В тылу врага - Дидык Прасковья Герасимовна - Страница 15
- Предыдущая
- 15/47
- Следующая
Иван остановился. Занесенная вперед нога так и застыла в воздухе. Мариана сдвинула платок, освободив уши. Это вошло уже в привычку: ночами она ходила с открытыми ушами.
– Показалось. Пошли, – тихо произнес Иван. Теперь они понимали друг друга с полуслова. Разговаривали короткими фразами, а то лишь одним прикосновением руки. А дождь хлестал по спине, по лицу, проникал за воротник холодными струйками. Вот они опять пригнулись к земле, вгляделись в темноту. Неподалеку еле заметно проступали какие-то столбы. Они стояли в ряд один к одному.
– Приближаемся, – шепнул Иван. Мариана в ответ только пожала его локоть. И, словно сговорившись, оба опустились на землю и последние метров пятьдесят, я может быть и больше, двигались ползком…
Уже близка и рощица.
Разведчики остановились, опять всмотрелись в темноту. Нигде ни огонька. Только еле-еле до их слуха доносился какой-то странный звук: чвак, чвак, чвак…
– Слышишь? – спросила Мариана шепотом.
– Да. Часовые, наверное, – также тихо ответил Иван, почти касаясь губами уха девушки.
Дождь. Темнота вокруг. Тишина… Разведчики подползли еще ближе к столбам. Тот же звук – чвак, чвак, чвак – становился все более явственным. Он то удалялся, то опять приближался.
Вот, наконец, и проволочное ограждение. Разведчики не прикасаются к нему: через колючую проволоку пропущен ток.
…Часовые, закутанные в широкие плащи с большими капюшонами, медленно прохаживаются. По всему видно, что их двое. Встречаясь, они останавливаются, закуривают, пряча сигареты в рукав, и опять отправляются месить грязь: чвак, чвак, чвак…
Разведчики, изучив обстановку и сориентировавшись, решают приступить к делу. Как только часовые отдалились, Иван накинул на проволоку кусок прорезиненного плаща, чтобы скрыть искру, достал кусачки и надел резиновые перчатки. Несколько минут ушло на то, чтобы проделать отверстие. Мариана наблюдала за часовыми. Как только один из них приближался, она осторожно клала руку на локоть Ивана, и тот застывал на месте. Когда же немец отдалялся, он снова принимался за свою тяжелую работу.
Ну вот, наконец, отверстие готово. Иван вначале сам пробует протиснуться через него. Но Мариана одним движением останавливает его и легко пролезает на территорию военного объекта.
…Дождь все льет и льет. С двумя шашками тола под фуфайкой девушка ползет черепашьим шагом. На секунду останавливается, припав к земле, пропускает часовых. Затем всматривается в темноту, стараясь двигаться к ориентиру. По всем данным, основной склад находится под землей, образуя ту самую горку, о которой рассказал Левчук.
Прыжок, остановка, опять прыжок. Что-то замаячило впереди. Неужто часовой или сторожка? “Не запуталась ли”, – встревожилась Мариана. Сердце колотится все сильнее. В висках стучит. “Черт побери, не туда пошла”, – думает она и закрывает на минуту глаза, чтобы дать зрению отдохнуть. Потом вновь пристально вглядывается. “Бочка, – мелькает догадка. – Вот она совсем уже близко”. Мариана тихонько подползает к бочке. Нащупав ее, подносит пальцы к носу: “Бензин!…”
Она аккуратно уложила тол, вставила в обе шатки капсуль со шнуром. Руки дрожат, спина покрылась холодной испариной, на губах – привкус соли.
Мариана находилась в центре склада с горючим. Неосторожный шаг, липшее движение и – смерть!
“Только не теряйся, держись до конца” – твердила она себе.
Так же осторожно начала ползти назад, разматывая шнур одной рукой, а в другой держа наготове пистолет. Все шесть патронов для врага, седьмой для себя – таков был план разведчицы на случай провала.
Наконец, стали заметны столбы. Не потерять бы из виду отверстие. Вдруг Мариана замерла: прямо на нее движется часовой. Но по тому как равномерно и спокойно раздаются его шаги, девушка догадывается, что ее не заметили. Вот часовой остановился. Разведчица прильнула всем телом к земле. Одежда промокла до нитки. Сердце стучит так, что кажется, будто его слышит часовой.
…Очень хотелось жить, вернуться домой.
