Песни черного дрозда (сборник) - Пальман Вячеслав Иванович - Страница 69
- Предыдущая
- 69/161
- Следующая
Однажды в голубой солнечный день, когда оттаял иней с приречных кустов, он попробовал обдирать почки с зарослей липы и ясеня. Пища оказалась горькой, но кое-как утоляла голод. Весь день Лобик промышлял по кустам и тут, наконец наткнувшись на шиповник, сделал важное открытие: красные ягоды не так уж плохи для зимы и значительно лучше, чем почки. Скоро он наловчился находить заросли шиповника по распадкам, на вырубках и довольно ловко обдирать ягоду.
Пробираясь в эти дни по лесу, он вдруг наткнулся на твёрдую дорогу и с превеликой охотой пробежался по набитой колее. Запах резины и солярки ничего не говорил ему, это был новый для него запах, неприятный и чужой, но зато как хорошо бежать по твёрдому и скатываться с горки!
Автомобильная дорога привела его к домику, похожему на ту конуру, где он когда-то жил, только гораздо большего размера, с дверью и окнами. Лобик постоял немного, вынюхивая чужие запахи и остерегаясь. Вокруг домика было полно лисьих и шакальих следов. Он обошёл домик кругом и наконец, осмелев, приблизился к самой двери. Тут крепче пахло звериной мелкотой. Ещё у Молчановых Лобик научился открывать двери, подковыривая щель снизу. На этот раз дверь открылась совсем легко, но с таким пугающим скрипом, что он отпрянул назад. Потоптавшись, Лобик полез через порог и тут же с уверенностью убедился, что деревянная берлога пуста, холодна и абсолютно неинтересна. На полу валялись какие-то дурно пахнувшие железки, дырявые кастрюли, небольшой котёл и разное тряпьё. Он не знал, что это такое, но на всякий случай обнюхал и даже перебросил часть вещей с места на место, забавляясь шумом и звоном, столь необычным в его тихой, лесной жизни.
Затем осмотрел печь. Поднялся на дыбы, легко выковырнул плиту. Она с грохотом упала. Поднялась пыль; Лобик зафыркал, почему-то озлился на печку и за три минуты, ухая и отфыркиваясь, развалил её до единого кирпичика.
Лобик совсем уже собрался уходить из этого странного и неприветливого сооружения и тут вдруг приметил мешок в углу за печной стойкой, прикрытый тряпьём. Он обнюхал находку. Пахло хлебом, вкус которого он прекрасно знал. Прорвав мешок, он извлёк кусок старого, чёрствого, как камень, и вдобавок промороженного хлеба. Острые зубы отгрызли кусок сухаря; медвежонок зачавкал, поворачивая голову из стороны в сторону с видом полного удовлетворения.
Ел долго и с наслаждением; в животе у него бурчало, а когда насытился, то лёг тут же, на полу, не спуская глаз с ополовиненного мешка, даже хотел было уснуть, но осторожность подсказала ему, что дом — не очень удачное место для отдыха, и он лениво выкатился на знакомую дорогу.
Лобик не знал, что попал в один из путевых «котлопунктов», иначе говоря — в столовую на лесовозной дороге, к счастью для него, малопосещаемую в зимнее время. Заботливая повариха ещё осенью, видно, сложила объедки хлеба со стола шофёров в один мешок, чтобы взять домой для свиньи, но забыла, а лисицы и шакалы не сумели открыть дверь в домик. Так что Лобику повезло.
Он почувствовал себя сытым и добрым. Первое такое пиршество за недели трудной жизни в лесу. Отойдя от домика метров на двести, Лобик вдруг почувствовал себя обкраденным. Как он мог оставить мешок?
Назад бежал во всю прыть. Успокоился, лишь обнюхав свою никем не тронутую находку. Попробовал съесть ещё один сухарь, но получилось как-то очень лениво, потому что был, мало сказать — сыт, а просто пресыщен.
Уцепив мешок лапой, он сдвинул его с места, выволок наружу и потянул было по снегу, но увидел, что много потерь: куски вываливались и чернели на снежной борозде. Лобик собрал их и заставил себя съесть.
Некоторое время он изучал неуклюжий, угловато выставившийся мешок: подымал и бросал его, наконец встал на дыбы, обхватил, прижал к животу и, широко расставляя лапы, пошёл в этой неудобной позе вниз по дороге, оскользаясь и падая, вновь подбирая корки и куски, пока не догадался, что надо свернуть в лес и найти местечко для отдыха.
