Мегрэ колеблется - Сименон Жорж - Страница 19

• Предыдущая
• 19/28
• Следующая

— Какие соображения по этому поводу у вас, Мегрэ?

— У меня? Да никаких, господин начальник.

Как только дело касалось политики или кого-либо с ней связанного, комиссара как ни бывало. Он умел напускать на себя отсутствующий, почти глуповатый вил.

— Надо же все-таки найти какой-то выход из положения… Пока еще газеты не знают, но через час-другой все станет известно.

Было десять часов. Зазвонил настольный телефон. Недовольный начальник снял трубку:

— Да, здесь…

И кивнул Мегрэ.

— Вас.

У комиссара сжалось сердце. Еще не донеся трубку до уха, он уже понял, что на авеню Мариньи что-то произошло. И в самом деле, он услышал голос Жанвье. Тот говорил приглушенным, каким-то сдавленным голосом:

— Это вы, патрон?

— Я… Ну, кого? — Жанвье сразу же понял смысл вопроса:

— Секретаршу.

— Умерла?

— Да. Что поделаешь.

— Застрелили?

— Нет, втихую… Никто даже не заметил… Врача еще нет… Я звоню, а сам лаже не знаю никаких подробностей, я был внизу. Тут рядом мосье Парандон, он совершенно подавлен… С минуты на минуту ждем доктора Мартена.

— Закололи?

— Перерезали горло.

— Еду.

Начальника и сотрудников удивили волнение и бледность Мегрэ. Ведь на набережной Орфевр, в частности в уголовном отделе, убийство самое привычное дело.

— Кого там?

— Секретаршу Парандона.

— Невропатолога?

— Нет, брата его — юриста… Мне писали анонимные письма… - Не вдаваясь в подробности, комиссар выбежал из кабинета и бросился в комнату инспекторов.

— Где Люка?

— Здесь, патрон.

Мегрэ обвел глазами помещение:

— Торранс… Так… Оба — со мной. - Люка, знавший о письмах, спросил:

— Значит убили-таки?

— Да.

— Парандона?

— Секретаршу… Вызывай туда Моэрса с его группой… Я звоню в прокуратуру.

Всегда одна и та же волынка. Теперь, вместо того чтобы работать, придется битый час объясняться с помощником прокурора и следователем.

— Двинулись, ребята.

Он был так угнетен, будто это произошло с кем-то из родных. Он никак не предполагал, что из всего окружения мосье Парандона жертвой окажется мадемуазель Ваг. Девушка понравилась комиссару. Ему понравилось, как смело и просто она говорила о своей связи с патроном. Он понял, что, несмотря на разницу в возрасте, она страстно предана мосье Парандону, а это, может быть, и является одним из проявлений истинной любви.

Почему же убили именно ее?

Он втиснулся в черную малолитражку, Люка сел за руль.

Когда машина тронулась, толстяк Торранс, сидевший позади, спросил:

— А в чем там дело?

— Сам увидишь, — пробурчал Люка, понимая состояние Мегрэ.

А тот даже не замечал ни улиц, ни прохожих, ни все больше зеленеющих деревьев, ни грузных автобусов, едва не задевавших полицейскую машину.

Мысленно он был уже там. Ему представлялась комнатка мадемуазель Ваг, где накануне в этот же час она сидела у окна. Девушка смотрела ему прямо в глаза, словно предлагая убедиться в своей правдивости. И если она при ответе колебалась, то лишь оттого, что старалась быть точной.

У подъезда уже стояла машина районного комиссара полиции. Видимо, ему сообщил Жанвье… Ведь что бы ни случилось, на все есть установленный порядок.

Ламюр со скорбной физиономией стоял в дверях своей роскошной швейцарской.

— Кто бы мог подумать… — начал он.

Мегрэ, не отвечая, промчался мимо него на лестницу — лифт был где-то наверху. Жанвье ждал его на площадке. Инспектор ничего не сказал, он тоже понимал настроение начальника. — Мегрэ даже не заметил, как Фердинанд, стоявший на своем посту, будто ничего не случилось, забрал у него шляпу.

Комиссар бросился в коридор, мимо кабинета Парандона, в комнату мадемуазель Ваг. Аверь была открыта. Сначала он увидел только двух мужчин: Ламбийота — районного комиссара, с которым ему не раз приходилось встречаться, и одного из его сотрудников.

Ему пришлось взглянуть на пол, почти под столик в стиле Людовика XIII, за которым обычно работала мадемуазель Ваг.

