Муля, кого ты привез? (сборник) - Токарева Виктория Самойловна - Страница 14

• Предыдущая
• 14/32
• Следующая

– А ты при чем?

– А я мимо шла.

– Ничего не понимаю…

– Я шла по улице. Ты проезжал мимо меня. И колесо упало мне под ноги.

– Сказка… – оторопело молвил Рома.

Действительно сказка. Колесо могло упасть за моей спиной, и я бы его не заметила. Могло упасть через сто метров, и я бы до него не дошла. Надо же было чтобы «запорожец» и я совпали. Чтобы колесо упало именно под мои ноги и вернулось к хозяину в критическую минуту.

– Так не бывает, – произнес Рома.

– Значит, бывает. Под Новый год и в ночь перед Рождеством…

У Ромы изменилось лицо, я уже поняла, что он мысленно откинул петлю и соскочил с табуретки. Рома помчался домой, зажав в кулаке колесо, забыв захлопнуть мою дверь.

Его квартира находилась напротив моей, и я услышала радостные возгласы.

Они приделают к кроватке колесо. Посадят в нее сыночка. Милка и мальчик останутся в доме, семья воссоединится, жизнь восстановится. Теща затаится, но притихнет. Наденет фартук и станет крошить оливье, поскольку Новый год – семейный праздник.

Однажды утром ко мне в дом стремительно вломилась подружка Нинка.

Она была вся всклокоченная, тревожная, с вытаращенными глазами.

Я только что проснулась, плохо соображала, медленно двигалась. Мы не договаривались о встрече. Она свалилась как снег на голову.

– Ты должна мне помочь! – велела Нинка. – Сейчас я позвоню одному типу и передам тебе трубку.

– Какому типу?

– Алексей Мамонов. Слышала?

– Естественно.

Мамонов был молодой писатель, который ворвался в драматургию семидесятых годов как ураган и раскидал всех имеющихся драматургов в разные стороны. Он приехал откуда-то с Урала, жил в гостинице и пил не просыхая. Его пьесы шли в столичных театрах.

Я несколько раз встречала его в Доме литераторов. У него был такой вид, будто он спал на мельнице на мешках с мукой. Весь мятый, чем-то обсыпанный. Однако даже сквозь такую запущенную внешнюю форму проступала его дикая красота, злость и энергия.

Мы не были знакомы. Да я и не хотела знакомиться, – слишком разное детство, разные привычки. Для меня он был как бешеный волк, который нечаянно забежал в Дом литераторов.

– Я сегодня ночевала с ним в гостинице, – сообщила Нинка.

– Зачем? – удивилась я.

Вопрос был лишний. Нинка – абсолютная чеховская попрыгунья. Обожала знаменитостей. Вот за этим и ночевала. Плюс к тому Нинка – золотоискатель, ищет счастье – золотой слиток.

Золотоискатели – все женщины, даже замужние.

– И как? – спросила я.

– Не поняла. То ли он меня любит, то ли переспал спьяну, по привычке. Я хочу это выяснить.

– Как?

– Я сейчас его наберу и дам тебе трубку. Ты с ним начни кокетничать. Если он поведется, значит, он просто бабник, просто я попала в поток. А если он меня полюбил, он не станет с тобой разговаривать. В общем, ты почувствуешь.

– Мне это не нравится, – отказалась я.

– Почему?

– Потому что ты предлагаешь мне роль подсадной утки. Это подло.

– Ты мне подруга или нет?

– Ну, подруга, – согласилась я.

– А он тебе кто?

– Никто.

– Ну вот…

Нинка взяла телефон и набрала номер. И тут же сунула мне трубку. И устремила на меня страждущий взор. Ждала и волновалась.

Мне ничего не оставалось, как взять трубку и поднести к своему уху.

– Алло… – услышала я низкий голос. Голос был умный, глубокий, изумительный. Как будто он ждал звонка.

– Позовите Колю, – сказала я первое, что пришло на ум.

– Какого Колю? Здесь такого нет, – доброжелательно ответил Мамонов.

– Но он дал мне этот телефон.

– Обманул.

– Ну вот. Я так и знала. Меня все обманывают.

– Почему?

– Не знаю. Обманывают, и все.

– А вы чем занимаетесь вообще?

– Археолог. Землю раскапываю. Культурные слои.

– А как вас зовут?

– Как всех. Маша.

– А что вы сейчас делаете?

