Мегрэ ищет голову - Сименон Жорж - Страница 12
- Предыдущая
- 12/27
- Следующая
— Она его ненавидит?
— Я знаю только, что вот уже двадцать четыре года она живет с ним и не пытается от него уйти.
— Она несчастна, по-вашему?
— Видите ли, господин комиссар, я стараюсь вообще об этом не думать. Ребенком я мечтала только об одном — уйти оттуда. И как только смогла это сделать, ушла.
— Вам было пятнадцать лет, я знаю.
— Кто вам об этом сказал?
— Ваша мать.
— Значит, она жива.
Она подумала и подняла голову:
— Тогда он?
— Что вы хотите сказать?
— Она его отравила?
— Вряд ли. У нас даже нет точных данных, что с ним произошло несчастье. Ваша мать говорит, что он уехал в пятницу, после полудня, в окрестности Пуатье, где обычно закупает белое вино.
— Верно. Эти поездки были еще при мне.
— Так вот, из канала Сен-Мартен вытащили мертвое тело. Возможно, это он.
— Никто его не опознал?
— Пока никто. Опознать его трудно, потому что мы не нашли голову.
Люсетта даже не вздрогнула при этих словах — возможно, потому, что работала в больнице.
— Что с ним могло произойти, по-вашему? — спросила она.
— Не знаю. Ищу. К жизни вашей матери имеют отношение некоторые мужчины. Извините, что говорю вам об этом.
— Уж не думаете ли вы, что для меня это новость?
— Не был ли ваш отец когда-то, мальчиком или подростком, ранен зарядом охотничьей дроби в живот? На лице ее появилось удивление:
— Я никогда об этом не слыхала.
— И, конечно, никогда не видели шрамов?
— Если они на животе… — она чуть улыбнулась.
— Когда вы последний раз были на набережной Вальми?
— Подождите… Должно быть, с месяц назад.
— Калас был там?
— Я всегда старалась приходить, когда его нет дома.
— После обеда?
— Да. В это время он обычно играет на бильярде где-то в районе Восточного вокзала.
— У вашей матери не было тогда какого-либо посетителя?
— В тот день — нет.
— Вам было что-нибудь нужно от матери?
— Нет.
— О чем вы говорили?
— Не помню. О разных вещах.
— О Каласе шла речь?
— Вряд ли.
— Может быть, вы приходили попросить у матери денег?
— Вы заблуждаетесь, господин комиссар. Было время, когда я сидела без гроша и даже голодала, но и тогда я не клянчила у их двери. А теперь я хорошо зарабатываю, и мне подавно незачем это делать.
— Вы не помните, о чем вы говорили во время вашего последнего визита на набережную Вальми?
— Точно не помню.
— Среди мужчин, посещавших бар, вы не встречали румяного молодого человека, который ездит на трехколесном велосипеде?
Она отрицательно покачала головой.
— А рыжего мужчину средних лет? На этот раз она задумалась.
— У него на лице следы ветряной оспы? — спросила она.
— Не знаю.
— Если да, то это господин Дьедонне.
— Кто он такой?
— Я ничего о нем не знаю. Друг моей матери. Очень давний клиент кафе.
— Послеобеденный клиент? Она поняла:
— Я, во всяком случае, видела его после обеда. Может быть, это и не то, что вы думаете. Я ничего не утверждаю. Он производил впечатление человека тихого, такого представляешь себе сидящим вечером у огня, в домашних туфлях. Впрочем, я почти всегда видела его сидящим у печки, напротив моей матери. Они так давно были знакомы, что им уже незачем было стараться развлекать друг друга. Вы понимаете? Их можно было принять за старых супругов.
— Вы не знаете, где он живет?
— Я слышала, он говорил, вставая: «Мне пора на работу». Наверно, работает в том же квартале, но не знаю кем. Одевается он лучше, чем рабочие. Я приняла бы его скорее за конторщика.
В коридоре послышался звонок, и собеседница Мегрэ разом поднялась.
— Меня вызывают, — сказала она. — Извините, я должна идти.
— Возможно, я зайду еще к вам на улицу Сен-Луи.
— Я бываю там только вечером. Не приходите слишком поздно, я рано ложусь.
Мегрэ видел, как она на ходу покачала головой, подобно человеку, еще не вполне осознавшему новость.
