Как и почему лгут дети? Психология детской лжи - Николаева Елена Ивановна - Страница 3

Существует предположение, что такие страшные сказки появились тогда, когда в семьях было много детей и их смертность была крайне высока. Тогда не возникало личных, интимных отношений между детьми и родителями. И было удобно укладывать спать ораву, рассказывая страшную сказку. Ребенок предпочитал поскорее уснуть, чем слышать, почему родители увели детей в лес.

Тонкий знаток человеческой души Рюноскэ Акутагава утверждает, что «бывает правда, о которой можно рассказать только с помощью лжи». Он имеет в виду, что правда иногда бывает не только жестокой, но и неэстетичной. И тогда человеческое существо отказывается принимать ее. Но оно может принять правду, если она излагается в формате «мягкой лжи», например, в романе, в кино, в театре, в пересказе близкого человека. В каждом из нас слишком много темных сторон. И можно сказать об этом абсолютно откровенно, но тогда не захочется жить. Правда же, хорошо изложенная языком лжи, подпитывает желание стать лучше и добрее.

Как-то раз, перед тем как пойти со студентами в больницу к детям, лежащим в онкологическом отделении, я решила подготовить добровольцев к тому, что они могут увидеть. Я говорила правду. Они увидят деток без волос. Лечение рака проходит крайне тяжело. Детям ставят капельницы в течение нескольких дней. Вещества, уничтожающие раковые клетки, ослабляют весь организм. Все это время ребенка постоянно тошнит, он чувствует слабость и т. д. Мои студентки-добровольцы впечатлились этой жесткой реальностью и сказали, что им страшно идти – они боятся расплакаться от сочувствия. И тогда я предложила им прочитать абсолютную выдумку – пьесу Эрика-Эмманюэля Шмитта «Оскар и Розовая дама». Это рассказ о мальчике, умирающем от рака. Он не мог говорить откровенно со своей матерью, которая его жалела и все время плакала. Но его навещала женщина-доброволец, с которой он мог общаться на любые темы, в том числе о своей смерти. Эти разговоры были ему очень нужны. И эта ложь помогла. Придя в больницу первый раз со страхом, в дальнейшем студенты с большим энтузиазмом ходили туда самостоятельно. И эти посещения приносили благо всем: одним было легче переживать страдания, другие получали удовлетворение от дела, которое совершали.

Есть еще один пример, подтверждающий мысль Акутагавы. Каждый ребенок довольно рано (в четыре-шесть лет) узнает о смерти – существенно раньше способности психики осмыслить это явление. Еще совсем недавно, в XIX столетии, когда практически каждый ребенок сталкивался со смертью брата или сестры, совместные ритуальные действия с многочисленной родней облегчали принятие факта смерти.

Современные мамы, когда ребенок, впервые осознавший идею смертности, обращается к ним со слезами, боясь не столько собственной смерти (подобную мысль ребенок в этом возрасте осознает существенно реже), сколько смерти родителей. Утрата самых близких слишком страшна. Если в этот момент говорить ребенку правду, подтверждая его догадку, что да, родители умрут, это вряд ли принесет облегчение. Попробовав разные варианты ответов, родители понимают, что единственный способ успокоить ребенка, не готового к осознанию явления, – солгать.

Я тоже оказалась в подобной ситуации, когда мой сын в четыре года вдруг понял неотвратимость смерти его близких и стал глубоко и безутешно плакать. Я мучительно искала возможность помочь ребенку. В какой-то момент мне удалась его успокоить. Я солгала, что мама и папа умрут, когда сильно состарятся и сами захотят этого, но потом обязательно родятся заново. Второе рождение было крайне необходимо моему сыну. Он через некоторое время полностью забыл этот эпизод, как и многие другие дети. Обычно мы полностью вытесняем наш первый опыт осознания факта смерти. Мы все проходим эту стадию понимания бренности жизни тогда, когда мозг не готов принять эту мысль. И сказки о втором рождении помогают пережить это. Затем уже в более позднем возрасте каждый заново решает эту проблему, но уже с более зрелыми эмоциями и с более глубоким пониманием жизненных процессов.

Русские пословицы также не против лжи: «Не солгать, так и правды не сказать», «Умная ложь лучше глупой правды». Культура принимает ложь как нечто позитивное.

