Мегрэ колеблется - Сименон Жорж - Страница 1
- 1/28
- Следующая
Жорж Сименон
«Мегрэ колеблется»
Глава первая
— Привет, Жанвье!
— Доброе утро, патрон!
— Здорово, Люка! Здорово, Лапуэнт!
При виде Лапуэнта Мегрэ не мог сдержать улыбки. И не только потому, что юноша вырядился в новенький, прилегающий в талии светло-серый в красную крапинку костюм. В это утро улыбались все: на улицах, в автобусах, в магазинах.
Накануне было пасмурное воскресенье с налетавшим ветром и холодным дождем, как посреди зимы, и вдруг уже на другое утро — четвертого марта — люди проснулись и увидели, что наступила весна.
Правда, солнце еще несколько хмурилось, а небесная лазурь казалась совсем хрупкой, но весеннее настроение разливалось в воздухе и светилось в глазах прохожих — словно каждый чувствовал себя соучастником этой радостной перемены, вдыхая соблазнительные запахи утреннего Парижа.
Мегрэ явился без пальто, проделав добрую часть пути пешком, а войдя в кабинет, сразу же приоткрыл окно. Сена засветилась новыми красками: ярче стали багровые полосы на трубах буксиров, и блестели на солнце свежевыкрашенные баржи.
Комиссар заглянул в комнату инспекторов:
— Что, ребята, начнем?
Это называлось «маленьким рапортом», в отличие от большого, настоящего, на который ежедневно в 9 утра собирались у шефа руководители бригад. А пока Мегрэ был в обществе своих ближайших сотрудников.
— Ну, как вчера провел день? — спросил он у Жанвье.
— У тещи в Вокрессоне, вместе с детьми.
Лапуэнт, смущенный своим преждевременно надетым новым летним костюмом, держался в сторонке.
Мегрэ расположился за своим рабочим столом, набил трубку и стал разбирать почту.
— Это тебе, Люка… По делу Лебур…
Другие документы передал Лапуэнту:
— Отправить в прокуратуру…
Рано было говорить о листве, но на деревьях, окаймлявших набережную, были намеки на бледную зелень.
В те дни не разбиралось ни одного крупного дела, которое привело бы в коридоры Дворца правосудия полчища журналистов и фотографов и вызвало бы властные телефонные звонки из высоких сфер. Заурядные дела… Текучка…
— Какой-то психопат или психопатка, — заключил Мегрэ, беря конверт, на котором его имя и адрес полиции были выведены печатными буквами.
Конверт был белый, совсем необычный, роскошный. На марке стоял штемпель почтового отделения на улице Миромениль. Вынув письмо, комиссар прежде всего подивился бумаге: веленевая, толстая, хрустящая, необычного формата. Должно быть, сверху срезали полоску, чтобы убрать тисненный гриф с указанием фамилии и адреса. Работа была проделана старательно, с помощью линейки и острого лезвия. Текст, так же, как и адрес, был написан печатными буквами.
— А может быть и не псих, — пробормотал Мегрэ.
«Господин дивизионный комиссар[1], я не знаю вас лично, но все, что я читал о ваших расследованиях и вашем отношении к преступникам, внушает мне доверие. Это письмо вас удивит. Не торопитесь бросить его в корзину для бумаг. Это не забавная шутка и не затея маньяка.
Вы знаете лучше меня, что действительность не всегда правдоподобна. Скоро должно произойти убийство, точнее, через несколько дней. Быть может, его совершит человек, которого я знаю, а может быть, и я сам. Пишу вам не для того, чтобы предотвратить драму. Она в каком-то смысле неизбежна. Мне просто хочется, чтобы когда это случится, вы были в курсе дела.
Если вы примете мои слова всерьез, не откажитесь поместить в отделе объявлений «Фигаро» или «Монд» одну строчку: «К.Р. Жду следующего письма».
Не знаю, напишу ли я его. Я слишком взволнован. Некоторые решения принимать очень трудно. Быть может, я когда-нибудь увижу вас в вашем кабинете, но тогда мы будем по разные стороны барьера.
Преданный вам».
Мегрэ больше не улыбался. Нахмурив брови, он еще раз пробежал письмо, потом посмотрел на своих помощников:
— Нет, видно, не псих, — повторил он. — Послушайте!
