Мегрэ защищается - Сименон Жорж - Страница 7
- Предыдущая
- 7/21
- Следующая
— Я бы дорого дал за одну беседу с глазу на глаз с этой девчонкой.
— Боюсь, патрон, что вам не дадут этой возможности.
— Ты не догадываешься, кто может быть настолько заинтересован в том, чтобы убрать меня с пути, что затеял такую рискованную историю?
— Вы, конечно, мешаете многим… Не говоря о той шайке, которая вот уже два месяца очищает среди бела дня ювелирные магазины города… Сегодня утром на авеню Виктора Гюго был снова ограблен магазин…
— Они оставили какие-нибудь следы?
— Никаких.
— Стреляли?
— Нет. Спокойно уехали на машине. Сам ювелир так расстроился, что прошла добрая минута, пока он догадался нажать сигнал тревоги… У вас есть какие-нибудь соображения по этому поводу?
— Возможно… Где я был вчера в одиннадцать часов утра?
Жанвье это было известно, так как он сам сидел за рулем маленькой черной машины.
— У Манюэля.
— А позавчера в то же время?
— У Манюэля.
— Ага…
Три раза на одной неделе Мегрэ наносил визит Манюэлю Пальмари, бывшему хозяину «Золотого бутона» на улице Фонтен, который живет теперь как пенсионер в хорошо обставленной квартире на улице Акаций.
— Может быть, это и глупо, но у меня появилось желание снова пойти к нему и задать несколько вопросов…
Это казалось бессмысленным. Но разве события предыдущей ночи не были так же бессмысленны?
Пальмари, которого в его кругу чаще называли Манюэль, в течение тридцати лет царствовал на Монмартре, где начинал свою карьеру молодым сутенером.
Занимался ли он еще какими-нибудь делами в то время? Комиссар, тогда еще инспектор, несмотря на подозрения, ни разу не смог уличить его в чем-либо конкретном.
В течение тридцати лет многие из друзей Манюэля исчезли из окрестностей площади Пигаль. Некоторые уехали совсем, другим после нескольких лет тюрьмы было запрещено жить в Париже. Кое-кто открыл довольно подозрительные таверны.
Манюэль сумел каким-то образом приобрести «Золотой бутон». Тогда это был всего лишь жалкий кабачок, такого же типа, как «У Дезире», с той только разницей, что в «Золотом бутоне» можно было встретить в основном молодых людей с подмоченной репутацией.
Кабачок вскоре превратился в современный бар, затем в ресторан на несколько столиков. Ресторан стали посещать уже не прежние желторотые юнцы, а клиенты, приезжающие на больших американских машинах.
Мегрэ иногда завтракал там, порой задерживаясь до того часа, когда маленький зал пустел.
— Скажи, пожалуйста, Манюэль…
— Да господин комиссар…
— Этот тип со шрамом у глаза, который сидел вон там, у окна…
— Я, господин комиссар, не интересуюсь своими клиентами… Я вижу, как они входят и выходят, даю им пожрать и выпить, кладу в кассу их монеты, и… будьте здоровы…
Манюэль был врожденным актером. Он разыгрывал комедию не только для других, но и для собственного удовольствия. Случалось, что, довольный своей ролью, он подмигивал собеседнику:
— Мы давно знаем друг друга, не правда ли? Еще когда оба были более изящными, господин Мегрэ!
— И у тебя еще не было ни гроша за душой.
— Да, я натерпелся лишений, что и говорить. Лишнее доказательство того, что я никогда не марал рук…
— Или того, что ты всегда был очень хитер…
— Вы считаете меня хитрым? Да я почти не ходил в школу. Я с трудом читаю газету…
— Манюэль!
— Да!
— Этот тип со шрамом?..
— Ладно!.. Понял… Ничего особенного я о нем не знаю… Еще два месяца тому назад у него не было этого шрама… Два месяца — это значит в марте… А в марте…
А в марте недалеко от площади Пигаль, у бассейна, завязалась драка между двумя бандами. В ход были пущены пистолеты. В результате один убитый остался на тротуаре, а двое раненых исчезли, как по волшебству.
Префект-метла, который играет в теннис и который поклялся, что выметет Париж, не любит осведомителей, ему противны старые методы.
И вот к одному такому осведомителю — к Манюэлю — и направился Мегрэ в то утро. Манюэль три года назад, открывая на улице ставни своего ресторана, получил с полдюжины пуль в бедро и живот.
