Маленький человек из Архангельска - Сименон Жорж - Страница 18

• Предыдущая
• 18/28
• Следующая

— Короче, вы ее любите, но не ревнуете.

Это был не вопрос. Это был вывод, и Иона не стал спорить. Он пал духом. Столкнулся уже не с более или менее явной холодностью людей с рынка, а с умозаключениями человека, который в силу своей профессии должен был бы его понять.

— Вы уверены, что Джина ушла из дому в среду вечером?

— Да.

— В котором часу?

— Сразу после ужина. Она быстро помыла посуду — только вот забыла сковородку — и объявила, что идет к Реверди.

— Она поднималась в спальню?

— Кажется, да.

— Вы не уверены?

— Уверен. Сейчас я вспомнил.

— Она долго там пробыла?

— Не очень.

— Вы проводили ее до двери?

— Да.

— Заметили, в какую сторону она пошла?

— К улице Премонстрантов.

Он вновь увидел красное пятно платья в сумраке улицы.

— Вы уверены, что ваша жена не провела ночь со среды на четверг здесь?

— Уверен, — ответил Иона и опять покраснел. Он тут же хотел объясниться, догадавшись, что последует дальше, но Баскен оказался проворней.

— Однако вы сказали ее отцу, что в четверг в десять минут восьмого она села в буржский автобус.

— Сказал и вижу, что напрасно.

— Вы солгали?

— Это не было ложью в буквальном смысле.

— Вы повторили это многим, причем с подробностями.

— Позвольте мне объяснить…

— Сперва ответьте на мой вопрос. Была ли у вас причина скрывать от Палестри, что его дочь ушла в среду вечером?

— Нет.

Никакой особой причины у него не было, но ведь все началось не с этого. Если бы ему дали рассказать все подробно, у него появилась бы надежда быть понятым.

— Вы признаете, что Палестри знал о поведении дочери?

— Пожалуй, да.

— Анджела тоже. Он не делала из этого секрета.

Он готов был заплакать от бессилия.

— Вы настаиваете, что Джина стыдилась, тогда как она ничего не скрывала, совсем напротив.

— А о каком?

Иона так устал, что готов был отказаться от своих слов. Двое умных людей говорили друг с другом, но говорили на разных языках, да и мыслили по-разному.

— Ей было все равно, что о ней говорили. Это…

Он хотел объяснить, что ей было стыдно перед собой, но инспектор не дал ему раскрыть рот.

— А вам тоже было все равно?

— Конечно.

Язык его оказался быстрее мысли. Иона сказал правду и ложь одновременно. Кроме того, он понял, что сказанное будет противоречить тому, что он еще только собрался объяснить.

— Стало быть, у вас не было причин скрывать ее отъезд?

— Я не скрывал.

В горле у него пересохло, глаза пощипывало.

— Тогда какая разница, — продолжал Баскен, не давая ему опомниться, — уехала она в среду вечером или в четверг утром?

— Вот именно.

— Что вот именно?

— Разницы никакой. И это доказывает, что я, в общем-то, не лгал.

— Не лгали, утверждая, что ваша жена уехала автобусом семь десять в Бурж навестить Лут? И повторив это как минимум шестерым, включая вашу тещу?

— Послушайте, господин Баскен…

— А я и хочу вас послушать.

Все было верно. Инспектор пытался понять Милька, но что-то в поведении Ионы начало его раздражать.

А тот, заметив это, растерялся. Как прежде у Ле Бука, между ним и его собеседником встала стена, и он опять начал спрашивать себя: неужели он не такой, как все?

— Я надеялся, что Джина вернется в четверг утром.

— Почему?

— Потому что она, как правило, пропадала всего на одну ночь.

Ему было трудно об этом говорить, но он вытерпел бы и горшие мучения, лишь бы его оставили в покое.

— Увидев, что она не вернулась, я решил, что она придет в течение дня, и вел себя так, словно ничего не произошло.

— Почему?

— Потому что не стоило…

Быть может, кто-то другой повел бы себя иначе? Нет, нужно пользоваться тем, что ему дали выговориться.

— Около десяти я, как обычно, пошел к Ле Буку.

— И сказали, что ваша жена уехала утренним автобусом к подруге в Бурж.