– Коле звоню. А вы что делаете?

– Я вообще-то писатель, Алексей Мамонов. Слышали?

– Естественно.

– У вас замечательный голос, Маша.

– У вас тоже.

– Приезжайте ко мне. Я в центре. В гостинице «Москва».

– Зачем?

– Просто так. Знаете, я вчера много грешил и сегодня на меня опустилось возмездие. Мне очень тяжело.

– А зачем вы грешили?

– Я прячусь. Мне надо спрятаться от одиночества.

– Одиночество – плата за талант, – сказала я.

– Вы так считаете? – удивился Алексей.

– Конечно. Невозможно быть избранным и благополучным.

Я незаметно для себя выбилась из образа археолога. Хотя археологи бывают разные.

Нинка, почуяв неладное, дернулась к трубке, но я остановила ее взглядом.

– А вы смотрели мои пьесы?

– Ну конечно.

– И как?

– Поводы для творчества разные. Бывает исповедь, бывает месть, покаяние, сведение счетов. А вы – жалуетесь.

– На что?

– На безлюбье. Вас гонит поиск сочувствия. И чем вам хуже, тем пронзительнее крик.

– Приезжайте ко мне, я вас умоляю…

– Я бы приехала, но я боюсь вас разочаровать. Я некрасивая.

– Не может быть. Вы не можете быть некрасивая. Вы – прекрасны. Приезжайте, прошу вас, или я к вам приеду. Скажите только куда?

– Все это не имеет смысла, – сказала я.

– Почему?

– «Ты царь. Живи один».

– Я все равно тебя найду…

Тут Нинка вырвала у меня трубку и взвыла:

– А-а-а… Так вот ты какой!

Мне стало тошно и стыдно. Я выскочила из комнаты в ванную. Пустила воду. Я не хотела слушать: что Нинка говорит Алексею и что он ей отвечает.

Мне было стыдно. И не только. У меня его отняли, как отнимают стакан воды у человека, мучимого жаждой.

Мне хотелось говорить с ним дальше, и встретиться, и снова говорить, весь день и всю ночь, и утешать его, и отобрать у одиночества. И отпарить утюгом его костюм. Но… все пути отрезаны. Какие откровения могут быть с подсадной уткой.

Прошел месяц.

Я не переставала думать об Алексее. Зачем? Почему? В сущности, в нем не было ничего хорошего, кроме таланта. Бабник, пьяница. Трахнул бедную Нинку и тут же начал кадрить меня, совершенно незнакомую, случайно позвонившую.

Если бы я согласилась приехать, он, безусловно, стал бы ко мне приставать, и не исключено, что я попала бы в поток его случайных связей. Ужас. И тем не менее я продолжала о нем думать. Что-то меня тянуло. Может быть, я хотела объясниться. Сказать, что я не подсадная утка, а глубоко порядочная особь, тонко чувствующая оттенки его талантливой мятежной души.

Что-то говорило мне, что Алексей – парус одинокий в тумане моря голубом, и хотелось стоять на берегу и махать белым платком, чтобы парус не сбился с пути, не утонул.

В один из дней я отправилась в Дом литераторов. Там была интересная культурная программа плюс дешевые и качественные обеды.

Я вошла в ресторан и заказала цыпленка табака под чесночным соусом. Сидела и ждала, оглядывая зал. И вдруг увидела Его. Я узнала его по спине и по затылку. За его столом сидели писатели-деревенщики, плохо одетые и не очень хорошо мытые. Простые, много пьющие мужики, страдающие о судьбах русской деревни. Вся компания о чем-то напряженно спорила и довольно быстро напивалась. Это было понятно по их размашистым жестам. Алексей поворачивал голову, и тогда мне был виден его профиль – агрессивный, мальчишеский.

Ко мне подошла Верка – жена литературного начальника. У нее в ушах, как чешские люстры, висели бриллиантовые серьги. Она подошла ко мне с единственной целью: показать свое богатство.

Такие украшения отвлекают от лица. Я смотрела на то, как качаются Веркины подвески. Она что-то спросила для приличия, я ответила. Она мне мешала, поскольку загораживала Алексея, и я ждала – когда она отойдет. А Верка ждала, когда я прокомментирую ее серьги в ушах.

– Ух ты… – произнесла я.

Этого было достаточно, Верка отошла.

• Предыдущая
• 14/32
• Следующая