На девушке было легкое, цвета незрелого миндаля платье, надетое, конечно, впервые в этом сезоне, потому что вчера и позавчера Мегрэ видел ее в синей юбке и белой блузке. Он тогда еще подумал, что, видимо, это у нее нечто вроде формы.

После нанесения раны она, должно быть, упала со стула, и тело ее неестественно согнулось почти пополам. Горло зияло, из раны вытекла масса крови, еще даже на успевшей свернуться.

Мегрэ не сразу сообразил, что Ламбийот пожимает ему руку.

— Вы знали ее?

Он с изумлением наблюдал за Мегрэ — тот был совершенно потрясен видом мертвого тела.

— Да… Знал… — ответил комиссар хриплым голосом.

И кинулся в соседний кабинет, где натолкнулся на Жюльена Бода с красными, опухшими глазами. От него пахло спиртным. На столе стояла бутылка коньяка. Тортю сидел на своем месте, подперев голову руками.

— Это ты ее увидел?

«Ты» прозвучало совершенно естественно, потому что долговязый швейцарец будто сразу превратился в мальчишку.

— Да, мосье.

— Ты что-нибудь слышал? Она не кричала? Не стонала?

— Нет, даже не…

Он говорил с трудом. В горле у него стоял ком, из синих глаз ручьем текли слезы.

— Простите, первый раз в жизни.

Он словно ждал этой минуты, чтобы разрыдаться, и поспешно вытащил из кармана платок.

— Я… Минутку… Простите…

Стоя посреди комнаты, он громко рыдал спьяна и почему-то казался выше своего роста. Вдруг раздался слабый сухой звук — это Мегрэ с такой силой стиснул в зубах черенок своей трубки, что он сломался. Головка упала на пол, он поднял ее и сунул в карман.

— Ох, простите меня… Никак не могу удержаться… - Бод перевел дыхание, вытер глаза и бросил взгляд на бутылку коньяка, но налить не решился.

— Она приходила сюда минут десять десятого, приносила бумаги на сверку… И куда же это я их задевал? Это — протокол вчерашнего совещания с примечаниями и ссылками… Наверно, я их оставил у нее… Ах, нет, вот они, на столе…

Судорожно скомканные бумаги.

— Она сказала принести их обратно, когда я кончу… Я пошел…

— В котором часу?

— Не знаю… Наверно, я проработал около получаса… Мне это было интересно и приятно. Я с удовольствием работаю для нее… Ну вот, прихожу… смотрю… и не вижу ее… а потом… как глянул на пол…

Тут Мегрэ сам налил ему немного коньяку. Наверно, Фердинанд принес сюда стакан.

— Она еще дышала?

Бод покачал головой. Вошел Торранс.

— Прибыли из прокуратуры, — доложил он.

— Вы тоже ничего не слышали, мосье Тортю?

— Нет.

— Вы совсем не выходили отсюда?

— Нет, я холил к мосье Парандону и беседовал с ним минут десять. О деле, по которому я вчера выступал в суде.

— Который час был?

— Не посмотрел. Примерно половина десятого.

— В каком он был состоянии?

— В обычном.

— Кто-нибудь был у него еще?

— Мадемуазель Ваг.

— Когда она ушла оттуда?

— Почти сразу после моего прихода.

Мегрэ тоже не отказался бы от глотка коньяка, но ему было неловко. Предстояло множество формальностей, и, хотя он сердился на это, но по сути дела в них был свой толк — они выводили его из ощущения кошмара.

Прокуратура назначила следователя Аома, с которым он уже не раз сталкивался по работе. Это был приятный, застенчивый человек лет сорока, единственным недостатком которого была педантичность. Его сопровождал помощник прокурора де Клаэс, высокий сухопарый блондин, всегда одетый с иголочки, зимой и летом в светлых перчатках.

— Что вы думаете об этом, Мегрэ? Мне сказали, что здесь уже дежурил ваш инспектор? Значит, вы что-нибудь предвидели?

Мегрэ развел руками:

— Слишком долго объяснять. Я получил несколько анонимных писем и поэтому вчера и позавчера, провел почти все время здесь.

— В письмах указывали жертву?

— В том-то и дело, что нет. И потому убийство было невозможно предотвратить. Пришлось бы ко всем членам семьи приставить по полицейскому, чтобы тот не спускал с них глаз. Лапуэнт провел ночь в швейцарской, а утром его сменил Жанвье…

• Предыдущая
• 19/28
• Следующая