Мегрэ и старая дама - Сименон Жорж - Страница 8
- Предыдущая
- 8/29
- Следующая
Солнце клонилось к закату огромным красным шаром, возвещая о конце сезона. Все более редкие курортники были в шерстяных костюмах: свежий ветер прогнал их с пляжа, и они бесцельно слонялись по улицам.
Только что приехала Арлетта, — сказал Мегрэ, когда они уселись за круглый столик в кафе на площади перед мэрией.
— Вы видели ее?
— Полагаю, что на этот раз она приехала поездом.
— Она направлялась к матери? Вы говорили с ней?
— Мы встретились на дороге в ста метрах от «Гнездышка».
— Вы думаете, она заночует там?
— Возможно.
— И в доме больше никого нет?
— Ночью, кроме матери и дочери, там никого не будет.
Это встревожило инспектора.
— Надеюсь, вы не заставите меня читать все эти бумаги? — спросил Мегрэ, отодвигая пухлый желтый конверт, набитый документами. — Расскажите прежде о стакане.
Ведь это вы нашли и упаковали его?
— Да, он стоял на тумбочке в комнате служанки.
Я узнавал у мадам Бессон, тот ли это стакан, в котором было лекарство. Ошибка исключена, это единственный стакан цветного стекла, уцелевший от старого сервиза.
— Отпечатки пальцев?
— Старой дамы и Розы.
— А пузырек?
— Пузырек со снотворным я обнаружил в ванной комнате, в аптечке, на том самом месте, которое Валентина мне указала. На нем отпечатки пальцев только старой дамы. Кстати, вы заходили в ее комнату?
Кастэн, так же как и Мегрэ, был поражен комнатой Валентины. Комиссара она пригласила войти туда с наигранной простотой. Она не произнесла ни слова, но ей, конечно, было известно, какой эффект производит эта комната.
Весь дом был обставлен со вкусом и даже некоторой изысканностью, поэтому так странно было очутиться вдруг в комнате отчаянной кокетки, где стены оказались обтянуты кремовым атласом, а на огромной кровати лениво нежился персидский кот голубоватой масти, едва приоткрывший глаза навстречу вошедшим.
— Такая обстановка нелепа для старой женщины, не так ли?
Когда же они прошли через ванную комнату, облицованную желтым кафелем, она добавила:
— Вероятно, это объясняется тем, что в молодости у меня никогда не было своей комнаты, спала я вместе с сестрами в мансарде, а умывались мы во дворе у колодца. В Париже на авеню Йены Фернан велел облицевать мою ванную розовым мрамором, все аксессуары были из серебра, а в ванную-бассейн вели три ступеньки.
Комната Розы была пуста, по ней гулял сквозняк, надувал тюлевые занавеси, как кринолиновые юбки.
Натертый воском пол, цветастые обои на стенах…
— Что говорит судебный врач?
— Отравление бесспорно. Сильная доза мышьяка.
Снотворное не имеет никакого отношения к смерти прислуги. В заключении говорится также, что жидкость должна была сильно горчить на вкус.
— Валентина тоже говорила об этом.
— И все же Роза выпила. Взгляните-ка на человека, который подходит к писчебумажному магазину на той стороне улицы. Это Тео Бессон.
Тео оказался высоким костлявым человеком лет пятидесяти, с резкими и правильными чертами лица. На нем был костюм шотландского букле цвета ржавчины, что делало его похожим на англичанина. Непокрытая голова, редкие седые волосы.
Он обратил внимание на двух мужчин. С инспектором он был уже знаком и наверняка узнал комиссара Мегрэ. Как и Арлетта, он поколебался, но затем слегка поклонился и скрылся в магазине.
— Вы его допрашивали?
— Мимоходом. Спросил, не хочет ли он что-нибудь сообщить мне и как долго намеревается пробыть в Этрета. Он ответил, что собирается остаться в городе до закрытия отеля, то есть до пятнадцатого сентября.
— Как он проводит время?
— Много ходит по берегу моря. Ходит один, сосредоточенно вышагивая, как немолодые уже люди, старающиеся сохранить фигуру. Около одиннадцати утра купается, а остальное время проводит в баре казино или в бистро.
— Много пьет?
— Дюжину порций виски в день, но пьяным как будто не бывает. Прочитывает пять-шесть газет. Изредка играет в казино, но никогда не присаживается к столу.
