Тьма миров (СИ) - Рябов Игорь Владимирович - Страница 33

— Не твоё лешачье дело! — мужичок, успевший немного протиснуться вперед, оглянулся и полыхнул злобным взглядом, недобро ощерившись. — Не нравится — иди дремучку косить, а то может быть у нас поленьев не хватит. Она ж ведьма! А они, знающие люди говорили, плохо горят, медленно. Особенно ежели их поджаривать с утра… Ну чего глазеете на бесовку как несмышлёные сосунки на вымя? Хватай её, да на костёр!

Со всех сторон вновь загомонили. Сперва нестройно. Но потом, входя в раж, всё более увереннее, настойчивей и фанатичней:

— Спалить…

— На кострище…

— К столбу ведьмачку!

— Тоже мне видунья гургулова выискалась…

— Ишь как зыркает!

— Хрюн, сам отдай, а не то!..

— Да я её вот этими своими собственными руками готова…

Анкл, остановившись шагах в пяти позади с каждым выкриком всё более обезумевающей толпы, посмотрел на крыльцо корчмы. Находящимся там сейчас не позавидуешь.

Сам корчмарь, невысокий мужчина лет сорока, затравленно озирался, скользя взглядом по продолжающим всё теснее смыкаться односельчанам. Его пальцы мертвой хваткой впились в худенькие плечи девчонки-подростка, лицо которой побелело словно горный снег. Вид у неё был крайне болезненный, если не сказать, изможденный. Казалось, еще чуть-чуть и девушка наверняка грохнется на землю в беспамятстве. А чуть в стороне от хозяина заведения и поближе к двери застыла манекеном, высокомерно уперев руки в бока, черноволосая женщина с хищными чертами лица. Оно могло бы показаться даже красивым, если б миловидность не портили гневно сверкающие глаза, презрительная ухмылка густо напомаженных губ, видимо привычных именно к такому положению, и чуть искривленный носик, скорее похожий на клюв ястреба. Да еще из приоткрытой двери корчмы торчала голова мальчонки, с испугом наблюдавшего за происходящим на улице глазами, из которых, того и гляди, хлынут бурные потоки слёз.

— Это кто тут такой безнадежно смелый и непроходимо тупой, что собрался мою корчму подпалить? — голос у женщины оказался басовитым, но не глухим, а надтреснуто-раскатистым, подобно первому весеннему грому. — А ну ходи сюда поближе, смельчак недоделанный родителями! Я тебе живо мозги вправлю, если они вообще в твоем кочане капусты имеются…

Черноволосая сделала шажок вперед, и толпа ровно на такое же расстояние отшатнулась от крыльца.

— То-то же, поджигальщики тупоголовые! — удовлетворенная одержанной малюсенькой победой, жена корчмаря самым наглым образом оскалилась в кривой ухмылке.

Анкл, по неведомой причине с первого взгляда проникшийся стойкой антипатией к черноволосой колдовке, едва успел подумать о том, что рано она обрадовалась. Толпа — одно из самых страшных животных: подлое, жестокое и совершенно неуправляемое. И словами его трудно напугать и отогнать, когда оно уже выбрало себе цель, уставившись на жертву, чаще всего беззащитную, налитыми кровью и злобой глазами. Оно может отказаться от своих намерений, лишь только получив хлесткий и чрезвычайно болезненный удар по оскаленной пасти.

Наспех кем-то подожженный факел, коротко прошипев чередой падающих капелек горящей смолы в недолгом полете из задних рядов, только подтвердил правильность мыслей волшебника. И хотя до цели он не долетел, плюхнувшись на утоптанную землю в паре шагов от крыльца, но, как говорится, лиха беда начало. Наверняка за первым почти сразу же последует второй, а потом еще, и еще…

Черноволосая тоже быстро сообразила, что к чему. И она тут же перенаправила остриё своей атаки на более податливую цель, выхлестнув всю накопившуюся злость на муженька:

— Да отдай ты им её! Тебе жить что ли надоело? Или ты хочешь, чтобы нас всех из-за этой, — слово прозвучало не столько презрительно, сколько брезгливо, — спалили? А о нас ты подумал, хомяк бестолковый?! Обо мне? О Гжехе, сыночке нашем? О себе, наконец… Всем гореть из-за одной ненормальной?…

Не дожидаясь ответа от растерянно хлопающего ресницами мужа, женщина ухватила стоявшую рядом с ним девушку за нечесаные рыжие лохмы и с силой рванула за них, а затем и выпихнула её с крыльца, отдавая на растерзание толпе.

Дальше события развивались стремительно, замелькав, как стекляшки калейдоскопа.