“Неужели все пропало? Неужели напрасны наши старания?” – с острой болью отдается в душе.
Постояв с минуту, часовой пошел своей дорогой. Мариана перевела дух: “Не заметили ничего. Господи, какое счастье…”
А вот и спасительный проход. Мариана подползает к нему. Ее сразу подхватывают сильные руки. Гриценко не выдержал. Заметив приближение девушки, он просунулся сам в отверстие, помог выбраться, чтобы она не наткнулась на проволоку.
Молча они отползли от ограждения. Иван накинул плащ, зажег шнур. Оба поползли обратно. Рассчитав, что горящий шнур уже должен приближаться к горючему, встали и бросились бежать что было духу.
Едва они успели отбежать на пригорок, как раздался страшный взрыв. Разведчики обнялись. Мариана, сама не зная почему, прошептала: “Спасибо”. Только теперь она ощутила невероятную усталость и острую боль в затылке. Они постояли минут пятнадцать, глядя, как полыхало, все разрастаясь, зарево пожара.
– Эх, хорошо бы сейчас нашим соколам долбануть с воздуха. Порядок был бы полный, – сказал Иван. – Да погода неважная.
– Погода действительно нелетная, облачность низкая, – ответила Мариана. – А жаль… Такой ориентир.
Ее прервал надвигавшийся с востока гул моторов.
– Неужели, милые, идете? – почти вскрикнула она вслух, и по щекам ее полились непрошенные слезы. А на складе творилось что-то ужасное. Густую пелену ночи разрывали столбы дыма и огня, освещая все вокруг.
Советские самолеты, согласно договоренности, зашли на цель. Паника среди немцев еще больше усилилась. В эту ночь аэродром был полностью выведен из строя. Дождливая нелетная ночь способствовала тому, что фашистские самолеты оказались на аэродроме и почти все были основательно искалечены.
Добравшись на рассвете домой, Мариана поднялась на чердак и радировала на “Большую землю”: задание выполнено!
– Теперь надо быть начеку, – предупредила Мариана Гриценко. – Утром фашисты бросятся искать виновных.
– Сейчас и умереть не страшно, – радовался Иван, – все-таки кое-что для Родины сделано…
– Умирать всегда страшно, – возразила Мариана. – Да и живыми мы полезнее. Сделано-то не так уж много… Но ничего, Ваня, это только начало. Добро, что удачно сошло.
– Трудная у тебя профессия, Мариана. Даже завидно становится. А я так-то неудобно себя чувствую.
– Наоборот. Ты должен чувствовать себя очень удобно. Разве без тебя я могла бы выполнить вчерашнее задание?
– Так-то оно так, но все же… Ты женщина, а делаешь бон какие дела. Не то, что я…
Мариана поняла, что Гриценко что-то хочет сказать, но не решается.
– Что тебя мучает, Ваня?
Помолчав, он ответил:
– Я был в армии, раненым в плен угодил. Понимаешь, раненым! И вот тяжело у меня на сердце, точно виноват в чем-то.
– Почему виноват? Ведь не по своей воле ты в плен попал? И не один ты. Сколько хороших людей, настоящих патриотов, томятся в лагерях. Думаешь, все они плохие люди и сдались в плен с поднятыми руками? Ничего подобного! Большинство из них сражалось до последнего, прикрывая позиции, чтоб вся часть могла отойти. Многие из них ранеными были взяты в плен… Ты только работай так, как до сих пор. Командование верит тебе.
– Твоими бы устами да мед пить. Боюсь только, что многие иначе смотрят на это, – промолвил Гриценко. – Ну поживем – увидим.
Красная Армия продвигалась все дальше на запад, все ближе к Полтаве. “Иван” появлялся каждый вечер. Это очень радовало Дуню. Она твердо верила, что в каждом самолете сидит ее Володя.
Мариана крепко подружилась с Дуней. Проверенная, на серьезных делах, хозяйка стала ее лучшим помощником и другом.
После операции на аэродроме Мариана спросила:
– Дуня! Хотелось бы тебе услышать голос Москвы?
– Господи! Да кто ж не хотел бы этого? Вряд ли найдешь во всей Колодизивке такого человека, за исключением немецких прихвостней. Да и те, наверное, тайком послушали бы.
– Ну так вот, приглашаю тебя в Москву.
– Не шути, Мариана. Не тревожь сердце.
- Предыдущая
- 15/47
- Следующая