— Нет! — выйдя из себя, яростно крикнул Иона.

— Разве вы не сказали это в присутствии нескольких свидетелей?

— Сказал, но не так. Это не одно и то же. Ле Бук, спросил, как поживает Джина, и я ответил, что хорошо.

Ансель стоял рядом со мной и может подтвердить.

А Фернан, по-моему, заметил, что не видел ее утром на рынке.

— В чем же вы видите разницу?

— Погодите! — взмолился Иона. — Вот тогда я и сказал, что она уехала в Бурж.

— Почему?

— Чтобы объяснить ее отсутствие и дать ей время вернуться, прежде чем пойдут сплетни.

— Вы только что сказали, что ей это безразлично.

Иона пожал плечами. Конечно, сказал.

— И что вам тоже безразлично…

— Допустим, меня застали врасплох. Я находился в баре, вокруг были знакомые, и меня спросили, где моя жена.

— Вас спросили, где она?

— Сказали, что не видели ее. А я ответил, что она в Бурже.

— Почему в Бурже?

— Потому что время от времени она ездила туда.

— А зачем было говорить про автобус семь десять?

— Потому что я вспомнил, что вечером автобуса в Бурж нету.

— Вы подумали обо всем.

— Об этом я подумал случайно.

— А о Лут?

— О ней, по-моему, даже не я первый заговорил. Если я не ошибаюсь, Ле Бук спросил: «Она поехала навестить Лут?» Всем известно, что Лут в Бурже и что она дружит с Джиной.

— Любопытно! — тихо сказал Баскен, глядя на него внимательнее, чем раньше.

— Все очень просто, — ответил Иона, пытаясь улыбнуться.

— Возможно, не так уж и просто! — серьезным тоном и с раздосадованным видом промолвил инспектор.

Быть может, Баскен надеялся, что Иона одумается и признается? Или просто хотел лишний раз подчеркнуть неофициальный характер визита? Во всяком случае, перед уходом он опять повел себя, как вначале, — принял вид случайного посетителя и, повернувшись спиной к букинисту, стал листать книги. Наконец посмотрел на часы, вздохнул и взял со стола шляпу.

— Мне пора. У нас еще будет возможность поговорить.

Баскен сказал это не с угрозой, а так, словно перед ним стояла еще не решенная задача. Иона проводил его до двери, которая оставалась открытой, и по привычке всякого торговца окинул взглядом улицу. Он был встревожен. Когда он повернулся направо, солнце ударило ему в лицо и он не смог различить лиц людей, стоявших вокруг Анджелы. В одном он был уверен: торговку овощами окружала группа людей, в основном женщин, смотревших в его сторону. Повернувшись налево, он увидел другую группу на пороге бара Ле Бука; в центре ее виднелся бело-голубой комбинезон и забрызганный кровью фартук Анселя. Выходит, они раньше него были в курсе событий и следили за визитом инспектора. Через распахнутую настежь дверь они могли слышать обрывки разговора, когда Иона повышал голос. А может, некоторые даже незаметно подошли поближе?

Иона скорее был оскорблен, чем напуган. Они вели себя недостойно по отношению к нему, а он этого не заслуживал. Ему стало стыдно, что он так поспешно вернулся в лавку, словно убежал от них, но он не мог вот так, без подготовки, выдержать их враждебное любопытство. А в том, что их молчание враждебно, сомнений не было. Лучше бы они выкрикивали оскорбления и свистели. Итак, ему придется сносить это молчание много дней, жить отрезанным от всего мира.

Он попытался продолжать работу, не понимая толком, что делает; за несколько минут до четырех, по обыкновению, посмотрел на часы. В это время он обычно пил кофе у Ле Бука. Стоит ли менять привычки? Искушение было велико — это ведь самое простое решение. Но что бы ни думал Баскен, именно из верности Джине, ради Джины он постарается жить как раньше.

Когда Иона вышел за порог, за ним уже никто не следил; рыжая собака Шенов, спавшая на солнце, лениво подошла, обнюхала его пятки и подставила голову, чтобы он ее приласкал. В баре Ле Бука сидел лишь какой-то незнакомец да старый бродяга жевал в углу краюху хлеба с колбасой.

• Предыдущая
• 18/28
• Следующая