устала, отдохни лучше.
– Ничего, я не устала, привыкшая я, бабусю.
Она проворно перемыла посуду и сложила ее на деревянную полочку. Старуха одобрительно посмотрела на девушку.
– Видно, работящая дивчина, – проговорила она, обращаясь к Лесе. – Натальци подошла бы…
“Что это за Наталка?” – подумала Мариана. Но спросить не решилась. Как бы не оттолкнуть старуху неуместным любопытством. Она подмела хату и стала собираться в дорогу.
– Так, говоришь, наниматься будешь?
– Думаю, бабуся. Но пока хочу дядька своего разыскать. Говорили люди, будто встречали его в городе, на железной дороге… Он у нас путеец.
– Что ж, поищи. А не найдешь, возвращайся к нам, пристроим куда-нибудь. Кто же о тебе, сиротке, позаботится?
– Спасибо, бабуся. Если позволите, я обязательно к вам загляну, – низко поклонилась Мариана, стоя уже на пороге. Но хозяйка остановила ее.
– Давай-ка опусти платок на глаза пониже. Олеся, там за печкой белая хустынка, подай ее мне. – Взяв тряпку, она повернулась к Мариане.
– Возьми да перевяжи себе руку и старайся не попадаться им на глаза. Обходи десятой дорогой… Пригожая ты, как заметят – не миновать беды.
Разведчица не могла сдержать улыбки. “До чего же мозговитая тетушка;”, – с восхищением подумала она. А вслух сказала:
– Спасибо вам большое, что как ридна ненька приголубили…
Провожать “сиротку” вышли на порог старуха и Олеся. Мариана не выдержала, обняла эту милую женщину, расцеловала ее, помахала рукой Олесе и вышла за поваленные ворота.
***
Покинув эту гостеприимную хату, Мариана почувствовала острую боль за этих двух женщин, за всех советских людей, что попали под пяту оккупантов. Подвергаясь ежечасно смертельной опасности, они сумели согреть душу ей, совсем чужой, незнакомой – как назвала ее бабуся – “сироте”. И таких людей надеются покорить фашисты? Да не бывать этому вовеки!
Как хорошо было рядом с этой умной старухой, с этой доброй девушкой. Какое сердечное тепло излучают они. Как же горько должно быть Олесе жить, крадучись в своем же селе, где еще так недавно все они – и те две, что за глиной пришли, и Олеся, и эта старушка – все люди чувствовали себя счастливыми хозяевами своей судьбы…
Мариане вспомнился сад у родного дома. В летние вечера в нем собиралась молодежь – товарищи ее и сестер. Веселый, звонкий смех, звуки гитары, песни разносились по широкой улице.
Родители усаживались на крылечке и подолгу слушали. Как они гордились своими детьми и их друзьями…
“Да разве только у них дома было хорошо? Каждый колхозный дом был полная чаша. А что там теперь?” – думала с болью в душе девушка.
Мариана вышла за околицу села. Ей оставалось пройти еще несколько километров. Полем идти не так опасно, если обходить столбовые дороги. Главное – в сохранности доставить рацию, установить ее о надежном месте. А потом уже можно на поиски “Тополя” отправиться.
“Тополь” работал на железной дороге, знал пароль и имел задание помочь переброшенным парашютистам. Этот человек был Мариане сейчас очень нужен, особенно после того, что произошло с “дядей”.
Мариана шла по изрытым танками проселкам Украины и с болью замечала, что жизнь как будто приостановилась. Становилось не по себе, словно она шла по кладбищу. Скорее бы встретиться с “Тополем”. Эта мысль все время подгоняла Мариану.
ПОЛИЦАЙ
Мариана шла по пустынному полю, выбирая тропинки подальше от дороги, по которой то и дело сновали автомашины, мотоциклы. Казалось, им нет края… Но вот, наконец, и город. Издалека еще виден большой дом из красного кирпича, с окнами, обращенными па запад. Наверное, бывший институт. А что там теперь? Казарма, комендатура, гестапо? Ясно одно – теперь в нем хозяйничают носители “нового порядка”.
Кирпичные трубы поднимались над крышами… А вот и речушка. Она делит предместье на две части. Так и есть. И рощица на том берегу. Сразу бросались в глаза два высоких тополя около белого дома.
“Сомнения нет. Домик и тополи те самые. Такими я их себе и представляла, – обрадовалась Мариана. – А где же мой неизвестный друг? Каждый день он должен в это время ждать у моста”.
Разведчица остановилась у речушки. Вода лениво перекатывается по камешкам. Мариана уже намеревалась перебраться на ту сторону, как заметила на мосту полицая. Он облокотился на перила и посматривал то на девушку, то на воду.
Мариану бросило в жар. Она почувствовала, как лицо залила горячая волна. В ушах зазвенело от быстрых толчков сердца. “Спокойствие, спокойствие, – приказывала она себе. – Главное – не терять присутствия духа”. Так всегда говорил Павлик – опытный разведчик.
Но полицай, нагло прищурившись, смотрел прямо на нее, как бы говоря: “Ну что, милая, попалась?”
Неужели провал? Ну, нет. Еще посмотрим. Зря рассчитываешь, шакал, на легкую добычу…
Мариана подобралась и сразу почувствовала себя уверенней. Она спокойно вымыла руки, словно для этого и спустилась к воде, поднялась на мост и, не обращая внимания на полицая, двинулась в гору, по тропиночке. На всякий случай повторила про себя биографию: “Мария Диденко, со станции Россош, эвакуирована…” Сзади послышались шаги. Мариана оглянулась. Ее догонял полицай.
“Бабка как в воду смотрела” – пронеслось в уме Марианы. Полицай уже был за спиной и тихонько насвистывал. Девушке показалось, что она слышит его противное дыхание…
“Догоняй, пожалуйста, – успокаивала она себя. – Документы у меня в порядке. Ищу своего дядю, вот и все. Плохо только, если обыскивать начнет…”
- Предыдущая
- 7/47
- Следующая