И медленно прочел, выделяя некоторые слова. Ему приходилось получать немало подобных писем, но чаще всего слог в них был не таким изысканным, а некоторые фразы всегда подчеркивались. Часто они писались красными или зелеными чернилами и содержали много орфографических ошибок.
А здесь рука писавшего не дрожала. Буквы были четкие, без завитушек, без единой помарки.
Мегрэ посмотрел бумагу на свет и прочитал водяные знаки: Морванская веленевая бумага.
Каждый год он получал сотни анонимок. За редкими исключениями они были на дешевой бумаге, какую можно купить в любой лавчонке. Иногда буквы были вырезаны из газет.
— Никакой явной угрозы… — прошептал он. — Скрытая тревога… «Фигаро» и «Монд» — газеты, особенно популярные среди слоев зажиточной интеллигенции.
Он снова оглядел всех троих.
— Займешься этим, Лапуэнт? Первым делом нужно связаться с фабрикантом бумаги. Вероятно, он живет в Морване.
— Ясно, патрон…
Так началось дело, которое вскоре доставило Мегрэ больше хлопот, чем многие преступления, о которых кричат первые страницы газет.
— Дашь объявление!..
— В «Фигаро»?
— В обе газеты.
Звонок известил о начале рапорта, и Мегрэ с папкой под мышкой направился в кабинет шефа. И сюда через открытое окно доносился городской шум. Один из инспекторов воткнул в петлицу веточку мимозы и смущенно объяснил:
— Их уже продают на улице…
Мегрэ не упомянул о письме. Он с удовольствием курил трубку, равнодушно поглядывая на коллег, поочередно излагавших свои мелкие дела, и мысленно подсчитывал, сколько же раз он присутствовал на этой процедуре. Тысячи раз.
А как он завидовал в молодости своему начальнику, который каждое утро проникал в это святилище. Разве не предел желания — руководить бригадой уголовной полиции? В ту пору он не смел об этом и мечтать. Не больше, чем теперь Лапуэнт или Жанвье, чем даже его добрый Люка.
Однако Мегрэ этого достиг и на протяжении долгих лет работы больше об этом не задумывался, но сегодня, в это чудесное утро, когда воздух так благоухал, а люди, вместо того чтобы чертыхаться из-за грохота автобусов, мило улыбались, ему почему-то вспомнились мечты его молодости.
Вернувшись через полчаса, Мегрэ был поражен, застав у себя в кабинете стоявшего у окна Лапуэнта. Модный костюм делал его тоньше, выше и еще моложе. Двадцать лет назад инспектору полиции не разрешили бы ходить этаким пижоном.
— Это было проще простого, патрон.
— Узнал имя фабриканта бумаги?
— Жерон и сын. Вот уже три или четыре поколения этой семьи владеют предприятием «Морванская бумага» в Отэне… Это даже и не фабрика, а нечто вроде кустарного производства… Бумага только определенных сортов либо для роскошных книг, особено стихов, либо для почтовых наборов… У Жеронов не больше десятка рабочих… Судя по тому, что мне сказали, в этих краях еще сохранилось немало таких мастерских.
— Ты выяснил, кто их представитель в Париже?
— У них нет представителя… Они непосредственно связаны с художественными издательствами и двумя писчебумажными магазинами, один на улице Фобур Сент-Онорэ, другой на авеню Оперы…
— Фобур Сент-Онорэ? Это тот, что наверху, слева?
— Полагаю, что да, судя по номеру…
Мегрэ часто останавливался у витрины этого магазина. Там были выставлены бланки приглашений, визитные карточки, и можно было прочесть титулы, ставшие теперь непривычными:
Граф и графиня де Бодри имеют честь…
Баронесса де Гран-Люссак с радостью сообщает…
Князья, маркизы, подлинные или мнимые, о возможности существования которых никто, вероятно, и не подозревал. Они приглашали на обеды, на охоту, на партию в бридж, сообщали о свадьбе дочери или рождении младенца. И все это на роскошной бумаге.
В другой витрине были выставлены украшенные гербами бювары, переплетенные в сафьян папки для ресторанных меню.
1
Дивизионный комиссар — руководитель специальной бригады во французской сыскной полиции.
- 1/28
- Следующая