Уснул он около своего мешка, как скупой рыцарь у сундука со златом.
Сквозь сон Лобик услышал грохот машины на дороге, потом голоса и, проснувшись, затаился.
На дороге кто-то сказал:
— А ведь это медведь прошёл. Смотри, какой след.
Другой ответил:
— Молодой шатун, похоже. Но почему он шёл на двух лапах?
— Нёс что-то… — И через минуту: — Гляди-ка, старые куски хлеба.
Они вдруг рассмеялись.
— Ну точно: это он Настин котлопункт ограбил. Помнишь, она все хлебные огрызки в мешок собирала?
Они развеселились, даже посвистели для острастки, но по следу не пошли. Взревел мотор, послышался скрип резины на снегу, и догадливые лесовики уехали.
Лобик глубоко вздохнул, потрогал лапой свои запасы и, свернувшись поудобнее, ощущая успокоительный запах сухарей под боком, опять уснул.
Он был сыт, спокоен.
И разумеется, счастлив, потому что звери, в отличие от своих разумных двуногих собратьев, никогда не задумываются о будущем, даже о завтрашнем дне, вполне довольствуясь днём сегодняшним.
Примерно через неделю после этого случая, полностью опорожив мешок и разорвав его на мелкие клочья, Лобик спустился по крутобережью к реке, нашёл свой шиповник, и тут у него произошла встреча, о которой мы уже рассказали.
Глава третья
С ЧЕМ ПРИШЁЛ?…
1
Зима сломалась сразу.
Как это нередко случается в первый месяц весны, на горы и лес откуда-то наплыл густой и тёплый туман — такой, что за пять шагов не видно, — и под его покровом началась невидная и неслышная весенняя работёнка.
Снег делался дырявым, рыхлым и со вздохом оседал, растекаясь по ещё мёрзлой земле миллионами холодных ручейков. Вроде бы все ещё было бело по-старому, а реки и ручьи уже помутнели и вздулись; всюду запахло прохладно и свежо, а воздух настолько насытился влагой, что ветки деревьев, крыши домов, стены, столбы, провода, шерсть на зверях — все потемнело, сделалось мокрым и отовсюду закапало. Дубы и грабы в первый же день, как потеплело, стали белыми, заиндевели — это выступал из них внутренний холод, накопленный за зиму. Но белизна тут же растаяла, по стволам и веткам потекло, будто дождик пошёл. Воздух был тяжёл и неподвижен, а прислушаешься — кругом шепеляво шелестит: это стекали на снег и палую листву миллиарды водяных капель.
Четыре дня стоял едкий туман. Только на пятый день из степей потянуло тёплым ветерком.
Целый день ветер, хорошо пахнущий степным чернозёмом и зелёными травами, сгонял туман и на другое утро более или менее очистил небо. В прорывах серой пелены показалась голубизна, брызнуло солнце.
Лес обрадовался солнцу, зашумел, обсыхая, и в его монотонный гул впервые в этом году неожиданно вплелась простенькая песня синички. Была песня короткой, весёлой, но решительной.
Саше Молчанову не сиделось дома, он все время ходил с Архызом по долине, по ближним горам, а вечером исписывал страницы в дневнике, отмечая перемены в природе.
Странствуя по другому берегу реки, он очутился близко от того места, где встретились Архыз и Лобик. Здесь все изменилось за полторы недели, местами снег уже сошёл, но пёс мгновенно узнал место и настойчиво потянул поводок. Они вошли в распадок. Тут снег уцелел, на северном склоне даже остался по-зимнему голубым. Архыз живо отыскал старый след медвежонка и свой собственный. Покрутившись, он выразительно посмотрел на хозяина.
— Ты что? — не понял Саша.
Архыз, наклонив морду, повёл его по следу.
— А, теперь вижу! Погоди-погоди… — Он нагнулся и ощупал подтаявшие вмятины. — Это же медвежьи! А это — собаки. Уж не твои ли, дружок, когда ты гонялся за шатуном?
И вдруг догадка осенила его. След-то маленького медведя! Уж не Лобик ли бродит?… Если он, то, значит, они вместе с Архызом. Вместе! Не забыли…
Архыз поднял морду, наклонил её и как-то сбоку, смешно и внимательно посмотрел в глаза Саши. Хвост его лениво шевельнулся. Похоже, он хотел сказать: «А что особенного? Ну, встретились, ну, побегали. Все-таки сродни мы…»
- Предыдущая
- 69/161
- Следующая