Мегрэ в суде присяжных - Сименон Жорж - Страница 11

• Предыдущая
• 11/24
• Следующая

…Разве у самого Мегрэ не было такого впечатления сегодня утром, когда он давал показания? Скоро в газетах появится сообщение, что комиссар говорил долго, и, возможно, у многих это вызовет удивление. Ведь будь на месте Ксавье Бернери другой председатель, он дал бы Мегрэ не больше нескольких минут, а тут ему удалось проговорить около часа.

Комиссар изо всех сил старался быть точным, старался передать хоть малую часть тех ощущений, которые пережил сам.

Мегрэ пробежал глазами отпечатанное меню и протянул его Жанвье.

— Мне закажи телячьи мозги.

В баре расположилась группа инспекторов, а в ресторане беседовали два адвоката.

— Ты знаешь, что мы с женой купили дом?

— В деревне?

Он дал себе зарок не говорить о покупке дома и совсем не потому, что делал из этого тайну. Мешало чувство стыда оттого, что эту покупку невольно могут сопоставить с его выходом в отставку, которая была уже не за горами.

— В Мэн-сюр-Луар?

— Да… Очень похож на дом священника…

Через два года для Мегрэ уже не будет существовать суда присяжных, разве что на третьих страницах газет. На них он будет читать показания своего преемника, нового комиссара…

Кстати, кто же его заменит? Он не знал. Может быть, об этом в верхах уже и поговаривали. Конечно, не при нем.

— Да, какой вид у этих мальчишек? Жанвье пожал плечами:

— Какой бывает у всех у них в таких случаях. Сквозь оконное стекло Мегрэ видел потоки дождя, серый парапет Сены. Промчались машины, разрезая грязную воду, образующую у передних колес две борозды, похожие на усы.

— Как держался председатель?

— Прекрасно.

— А она?

— Я поручил Лапуэнту следить за ней. Она попала в лапы адвоката, занимающегося темными делишками, некоего Ламблена…

— Созналась, что имела любовника?

— Такого вопроса ей не задавали. Бернери — человек благоразумный.

И в самом деле, не следовало забывать, что в суде присяжных слушалось дело по обвинению Гастона Мерана, а не его жены.

— Кажу ее опознал?

— А как же!

— И как это воспринял муж?

— Ему было бы легче, если бы он мог меня убить.

— Его оправдают?

— Рано еще говорить об этом.

Пар, поднимавшийся от горячих блюд, смешивался с табачным дымом, а на зеркалах, висевших на стенах, были выведены мелом названия вин.

Среди них значилось и вино, изготовлявшееся на Луаре, где-то поблизости от Мэна и от дома, походившего на дом священника.

В два часа дня, по-прежнему сопровождаемый Жанвье, Мегрэ поднимался по главной лестнице здания уголовной полиции, которая даже летом, в самые веселые утренние часы, оставалась уныло сырой и мрачной. В этот день проходящих по ней пронизывал сырой воздух, а на ступенях не просыхали следы от мокрых подошв.

Уже на первой лестничной площадке стал доноситься шум со второго этажа, потом послышались голоса, шаги людей, ходивших взад и вперед по коридорам. Значит, уже прибыли журналисты и фотографы, операторы из телевидения, а может быть, и кинематографисты.

Во Дворце правосудия заканчивалось либо подходило к концу разбирательство одного дела. Начинало слушаться другое. В одном конце коридора уже собралась толпа, в другом — стояли еще только представители юстиции.

В уголовной полиции тоже существовала комната для свидетелей — отделенная от коридора застекленной перегородкой каморка, которую называли стеклянной клеткой. Проходя мимо, комиссар остановился, чтобы посмотреть на ожидавших допроса шестерых свидетелей, которые сидели под портретами полицейских, погибших во время исполнения служебных обязанностей.

Неужели все свидетели так похожи друг на друга? Ожидавшие его люди принадлежали к тому же кругу, что и те, которых он сегодня видел во Дворце правосудия: мелкий люд, скромные служащие и среди них две женщины, смотревшие прямо перед собой, положив руки на кожаные сумки.

