Черный дом - Кинг Стивен - Страница 63

• Предыдущая
• 63/162
• Следующая

Около Сентралии Нюхач обгоняет уже вдвое больше автомобилей, чем обычно встречается на этом шоссе утром выходного дня. Ситуация даже хуже, чем он предполагал: Дейлу Гилбертсону придется поставить не меньше двух копов, чтобы не допустить съезда автомобилей с шоссе номер 35, но два копа смогут сдержать не больше десяти или двенадцати человек, жаждущих поглазеть, именно поглазеть на злодейства Рыбака. Всей полиции Френч-Лэндинга не хватит, чтобы остановить любопытных, которые будут рваться к полуразрушенной закусочной. Нюхач ругается, живо представив себе, как он теряет контроль над собой, превращая зевак Френч-Лэндинга в стадо овец. А он не может позволить себе потерять контроль над собой, если рассчитывает на содействие Дейла Гилбертсона и его подчиненных.

Нюхач ведет своих орлов на обгон старой, потрепанной дорогами красной «тойоты», когда его вдруг осеняет столь великолепная идея, что он даже забывает вселить ужас в водителя колымаги, посмотрев ему в глаза и гаркнув: «Я варю «Кингслендский эль», лучшее пиво в мире, тупой недоносок». За утро он проделывал это дважды. Водители, заслужившие такое обращение, или не обладали должными навыками вождения, или сидели за рулем автомобиля, место которому на свалке, а не на дороге. Каждый изо всей силы жал на педаль газа и застывал, не в силах пошевельнуться, доставляя Нюхачу безмерное удовольствие. Идея, благодаря которой водителю красной «тойоты» несказанно повезло, поражала своей простотой. Лучший способ добиться содействия – предложить свое. Теперь Нюхач знает, как завоевать расположение Дейла Гилбертсона: надо помочь ему разобраться с зеваками.

Идея правильная, но Нюхач не подозревает, что помешать ее реализации может мужчина, сидящий за рулем красной «тойоты», которую только что обогнал он сам и его команда. Уэнделл Грин заработал вселяющий ужас окрик Нюхача по двум пунктам. Его маленький автомобиль выглядел очень даже ничего, когда сошел с конвейера, но теперь на нем уже столько вмятин и царапин, что действительно впору на свалку. И ездит Грин нагло, полагая сие «крутизной». Проскакивает на желтый свет, внезапно меняет полосы движения, пугает едущего впереди водителя, опасно сближаясь с ним. И разумеется, по поводу и без оного жмет на клаксон. Уэнделл – серьезная угроза на дороге. В такой манере вождения в полной мере проявляется его характер: наплевательское отношение к другим, бездумность, завышенная самооценка. Сейчас он едет даже хуже, чем обычно, потому что, хоть и пытается обогнать всех, кто движется в том же направлении, его внимание сосредоточено главным образом на карманном кассетном диктофоне, который он держит у рта, и золотых словах, которые его золотой голос переносит на магнитный носитель (Уэнделл часто сожалеет о близорукости руководства местных радиостанций, отдающих эфирное время таким дуракам, как Джордж Рэтбан и Генри Шейк, тогда как им следовало выйти на новый уровень вещания, организовав ему ежедневную часовую передачу для обзора текущих событий). Ах, уникальная комбинация слов и голоса Уэнделла: такие красноречие и убедительность и не снились Эдуарду Р. Марроу[66] даже в его лучшие дни.

А говорит он следующее: «Этим утром я присоединился к целому каравану шокированных, скорбящих и просто любопытных, объединенных стремлением совершить паломничество по живописному шоссе номер 35. Не в первый раз ваш корреспондент потрясен, потрясен до глубины души разительным контрастом между красотой природы округа Каули и чудовищностью преступлений морального урода, живущего среди нас. Новый абзац.

Новость распространялась как степной пожар. Сосед звонил соседу, друг – другу. Как выяснилось, ранним утром в полицейский участок Френч-Лэндинга позвонили по линии 911 и сообщили о том, что изуродованное тело маленькой Ирмы Френо лежит в развалинах бывшего кафе «Закусим у Эда». И кто позвонил? Может, добропорядочный гражданин, считающий своим долгом известить полицию о страшной находке? Нет, дамы и господа, отнюдь…»

