Мегрэ и привидение - Сименон Жорж - Страница 17
- Предыдущая
- 17/23
- Следующая
— Иногда я отправлял одну-две картины на публичные распродажи, но лишь изредка. С молотка картины продают лишь случайные наследники. Крупные коллекционеры, как правило, сбывают свои полотна другим путем.
— Каким же?
— Они следят за спросом и знают, например, когда какой-либо музей в Соединенных Штатах или, скажем, в Латинской Америке ищет Ренуара или «голубого» Пикассо. И если коллекционер хочет продать такую картину, он непосредственно связывается с этим музеем.
— Следовательно, ваши соседи могли видеть, как увозят проданные вами картины?
— Да, впрочем, это могли быть полотна жены, которые она дарила друзьям.
— Могли бы вы, господин Йонкер, назвать мне имена некоторых ваших покупателей? Ну, скажем, за последний год?..
— Нет, не могу.
Голос голландца прозвучал холодно и решительно.
— В таком случае я вправе думать, что речь идет о контрабанде?
— Ну зачем же такие сильные слова? Но вообще говоря, дело это, конечно, деликатное. Большинство стран объявляют ценные полотна национальным достоянием и ограничивают их вывоз со своей территории. Теперь вы понимаете, почему я не могу назвать вам имена своих покупателей. У меня покупают картину, я передаю ее новому хозяину, он расплачивается со мной, и ее дальнейшая судьба меня больше не волнует. Где она оказывается в итоге — я не знаю.
— Так уж и не знаете? — перебил Мегрэ.
— И не хочу знать! Это уже не мое дело. Точно так же меня не волнует, в чьих руках побывала картина, которую я покупаю…
Мегрэ встал. Ему казалось, что прошла целая вечность с того момента, как он вошел в этот дом.
— Простите, мадам, что я прервал ваши обычные занятия и исковеркал вам весь день…
Мирелла промолчала, но в ее красноречивом взгляде он прочел немой вопрос:
«Ведь это еще не все, не так ли? Я-то, слава богу, знаю полицию! Вы теперь не выпустите нас из рук! Какую же западню вы готовите?»
Она повернулась к мужу, хотела было что-то сказать, но так и не сказала.
И, прощаясь с Мегрэ, пробормотала лишь обычное:
— Рада была с вами познакомиться…
Йонкер встал и, затушив сигару в пепельнице, сказал с легким поклоном — Прошу извинить меня за непозволительную вспыльчивость. Мне ни на минуту не следовало забывать об обязанностях хозяина дома…
Он не стал вызывать камердинера и сам проводил Мегрэ до двери.
Прежде чем сесть в такси на углу улицы Колен-кур, Мегрэ не удержался и зашел в знакомое бистро, где побывал еще утром. Он заказал две кружки пива и выпил их, смакуя каждый глоток.
Глава 5
Босой пьяница
В бистро на окраинах запоминают клиентов чуть ли не с первого раза, во всяком случае, хозяин в рубашке с засученными рукавами, казалось, удивился тому, что посетитель, утром заказавший грог, к вечеру перешел на пиво. А когда Мегрэ попросил жетон для телефона, он не выдержал:
— Только один? Утром вы три просили!
В кабине стоял густой запах яблочного спирта; кальвадосом пахло даже от телефонного диска; как видно, клиент, звонивший отсюда недавно, успел до этого изрядно накачаться.
— Алло, кто у телефона?
— Инспектор Неве.
— Люка там?
— Сейчас позову… Минуточку… Он разговаривает по другому аппарату…
— Извините, шеф, что заставил вас ждать, — раздался в трубке голос Люка.
— Ничего! Слушай, Люка, за домом некоего Норриса Йонкера, что на авеню Жюно, нужно установить слежку и как можно быстрее. Это напротив дома, откуда выходил Лоньон, когда на него напали. Нет, одним не обойтись, пошли двух, и с машиной!
— Трудновато будет! Машины все в разгоне.
— Хоть из-под земли добудь! Следить нужно не только за Йонкерами, если они куда поедут, но и за всеми, кто к ним приходит. Не теряй времени!
Такси медленно пробиралось в потоке машин, то и дело останавливаясь перед светофорами.
Еще в машине Мегрэ почувствовал вдруг какую-то неясную тревогу. С чего бы это? Казалось, сегодня он мог быть вполне доволен собой. Как ни старался Йонкер сбить его с толку — ничего не вышло. Не помогли голландцу ни надменный тон, ни окружавшая его роскошь, ни красавица жена.