Репортеры тут же кинулись к Мегрэ, но комиссар их сразу успокоил:

— Спокойнее, господа! Не забывайте, что я сам еще ничего не знаю, даже не видел этих парней…

И, открывая дверь своего кабинета, пообещал:

— Зайдите через два-три часа… Может быть, будет что-нибудь новое…

Войдя в кабинет, комиссар обратился к Жанвье:

— Пойди посмотри, пришел ли Лапуэнт!

Как и до ухода в отпуск, он снова повторял все те же движения, ставшие для него почти такими же ритуальными, как для судейских чиновников церемония суда присяжных.

Сняв пальто и шляпу, он повесил их в стенной шкаф, рядом с эмалированным умывальником. Потом сел за стол и принялся перебирать свои трубки и, выбрав наконец одну, стал ее набивать.

Жанвье вернулся вместе с Лапуэнтом.

— Через несколько минут я пойду взглянуть на твоих двух идиотов, — сказал комиссар.

И, обращаясь к юному Лапуэнту:

— Ну, как она себя вела?

— Пока шла по коридорам и по лестнице, ее осаждали журналисты и фотографы. Другие дожидались на улице. У входа во Дворец даже стоял автобус последних новостей кино. Мне удалось увидеть ее лицо не больше двух-трех раз среди толпы. Она казалась испуганной и словно умоляла, чтобы ее оставили в покое. Вдруг, растолкав толпу, к ней подлетел Ламблен, схватил ее за руку и увлек к такси, за которым, видимо, успел сходить. Он помог ей сесть, и машина покатила по направлению к мосту Сен-Мишель. Все произошло мгновенно, как по волшебству. Мне не удалось схватить такси, чтобы поехать за ними вслед. Несколько минут назад во Дворец вернулся Масэ от «Фигаро». Репортеру повезло, его машина стояла рядом, и он мог пуститься за ними вдогонку. Он рассказал, что такси остановилось на площади Одерн, и Ламблен повел Жинетту Меран в специализированный ресторанчик, где кормят дарами моря и буйабесом[4]. Там они пообедали не торопясь. А сейчас все уже снова собрались в зале и ожидают выхода суда.

— Ступай туда! Хотелось бы знать, не вызовет ли новой сенсации показание горничной…

Мегрэ связался по телефону с Бернери, и председатель разрешил ему не приходить после полудня в суд.

Пять инспекторов, рассаженных утром в разных концах зала, ничего обнаружить не смогли. Они изучали публику таким же искушенным глазом, как это делают физиономисты в игорных домах. Однако никто из присутствовавших не соответствовал описанию спутника Жинетты Меран, данному администратором отеля. Что же касается Альфреда Мерана, брата обвиняемого; то его не было не только во Дворце, но и в Париже. Об этом комиссару доложили из тулонской полиции.

Два инспектора остались на всякий случай в зале заседаний, не считая Лапуэнта, который вернулся туда внутренними коридорами.

Мегрэ вызвал Люка, занимавшегося делом об ограблении банка.

— Я не хотел их допрашивать, патрон, раньше, чем вы на них посмотрите. Сейчас я устроил так, что свидетели могли их разглядеть, когда они проходили.

— Свидетели опознали обоих?

— Конечно. Особенно точно опознали того, у которого по дороге слетела маска.

— Давай сюда младшего!

У этого длинноволосого, прыщеватого парня был болезненный, неопрятный вид.

— Снимите с него наручники!

Парень недоверчиво посмотрел на комиссара, твердо решив не попадаться в ловушку, которую тот, по его мнению, непременно ему приготовит.

— Оставьте нас вдвоем!

В таких случаях Мегрэ предпочитал сначала поговорить с обвиняемым с глазу на глаз, а потом уже перейти к официальному допросу, застенографировать его и дать на подпись.

Комиссар посасывал трубку.

— Садись! — И, протянув ему пачку сигарет, спросил: — Куришь? Рука у парня дрогнула. Ногти на длинных, толстых пальцах были обгрызаны как у детей.

— У тебя нет отца?

— Это не я…

— Я не спрашиваю, ты или не ты устроил это представление. Я спрашиваю, жив ли твой отец.

— Он умер.

— Отчего?

— В санатории.

— Тебя содержит мать?

• Предыдущая
• 11/24
• Следующая