Что бы ни говорили герои пьесы Максима Горького «На дне», в памяти всплывают взятые из Беранже строки: «Если к правде святой мир дорогу найти не сумеет, честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой».

Получается, что наша культура, и не только наша, внешне декларирует главенство правды, но в общем-то не очень ей и доверяет. Недаром, доказывая что-то, мы оПРАВДываемся, то есть как бы камуфлируем то, что говорим, под правду.

Мы выходим на улицу, сделав макияж, надев парик, одежду, которая скрывает наши недостатки. Это ложь или правда? Девушки наряжаются, идя на свидание, юноши, также стремясь понравиться, покупают цветы. Позднее, когда заключается брак, многие начинают вести себя более естественно, уже не стремятся выглядеть лучше. Когда же в поведении влюбленных была ложь, а когда – правда? Может быть, дарение цветов – все-таки правда, а отсутствие этого – проявление усталости?

Сколько родителей курят, полагая, что их дети этого не видят? Сколько отцов не используют нецензурную лексику в семье, но крепко выражаются в мужской компании? Лучше быть правдивым и обнаруживать все свои знания в любых обстоятельствах?

Слово «личность» происходит от слова «личина» – «маска». Следовательно, каждый из нас становится личностью через механизм сокрытия под маской нашей глубинной сущности, предоставляя вовне только нужную, с нашей точки зрения, информацию. Мы ретушируем свой портрет постоянно, подобно Дориану Грею, показывая внешнему наблюдателю черты, востребованные обществом, и пряча те, которые вызывают вопросы. У Стефана Цвейга есть замечательный рассказ о молодом человеке, который влюбился в прекрасную незнакомку. Юноше удается проникнуть в ее комнату поздно вечером. К своему ужасу он видит старуху с вынутой челюстью и смытым макияжем. Стефан Цвейг жил в начале XX столетия и не сталкивался с современными уловками, позволяющими убирать морщины, жировые отложения с живота и менять размер груди. Настоящие бриллианты люди, пользующиеся подобными услугами, хранят в банках, а на торжества надевают фальшивые драгоценности. Несомненно, поддельные драгоценности лучше отражают сущность тех, кто их носит.

Однако ложь и правда связаны не только с демонстрацией внешних атрибутов молодости и успеха, которые особенно востребованы, а потому и в большей мере имитируются в современном обществе, но и с особенностями внутреннего мира человека. Анализ таких нравственных проблем идет в рассказе Ильи Зверева «Второе апреля». Вдоволь пообманывав друг друга 1 апреля, шестиклассники договорились 2 апреля не лгать. Этот день принес катастрофы, переживая которые дети осознали, что необходимы правила «говорения правды». Потому что на практике говорение только лишь правды существенно усложняет отношения между людьми, и прежде всего близкими. За один день были разрушены репутации и полиняли доблести, возникли проблемы не только в школе, но и дома, поскольку честность в отдельно взятом классе, существующем в реальности с иными приоритетами, не могла принести ничего хорошего.

Венгерский социолог Петер Стигниц выразил эту мысль более точно: «Ложь полезна до тех пор, пока не причиняет другим людям сознательного вреда».

В культуре, как и в кулинарии, все зависит от соотношения ингредиентов, в данном случае – лжи и правды. Хотя иногда она (культура) предлагает врать беззастенчиво, особенно если нет возможности проверить справедливость рекомендаций. Так, в египетской «Книге мертвых», написанной около II тысячелетия до н. э., дается инструкция как вести себя в загробном мире. Согласно ей, при встрече с богами лучше превентивно врать примерно таким образом: «Вот я пришел к тебе, владыка правды. Я принес правду. Я отогнал ложь. Я не творил несправедливости относительно людей и не убивал… Я не делал зла… Я не делал того, что для богов мерзость… Я не уменьшал меры зерна, не увеличивал весов гирь, не подделывал стрелки весов… Я чист, я чист, я чист…» В этом тексте находит выражение примерно та же мысль, что и у Петера Стигница: ложь можно оправдать, если она никому не вредит, но позволяет кому-то чувствовать себя более уверенным и счастливым. Богу, наверное, все равно, раз он знает все, а человеку так спокойнее.