— Извините меня, мадмуазель. Будьте добры, где выход?
Мегрэ выглядел таким растерянным, что молоденькая девушка у стола улыбнулась и проводила его по коридору до лестницы.
— Отсюда доберетесь сами. Сейчас вниз, налево и еще раз налево.
— Благодарю вас.
Он не решился спросить у нее, что она думает о Люсетте Калас. Он и сам затруднился бы сказать, что он о ней думает.
На обратном пути Мегрэ зашел выпить глоток белого в бистро напротив Дворца правосудия. Когда он вновь очутился в своем кабинете, там его уже ожидал Лапуэнт.
— Как дела у святых сестер? — спросил Мегрэ.
— Они были очень приветливы. Я сначала боялся, что мне там будет не по себе, но они меня встретили так, что…
— Выяснил что-либо о шрамах?
Лапуэнт был не слишком удовлетворен результатом своего визита.
— Прежде всего, как и говорила нам госпожа Калас, врач, делавший операцию, умер три года назад. Монахиня в регистратуре нашла историю болезни Каласа. О шрамах там, естественно, не упоминается, зато я узнал, что Калас болел язвой желудка.
— Они оперировали ему язву?
— Нет. Перед операцией они делают полное обследование и результаты записывают.
— Об особых приметах там не упоминается.
— Ничего подходящего. Моя монашка расспрашивала других сестер, но никто из них уже толком не помнит о Каласе. Одна только вспомнила, что он молился перед наркозом.
— Он был католик?
— Нет, просто боялся. Таких подробностей святые сестрички не забывают, а шрамы у них в памяти не остаются.
Итак, дело не сдвинулось с места и безголовое тело по-прежнему оставалось неопознанным.
Может быть, следователь Комельо прав? Если труп, найденный в канале, и Омер Калас — одно и то же лицо, форсированный допрос его жены может дать очень ценные сведения. Очная ставка с Антуаном, парнем на велосипеде, тоже не прошла бы безрезультатно, прикажи Мегрэ вовремя его задержать.
— Что же нам делать? — тихонько спросил Лапуэнт, оробевший от мрачного вида Мегрэ.
— Пошли.
— Машину взять?
— Да.
— Куда поедем?
— На канал.
Мегрэ хотел по пути поручить инспекторам 10-го округа разыскать в квартале рыжеволосого человека со следами ветряной оспы по имени Дьедонне.
Машина с комиссаром и Лапуэнтом за рулем пробиралась в потоке автобусов и грузовиков и уже подъезжала к бульвару Ришар-Ленуар, где неподалеку жил Мегрэ, когда комиссар внезапно сказал:
— Сворачивай к Восточному вокзалу. Лапуэнт удивленно посмотрел на начальника.
— Может, это ничего и не даст, но я хочу проверить. Нам говорили — Калас уехал в пятницу после обеда и взял с собой чемодан. Предположим, он вернулся в субботу. Если его убили и разделили на части, надо было освободиться от чемодана. Уверен, что на набережной Вальми больше нет ни чемодана, ни одежды, которую он, надо думать, брал с собой в поездку.
Лапуэнт следил за мыслью Мегрэ, кивая головой.
— В канале ни чемодана, ни одежды не нашли, тогда как убитого предварительно раздели.
— И голову тоже не нашли, — уточнил Лапуэнт. Предположение Мегрэ не содержало ничего оригинального. Когда виновные в убийстве лица хотят отделаться от компрометирующих предметов, они, в шести случаях из десяти, сдают их в камеру хранения.
Восточный вокзал был в двух шагах от набережной Вальми. Лапуэнт с трудом отыскал для машины свободное местечко у тротуара, после чего они с комиссаром прошли в зал ожидания.
— В пятницу, во второй половине дня, вы дежурили? — спросил Мегрэ у служителя в камере хранения.
— Только до шести вечера.
— В тот день было много народу?
— Не больше, чем обычно.
— У вас есть еще невостребованные вещи из тех, что были сданы в пятницу?
Служащий повернулся к стеллажам, на которых вытянулись в ряд тюки и чемоданы.
— Два места, — ответил он.
— Они принадлежат одному и тому же лицу?
— Нет. Номера разные. К тому же я вспомнил, что эту корзину, закрытую полотном, сдавала толстая женщина, от нее еще пахло сыром.
- Предыдущая
- 12/27
- Следующая