Дамы и господа, это репортаж с линии огня, это новости, которые пишутся в процессе совершения события. В такой ситуации опытному журналисту не может не прийти в голову мысль о Пулитцеровской премии. О звонке в полицию Уэнделл Грин узнал от своего парикмахера, Роя Рояла, которого поставила в известность жена, Тилли Роял. Последней позвонила Миртл Харрингтон. И Уэнделл оправдал доверие своих читателей: схватил диктофон и фотоаппарат и запрыгнул в свою колымагу, даже не поставив в известность редакцию «Геральд». Все равно фотограф ему ни к чему: все фотографии он мог сделать старым, но надежным «Никон F2A», который лежал на пассажирском сиденье. Непрерывное полотно слов и фотоснимков… объективный анализ самого отвратительного преступления нового века… глубокое проникновение в сущность зла… исполненный сострадания групповой портрет маленького американского городка… беспощадная критика неспособности полиции ответить на вызов, брошенный преступником…

Об этом думает Уэнделл Грин, надиктовывая абзац за абзацем в кассетник, который держит у рта. Поэтому неудивительно, что он не слышит рева мотоциклов, не замечает приближения Громобойной пятерки. Обдумывая особенно звонкую фразу, он бросает взгляд в боковое стекло и в ужасе видит буквально в двух футах от себя Нюхача Сен-Пьера, несущегося на ревущем «харлее». Похоже, он что-то поет, если судить по шевелящимся губам.

Поет?

Что?

Нет, нет, быть такого не может. Нюхач Сен-Пьер скорее ругается, как моряк в портовом баре. Уэнделл, который всего лишь следовал заведенным с сотворения мира правилам своей второй древнейшей профессии, заглянул в дом номер 1 по Нейлхауз-роуд и справился у горюющего отца, какие тот испытывал чувства, узнав, что монстр в образе человеческом убил и частично съел его дочь? Нюхач схватил журналиста за шею, обрушил на него поток ругательств и проревел, что оторвет мистеру Грину голову, если тот еще раз попадется ему на глаза, а образовавшееся отверстие оприходует как женский половой орган.

Именно эта угроза и заставляет Уэнделла запаниковать. Он бросает взгляд в зеркало заднего обзора и видит соратников Нюхача, заполонивших дорогу, как армия гуннов. В его воображении они размахивают черепами на веревках из человеческой кожи и кричат, что они сделают с его шеей после того, как оторвут голову. Все замечательные мысли, которые он намеревался озвучить, сохранить для потомков на пленке своего незаменимого кассетного диктофона, испаряются как дым вместе с грезами о Пулитцеровской премии. Болезненно сжимается желудок, из пор широкого, мгновенно налившегося кровью лица выступает пот. Левая рука дрожит на руле, правая трясет диктофон, как кастаньету. Его первое и единственное желание – свернуться в комок под приборным щитком и притвориться человеческим эмбрионом. Накатывающий на него рев все нарастает, он чувствует, как сердце выпрыгивает из груди, словно вытащенная на берег рыба. Уэнделл верещит от страха. Рев угрожает снести с петель дверцы его «тойоты».

Но мотоциклисты проскакивают мимо, не удостоив его и взгляда, и мчатся дальше. Уэнделл Грин отирает с лица пот. Медленно, с огромным трудом убеждает тело распрямиться. Сердце более не пытается выскочить из груди. Мир по другую сторону ветрового стекла, только что съежившийся до размеров мухи, обретает нормальные пропорции. Самоуважение распирает его, как гелий – воздушный шар. «Большинство его знакомых съехали бы с дороги в кювет, – думает он. – Большинство обделалось бы. А Уэнделл Грин? Чуть притормозил, ничего больше. Проявил себя джентльменом, позволил этим говнюкам из Громобойной пятерки обогнать его. Когда имеешь дело с Нюхачом и его обезьянами, оставаться джентльменом – оптимальный вариант». Он жмет на педаль газа, не теряя из виду уносящихся байкеров.

В правой руке диктофон, в котором по-прежнему крутится пленка. Уэнделл подносит его ко рту, облизывает губы и обнаруживает, что сказать ему нечего: он все позабыл. Пустая пленка перематывается с бобины на бобину. «Черт», – вырывается у него, и он нажимает кнопку «OFF». Легкость слога, плавность речи исчезли, но беда не в этом. Последняя фраза, он это помнит, являлась ключевой для, как минимум, пяти или шести статей, отталкивающихся от Рыбака и охватывающих… что? Эти статьи и должны были принести ему Пулитцеровскую премию, точно, но о чем он собирался писать? Часть мозга, что готовила эту информацию, пуста. Нюхач Сен-Пьер и его гунны убили величайшую идею, которая когда-либо посещала Уэнделла Грина, и теперь Уэнделл не знает, сможет ли он ее оживить.

• Предыдущая
• 63/162
• Следующая