Канапатую тут же с радостным визгом и похабным улюлюканьем окружила толпа односельчан, добившихся желаемого. Без лишних разговоров они поволокли её на заранее приготовленное место расправы. Свежесрубленное вчера дерево послужило столбом, к которому споро привязали несчастную. На заре хвоину ободрали от коры, и гладкая поверхность дерева еще сочилась смолянистой влагой. Но большая поленница дров, аккуратно, со знанием дела, уложенная в основании, была отборной, сухой, и моментально занялась веселыми язычками пламени от поднесенных к ней факелов.

Когда буйно конопатую девушку вытолкнули с крыльца на потеху толпе, Анкл на краткий миг застыл в ступоре мыслей и чувств. Такого поворота событий маг не ожидал. Сказать по правде, он думал, что в колдовстве обвиняют жену корчмаря. Жалко, конечно, женщину, ну да ничего не попишешь. Лично он вмешиваться в происходящее вряд ли стал бы. Хотя и знал наверняка, что обвинения в так называемом колдовстве, то бишь в несанкционированном использовании магии не обучавшимися специально этому ремеслу людьми, безосновательны и вздорны. И причин так полагать у мага, знакомого не понаслышке с положением дел в Лоскутном мире, имелось даже больше, чем требовалось бы для оправдания почти всех когда-либо обвиненных и по большей части давным-давно сожженных. Да только при самосудах противоположное толпе мнение обычно никого из линчевателей не интересует…

Но спалить ни за что, ни про что несмышленую девчонку-подростка — это уже перебор!

— Никто никого не сожжет! — громко и четко рявкнул Анкл, но жители посёлка, деловито привязывающие девушку к столбу, похоже, даже не услышали наполненный гневом выкрик.

Тогда дэр решил не жадничать в расходовании имевшихся в его распоряжении магических прибамбасов. Быстро прикинув в уме, какой артефакт уместнее использовать, он остановил выбор на массивном платиновом перстне с желтым бриллиантом, украшавшем средний палец на правой руке. Сильно надавив на драгоценность, волшебник скорее почувствовал, а не услышал негромкий щелчок, с которым камень опустился вниз в своем ложе, раздавливая капсулу с загодя приготовленным заклинанием. Дождавшись появления из-под камушка тонкой иссиня-черной струйки дымка, Анкл вскинул сжатый кулак вверх к безоблачному лазоревому небу, тихо прошептав полагающееся для активации заклинание. Струйка дыма стремительно унеслась ввысь, утолщаясь, уплотняясь и матерея на глазах. И уже через минуту погода резко испортилась.

— Развлекаловка отменяется, расходитесь по домам, — спокойно произнес маг в тот самый момент, когда первые язычки пламени с голодной жадностью перекинулись с поднесенных факелов на поленницу дров под ногами девушки.

В этот раз его услышали все. Слова дэра, усиленные заклинанием, отразились от свинцово-черных туч, которые, клубясь, в мгновение ока накрыли поселок похоронным саваном. Многим из толпы даже показалось, что это сам Безымянный так оглушительно рявкнул на них с небес, крайне огорченный творящимся внизу непотребством. Басовитые раскаты грома, прозвучавшие следом, только утвердили жителей поселка в правильности их догадки. Пламя под ногами девушки даже еще не успело подобраться к босым ступням, хотя и попыталось резво рвануть вверх, а из туч уже хлынул ливень. Его сила и плотность были такими, что спустя три удара сердца, все находившиеся на площади перед корчмой вымокли до последней ниточки на исподнем. А еще через пару судорожных вздохов они улепетывали со всех ног по домам, промокшие насквозь, разочарованные несостоявшейся казнью, злые от собственного бессилия навредить так некстати вмешавшемуся магу и перепуганные его мощью.

Еще бы! Завидную начальную скорость сельчанам придала молния, ослепительно-белым искрящимся зигзагом воткнувшаяся прямиком в толпу. Будь она природной, а не магической, контролируемой Анклом, никто бы не убежал, повалились бы, как свежескошенная трава. Но жителям Шитфлиса на сей раз неслыханно повезло. Когда они опомнились и шарахнулись во все стороны от места, куда ударил разряд, похожие в своем стремительном бегстве на тараканов, застигнутых посреди ночи вспышкой факела врасплох на столешнице, то даже не обратили внимания на распростертое в мокрой жиже площади тело одного из своих заводил. Впрочем, и обуглившийся Квасий, неспешно чадящий едким дымком, разбегающимися односельчанами тоже уже не интересовался. У его души отныне забот невпроворот, чтоб на всякие мелочи отвлекаться. Собственно, как и у Анкла.