Из больницы, куда его отвезли, он не замедлил перебраться в одну из лучших частных клиник. Все, начиная с врачей, были уверены, что живым он оттуда не выйдет.
Мегрэ несколько раз навещал Манюэля в больнице.
Манюэль сказал тогда:
— Вы меня огорчаете, господин комиссар… У вас, полицейских, есть один крупный недостаток — вы никогда не верите людям… В машине, конечно, должно было быть два типа — одному трудно справиться с таким делом… Но честное слово, я их не видел… Сами понимаете, ведь я стоял к ним спиной… Когда поднимают железные шторы, поворачиваются спиной к улице, не так ли?
— Ты их еще не поднимал. Ты только открыл дверь.
— Но я уже повернулся лицом к дому… Подумайте сами… Ведь вы образованный человек… Какие-то типы хотели меня убить… Из-за них, как мне сказали врачи, я никогда больше не буду ходить на своих двух ногах… Мне предстоит провести остаток дней в маленькой коляске, словно я впал в детство… Что же вы думаете? Разве мне не хочется видеть в тюрьме этих подлецов?!
Так он ничего и не сказал тогда.
Автомобиль выезжал на улицу Акаций. Район был тихий и спокойный, населенный зажиточными людьми.
— Мне подняться с вами, патрон?
— Нет, поищи своего коллегу… Я не знаю, кто сегодня на посту…
— Толстяк Лурти…
— Ты найдешь его на каком-нибудь углу… Он, вероятно, сможет тебе сказать, куда ходила сегодня Алин…
Алин тоже была интересным экземпляром. Во времена «Золотого бутона» она работала в ресторане. Тогда это была еще худенькая девочка с черными, всегда растрепанными волосами, с блестящими и печальными глазами. Она была любовницей Манюэля.
В клинике он добился, чтобы Алин поместили в маленькой комнатке рядом с его палатой. По его указанию она нашла управляющего для «Золотого бутона» и время от времени заходила посмотреть, как там идут дела, и проверить выручку.
За три года она округлилась, перестала ходить с нечесанными волосами, начала кокетливо одеваться. В общем, стала дамой.
Дом, в котором жили Манюэль и Алин, был очень скромным внешне, но довольно, комфортабельным внутри — большой лифт и двери красного дерева. Поднявшись на лифте до четвертого этажа, Мегрэ позвонил в дверь слева. Он довольно долго ждал, затем услышал шум маленькой коляски на резиновом ходу.
— Кто там? — спросил Манюэль через закрытую дверь.
— Мегрэ.
— Опять?
Дверь открылась.
— Войдите… Я один… Только собрался подремать, когда вы позвонили…
У Манюэля была теперь красивая седая шевелюра, придававшая его лицу благородство. Общей презентабельности его вида способствовали безупречно белая сорочка, шелковые брюки и красные комнатные туфли. Манюэль приспособил для себя маленькую комнатку, выходящую окнами на улицу. Там находились телевизор, радиола, несколько транзисторов разного размера, газеты, журналы и до сотни детективных романов. В углу стоял красный диван и рядом с ним кресло, обитое таким же атласом.
Манюэль не курил. Он никогда не курил. И не пил.
— Вы знаете, что я не люблю бросать слов на ветер.
Я вас предупреждаю, что в один из ближайших дней рассержусь. Я свободный гражданин. У меня нет судимости. Налоги плачу аккуратно… Живу здесь как мышь в норе… Из-за своей ноги не могу выйти из квартиры.
Меня одевают и раздевают, как ребенка…
Мегрэ, хорошо зная Манюэля, ожидал конца комедии. Сейчас тот играл роль ворчуна.
— Мой телефон прослушивается. Не качайте головой, я не вчера родился на свет Божий… И вот тоже…
Мне наплевать на то, что мои разговоры записываются. Но почему не дают покоя Алин?!
— Кто-нибудь грубо обошелся с ней?
— Не притворяйтесь, господин Мегрэ… Вы хитрее меня…
— Сомневаюсь…
— Хм… Вы хотите сказать, что с трудом читающий…
Завел волынку! Он так гордился этим, как другие гордятся своими дипломами!
— Если бы я был так же хитер, как вы, Манюэль, то вы уже давно были бы в тюрьме. И вы это хорошо знаете.
- Предыдущая
- 7/21
- Следующая
