Кентервильское привидение (сборник) - Уайльд Оскар - Страница 5

• Предыдущая
• 5/58
• Следующая

Неудивительно, что его охватил дикий страх и он в панике кинулся к лестнице, но там его уже ждал Вашингтон Отис с длинным садовым шлангом. Теснимый с двух сторон своими противниками, призрак бросился в большую железную печь, которая, к счастью, не была затоплена, и вынужден был плутать по трубам и дымоходам, пока не добрался до своей комнаты весь в саже, синяках и в состоянии совершенного смятения.

После этого он уже не совершал ночных вылазок. Напрасно близнецы несколько ночей подряд подстерегали его и посыпали пол в коридоре ореховой скорлупой к великому негодованию родителей и прислуги. Было совершенно очевидно, что призрак оскорблен в своих лучших чувствах и больше не покажется. Поэтому мистер Отис снова засел за историю демократической партии, которую писал уже несколько лет; миссис Отис устроила замечательный пикник на американский лад, приведший в изумление все графство; мальчишки вернулись к джокеру, покеру, травяному хоккею и другим национальным играм, а Вирджиния разъезжала по проселочным дорогам верхом на пони в сопровождении юного герцога Чеширского, который приехал в Кентервильский замок на последнюю неделю своих каникул. Все единодушно решили, что призрак покинул замок, и мистер Отис даже сообщил об этом лорду Кентервилю, который в ответном письме выразил свою радость по поводу столь приятного известия и просил передать поздравления почтенной супруге посла.

Однако Отисы ошибались – призрак все еще находился в замке и, хотя здоровье его было окончательно подорвано, вовсе не собирался оставлять их в покое, особенно после того как узнал, что в замке гостит молодой герцог Чеширский. Двоюродный дед герцога – лорд Френсис Стилтон – когда-то имел дерзость побиться об заклад с полковником Карбюри на сто гиней, что сыграет в кости с кентервильским привидением. На следующее утро его нашли на полу гостиной в самом жалком состоянии, и, хотя он дожил после этого до глубокой старости, он совершенно лишился дара речи и мог произнести только два слова – «дубль шесть». В свое время эта история очень нашумела, хотя и делались всевозможные попытки замять ее из почтения к чувствам обоих уважаемых семейств. Подробное описание всего происшедшего можно найти только в третьем томе «Воспоминаний о принце-регенте и его друзьях» лорда Татла. В связи с этой историей призраку, конечно, не терпелось доказать, что он не утратил власти над Стилтонами, с которыми даже находился в отдаленном родстве, так как его кузина состояла во втором браке с сэром де Балкли, а от него-то, как известно, и ведут свой род герцоги Чеширские. Итак, он стал готовиться к тому, чтобы предстать перед юным поклонником Вирджинии в образе Монаха-вампира, или Бескровного Бенедиктинца.

Этот его прославленный выход неминуемо приводил всех в трепет. Стоило призраку показаться в таком виде леди Стертеп в роковой для нее канун нового, 1764 года, как она принялась издавать пронзительные вопли, а потом упала, сраженная внезапным апоплексическим ударом, и через три дня скончалась, успев лишить наследства Кентервилей, которые приходились ей ближайшими родственниками, и завещав все состояние своему лондонскому аптекарю. Однако в последний момент панический страх перед близнецами одержал верх, и призрак не решился покинуть свою комнату, а потому юный герцог Чеширский мог безмятежно спать в королевской опочивальне под большим балдахином, украшенным перьями, и видеть во сне Вирджинию.

Несколько дней спустя Вирджиния со своим кудрявым кавалером отправилась верхом в Броклийские луга и, пробираясь сквозь живую изгородь, так сильно порвала амазонку, что ей пришлось вернуться домой. Не желая, чтобы кто-нибудь ее видел, она поднялась по черной лестнице и, пробегая мимо гобеленной, дверь в которую оказалась открытой, заметила, что в ней кто-то есть. Подумав, что это одна из горничных ее матери, приходившая сюда иной раз с работой, она решила попросить ее починить платье и вошла в комнату. Каково же было изумление Вирджинии, когда глазам ее представился сам кентервильский призрак! Он сидел пригорюнившись у окна, наблюдая, как разлетается по ветру золото осеннего убора деревьев и красные листья в неистовой пляске кружатся по длинным аллеям парка. Призрак склонил голову на руки, и вся его поза выражала крайнее уныние. Он казался такой несчастной старой развалиной, что маленькая Вирджиния, первым побуждением которой было убежать и запереться в своей комнате, прониклась к нему состраданием и решила его утешить. Шаги ее были настолько легки, а его задумчивость так глубока, что он не заметил ее приближения, пока она с ним не заговорила.