Так-то оно так! Но откуда же это чувство досады и смутного беспокойства?
У Йонкера большую часть времени Мегрэ провел в его кабинете; обошел с хозяином дом сверху донизу; кульминацией всего визита, несомненно, был разговор в ателье на третьем этаже. И все-таки не это главное! А что же?
Комната с рисунками на стенах и с незастланной железной кроватью! Вот что!
…Фривольный портрет Миреллы Йонкер, нарисованный на стене, казалось бы, кое-как, несколькими небрежными взмахами кисти, был настолько выразителен и полон жизни, что Мегрэ, как ни старался, уже не мог себе ее иначе представить.
Но кто же осмелился изобразить хозяйку дома в таком виде? Женщина? Вряд ли! Безумец? Пожалуй. Рисунки шизофреников, которые доводилось видеть комиссару, нередко отличались такой же выразительностью и силой воображения.
В той комнате кто-то жил и совсем недавно — это факт! Иначе полы не стали бы мыть за несколько часов до его прихода, а стены давно бы побелили!
Мегрэ неторопливо поднялся по широкой лестнице Дворца правосудия. Как часто бывало, он не прошел к себе в кабинет, а заглянул сначала в комнату инспекторов. На столах горели лампы, ребята корпели над бумагами — ни дать ни взять ученики вечерней школы. Он не подошел ни к кому, никого не окликнул, но сразу почувствовал себя в привычной деловой обстановке. И в комнате никто не поднял голо
— Жанвье здесь?
— Иду, шеф.
Мегрэ некоторое время молча раскладывал на столе свои прокуренные трубки, потом бросил:
— Ну давай рассказывай. Сначала о Лоньоне…
— Я звонил в Биша минут десять назад… Старшая медсестра уже рычит на меня… «Пока никаких изменений, — говорит, — и до завтрашнего утра не трудитесь звонить…» Его еще не вывели из комы — он, правда, открывает иногда глаза, но не понимает, где он и что с ним…
— Экс-жениха Маринетты ты разыскал?
— А как же! Застал его на работе. Он пришел в ужас, узнав, что я из полиции. «А вдруг, — говорит, — отцу доложат?» Отец, кажется, человек серьезный, перед ним все там на задних лапках ходят… Этот Жан-Клод молодой хлыщ, папенькин сынок, рыхлый и трусоватый… «Лучше, — говорит, выйдем на улицу», а перед секретаршей разыграл комедию, выдавая меня за клиента…
Парень страшно боится отца и еще больше — всего, что может осложнить ему жизнь. Он с ходу стал исповедаться мне в своих грехах… Я сказал ему, что Маринетта неожиданно исчезла из дому, а нам совершенно необходимы ее показания…
«Помогите ее разыскать, — говорю, — ведь вы у ней в женихах ходили больше года, помолвлены были с ней».
«Ну, какой я жених! Вы преувеличиваете!»
«Скорей наоборот, если учесть, что вы два-три раза в неделю у нее ночевали».
Тут он совсем расстроился.
«Ах, так вы и об этом знаете, — говорит, — но если она ждет ребенка, то я тут ни при чем. Мы разошлись более девяти месяцев тому назад…»
Чувствуете, шеф, что это за фрукт! Спросил я его, как и где они проводили выходные дни:
«Были ли у вас свои любимые места?»
Он мямлит что-то.
«Машина у вас своя?» — спрашиваю.
«Конечно».
«Так куда же вы уезжали по субботам: к морю или за город?»
«За город, — отвечает, — в окрестности. В разные места. Останавливались в сельских гостиницах, поближе к воде. Маринетта увлекалась плаванием и греблей… Она не любила дорогих отелей и модных курортов, не терпела светского блеска, было в ней что-то плебейское, знаете ли!»
Под конец я выудил из него с полдюжины адресов тех загородных гостиниц, где они чаще всего бывали. Это «Оберж дю Клу» в Курселе, «Шэ Мелани» в Сен-Фаржо, между Мелуном и Корбсом, и «Феликс и Фелисия» в Помпонне, на берегу Марны, недалеко от Лани…
По словам Жан-Клода, она особенно любила это местечко, хотя там и гостиницы-то нет, а лишь захудалый деревенский трактир, где сдают при случае две комнатушки без водопровода…
- Предыдущая
- 17/23
- Следующая