— Больше ничего не известно о нем?
— Ничего сколько-нибудь интересного.
— Тео Бессон не встречался с мачехой после воскресенья?
— Насколько мне известно, нет.
— С кем же он виделся? Расскажите-ка мне, что происходило в понедельник. Я примерно знаю, как развивались события в воскресенье, но понедельник представляю себе плохо.
Он знал, как Валентина провела вторник. Она сама рассказала ему об этом: рано утром покинула «Гнездышко», оставив там одну мадам Леруа, и первым поездом уехала в Париж; такси доставило ее до набережной Орфевр, где она беседовала с комиссаром.
— После этого вы заехали к дочери? — сразу спросил он у нее.
— Нет. А зачем?
— Разве, приезжая в Париж, вы не видитесь с ней?
— Редко. У них своя жизнь, у меня — своя. Кроме того, мне не нравится квартал Сент-Антуан, где живут они, так же как и их мещанская квартира.
— Что же вы делали в этот день?
— Пообедала в ресторане на улице Дюфо — я и прежде любила там поесть, — сделала две-три покупки в районе площади Мадлен, а потом поездом вернулась обратно.
— Ваша дочь знала, что вы были в Париже?
— Нет.
— Шарль Бессон тоже не знал?
— Я не говорила ему о своем намерении.
И вот теперь Мегрэ хотелось узнать от Кастэна, что произошло в понедельник.
— В «Гнездышко» я явился к восьми утра, — сказал Кастэн. — Всех в доме, как вы можете представить, лихорадило.
— Кто там был?
— Мадам Бессон, конечно.
— Как она была одета?
— Как и всегда, в обычном платье. Там была и ее дочь, непричесанная, в домашних туфлях, и доктор Жолли, давний друг семьи, спокойный, уравновешенный мужчина средних лет… В комнате находился еще старик садовник, пришедший, по-видимому, незадолго до меня. А Шарль Бессон опередил меня буквально на несколько шагов.
— Кто вам рассказывал о случившемся?
— Валентина. Доктор время от времени прерывал ее, уточняя некоторые детали. Она сказала мне, что сама позвонила Шарлю. Известие это его очень взволновало, буквально потрясло. Но, узнав, что журналисты пока еще не нагрянули и соседи ничего не знают, он немного успокоился. Вы только что видели его брата.
Они похожи, только Шарль полнее и менее подтянут.
В доме нет телефона, это усложнило мне работу: чтобы связаться с Гавром, я несколько раз вынужден был выезжать в город. Доктора ждали больные, и он ушел первым.
— Родителей Розы не известили?
— Нет. О них, казалось, и не вспомнили. Я сам ездил в Ипор и сообщил им. Отец был в море. Брат с матерью поехали вместе со мной.
— Как же выглядела встреча?
— Скорее, плохо. Мать так смотрела на мадам Бессон, словно та повинна в том, что случилось. А брат, которому Шарль Бессон что-то плел, рассвирепел: «Нужно выяснить правду. И не думайте, что я позволю прикрыть дело, хотя у вас и длинные руки!»
Они хотели увезти тело в Ипор. И лишь с трудом мне удалось убедить их, что прежде всего необходимо доставить в Гавр для вскрытия. Тем временем на велосипеде приехал отец Розы. Он никому не сказал ни слова. Приземистый, коренастый, крепко скроенный и очень сильный физически, он тут же увел своих, как только тело погрузили в фургон. Шарль Бессон предложил отвезти их в своей машине, но они отказались и ушли пешком все трое, во главе со стариком, который даже не сел на свой велосипед.
Я не могу поручиться, что излагаю все это в точной последовательности. Стали приходить соседи, затем жители городка заполнили сад. Я был наверху вместе с Корню из сыскной полиции, который фотографировал, снимал отпечатки.
Когда около полудня я спустился вниз, Арлетты уже не было. Ее мать сказала, что она уехала в Париж, опасаясь, что муж будет беспокоиться. Шарль Бессон оставался до трех часов пополудни и затем вернулся в Фекан.
— Он вам говорил что-нибудь обо мне?
— Нет. А что такое?
— Он не сказал вам, что собирается просить министра поручить мне следствие по этому делу?
- Предыдущая
- 8/29
- Следующая