– Мне очень жаль вас, – сказала она, – но завтра мои братья возвращаются в Итон, и тогда, если вы будете вести себя как следует, вас никто не станет беспокоить.

– Смешно требовать, чтобы я вел себя как следует, – ответил призрак, с удивлением глядя на хорошенькую девочку, осмелившуюся обратиться к нему. – Просто смешно. Если вы имеете в виду громыхание цепями, стоны в замочные скважины и ночные прогулки, так ведь это входит в мои обязанности. В этом единственный смысл моего существования.

– Никакого смысла в этом нет. Вы прекрасно знаете, что были очень дурным человеком. Миссис Амни рассказала нам, когда мы сюда приехали, что вы убили свою жену.

– Ну что ж, я этого и не отрицаю, – сварливо возразил призрак. – Но это дело чисто семейное и никого не касается.

– Все равно, убивать людей очень нехорошо, – заявила Вирджиния, на которую временами находила милая пуританская суровость, унаследованная от какого-то предка из Новой Англии.

– О, мне ненавистна эта абстрактная этика и дешевое морализирование! Моя жена была очень некрасивой женщиной, она не могла распорядиться, чтобы мне как следует накрахмалили брыжи, и ничего не понимала в кухне. Как-то раз я подстрелил оленя в Хоглейском лесу, прекрасного однолетка, и посмотрели бы вы, в каком виде его подали на стол! Впрочем, теперь уже все равно, это дело прошлое, но, хоть я и убил жену, братцы ее тоже не слишком-то красиво поступили, уморив меня голодом!

– Вас уморили голодом? О, мистер Призрак, то есть, простите, сэр Саймон, вы голодны? У меня в сумке сандвич. Хотите?

– Нет, благодарю вас. Теперь я больше не нуждаюсь в еде, но тем не менее я вам очень признателен, и вообще вы гораздо приятнее ваших грубых, вульгарных и бессовестных родичей.

– Замолчите! – вскричала Вирджиния, топнув ногой. – Сами вы грубый, отвратительный и вульгарный, а что касается совести, то не вы ли таскали краски из моей коробки, чтобы подновлять это дурацкое кровавое пятно в библиотеке? Сначала вы украли все красные, даже киноварь, и я не могла больше рисовать закаты, потом забрали изумрудную зелень и желтый хром, и в конце концов у меня ничего не осталось, кроме индиго да китайских белил, и мне пришлось рисовать только лунные пейзажи, а они такие трудные, и на них так грустно смотреть! Но я ни разу не пожаловалась, хотя мне было ужасно досадно, да и вообще все это просто смешно, ну скажите: разве бывает зеленая кровь?

– Да, это верно, – кротко согласился с ней призрак. – Но что мне оставалось делать? Где теперь достанешь настоящую кровь? А поскольку историю с пятновыводителем затеял ваш братец, я считал себя вправе воспользоваться вашими красками. Что же касается цвета, то это дело вкуса: у Кентервилей, например, кровь голубая – самая голубая в Англии; но я знаю, вам, американцам, такие вещи безразличны.

– Ничего вы не знаете, и самое лучшее для вас – эмигрировать и поучиться уму-разуму. Мой отец будет очень рад предоставить вам бесплатный проезд, и, хотя на всевозможные духи – и на духов, верно, тоже – введены высокие пошлины, к вам в таможне вряд ли придерутся: там все чиновники демократы. А в Нью-Йорке вы, конечно, будете иметь огромный успех. Я знаю множество людей, готовых заплатить сто тысяч долларов за дедушку, а за фамильное привидение они заплатят еще больше.

– Не думаю, чтобы мне понравилась Америка.

– Еще бы! Ведь у нас нет ни развалин, ни достопримечательностей, – заметила Вирджиния язвительно.

• Предыдущая
• 5/58
• Следующая