Кто главный в огороде? - Наволочкин Николай Дмитриевич - Страница 3

• Предыдущая
• 3/16
• Следующая

— А дальше так:

И помог ведь стишок. Получила полудница за него самую большую конфету, которая нашлась у деда в мешке.

А что было дальше в этот новогодний день, как его отметил пугало Игнат, что поделывали заяц Тишка, лешак Спиридон, тётка сорока, вы, ребята, догадайтесь сами. Одно я знаю точно. Дед Мороз и бабушка Морозиха раздали подарки, и пошли к деду Юрию на кухню пить чай.

Вот, Барбоска, и лето к нам пришло. Бродило в тёплых краях, бродило и до нас добралось, — сказал дед Юрий. — А помнишь, какие холода зимой стояли? Казалось, что им и конца не будет. — Дед поёжился и, погладив пса, спросил: — Уши-то ты за зиму не обморозил?

Барбоска вилял хвостом, о зиме ему думать не хотелось. Он ожидал, когда хозяин пойдёт на кухню готовить и себе, и ему ужин. А холода что вспоминать, может, теперь всё время тепло будет.

Бабушка полудница слушала это и думала, что дед прав. Зима, она тянется-тянется, и всё у неё конца не видно. Спать ложишься — зима. Проснёшься — всё ещё зима. А вот весна — раз — и пролетела.

Совсем недавно первое мая было, а первое число всегда хорошее. Первого января — на Новый год — она, Акуля, с горки каталась, а за стихотворение ей Дед Мороз конфету подарил. А первого мая Лида угощала Акулю пирожным, да уж таким вкусным! У них в огороде пирожные не растут. Если бы росли — подошёл, сорвал, как сливу, и ешь на здоровье. Но Лида сказала, что пирожное дедушка купил в магазине, а откуда в магазин такую сладость привезли, Лида не знает. Вот узнать бы, пойти и нарвать пирожных побольше. А ещё лучше — посадить их в огороде, там, где зря репей да лопух растут.

Теперь вот и май кончился. «И куда же он делся?» — удивлялась полудница, а потом догадалась. Да ведь Лида каждый вечер у календаря листок отрывает. А листок — это не просто листок, а день! Надо Лиде сказать, чтобы сейчас она пореже отрывала. Зимой пускай хоть по два листка отрывает. Тогда и холода побыстрей пройдут.

Эта мысль так понравилась Акуле, что она рассказала про календарь Барбоске.

— Не по два, а по три! — гавкнул пёс. — Пусть зимой по три листочка отрывает. Что тебе, Акулина, жалко, что ли! — и пролаял что-то весёлое.

А весёлое потому, что дед уже звенел на кухне крышками и поварёшками. Услышав такое, каждый бы залаял: звенят кастрюли — значит, скоро ужин.

Городские хозяева должны приехать только завтра, поэтому и в огороде, и во дворе за всем следит бабушка полудница.

Подошла она к калитке, посмотрела на улицу, а там возле своего забора лежит свинья Хавронья Сидоровна. И так уж она ласково похрюкивает, так по-доброму с кем-то разговаривает, что даже Акуля удивилась. Обычно Хавронья нежится под своим забором и помалкивает. Ну, если кто-нибудь мимо проходит или пробегает, то она сердито хрюкает. А тут разговорилась. Наверное, с поросятками.

А вечер хороший, тихий вечер, и на улице никого. Петух Костя увёл куриц спать. Козы домой убрели — хозяйке жаловаться, что голодные они. Хотя целый день возле дома деда Юрия зелёную травку щипали. А дед покряхтел-покряхтел возле телевизора, да и задремал в своём кресле.

Выбралась потихоньку Акуля за калитку, осмотрелась — и бегом через дорогу к Хавронье, на поросят полюбоваться. Это уж точно Хавронья с ними так ласково беседует. И красивыми, наверное, их называет, и пригожими, и на мамочку похожими.

Подбежала Акуля к Хавронье, спрашивает:

— Где же поросятки?

— В свинарнике, — отвечает Хавронья, — где же им ещё спать?

— С кем же ты тогда разговаривала?

— Как с кем? — удивилась свинья. — Да сама с собой. С кем ещё по душам потолкуешь, не с хозяйкой же. Она утресь такую болтушку мне в корыто налила, что даже наш хозяин хлебать её не стал. Подошёл, палочкой в корыте помешал и отправился на кухню молоко пить с белой булкой. Нет, ты подумай, не могла ведро картошки отварить да потолочь её с отрубями. Пришлось мне хозяйкину болтушку через силу есть. Я бы дала тебе её попробовать, да съела всё.

Помолчала немного Хавронья Сидоровна, приоткрыла левый глаз, посмотрела на полудницу и сказала:

— Ну ладно, ты иди, соседка, а то скоро хозяйка выйдет, меня во двор загонит. А я ещё сама с собой не наговорилась. Уж очень я хорошая.

— Ну, хрюкай, хрюкай, — разрешила Акуля и побежала к себе в огород.

Не сказала ей Хавронья, почему не торопилась она в сарай. Здесь, под забором, был у неё собственный участок земли. Небольшой, правда, но свой. У хозяев её большущий огород, да ещё и сад. У деда Юрия тоже большой участок, он его, наверное, с полудницей делит, а может, с пугалом Игнатом, а то чего бы Игнат из сада скворцов прогонял. А вот у неё, Хавроньи, — свой. Небольшой, правда, но свой. Если уляжешься на нём, то весь участок и закроешь. И это даже хорошо — пусть другие им не любуются, не завидуют. Хрю-хрю…

Ика, когда приезжала из города, прежде чем каким-нибудь делом заняться — ягод спелых поискать или позагорать, — включала приёмник. Она считала, что когда музыка играет, лучше загар ложится, и цветы хорошо распускаются. Да вот те же пионы или георгины. Георгины под музыку до самых заморозков цвести будут.

Мама Икина про цветы не очень верила, зато твёрдо знала, что под старинный вальс быстрее растут огурцы. Особенно ночью. Только кто обрадуется, если всю ночь будет играть духовой оркестр?

Тот же кот Нестор Иванович вообще музыку не уважал. Поплывёт мелодия по дому, и не услышишь, как мышка где-нибудь под диваном заскребётся или у тебя же возле хвоста пробежит. Мышке смешно, а Нестору позор.

Больше всякой вашей музыки Нестор любил послушать, как щебечут воробьи. Расшумятся они, раскричатся: «Ты чиво?» — «А ты чи-чи-во?» — «Я-то ничиво, а вот ты, чи-чи-чи, лучше помолчи!» В общем, про всё позабудут. А кот прищурит глаза, будто спит, а сам ждёт, когда они совсем обнаглеют. И какой-нибудь крикун к самым усам Нестора подскочит. И не цапнуть его будет сплошным позором. Да тогда все коты по улице, до самого озера, станут про это орать. И, конечно, подруга Нестора, кошка Нюся — мяукай ни мяукай — погулять не выйдет.

Акуля же и музыку, и воробьиный щебет мимо ушей пропускала, зато любила перед сном послушать сверчков и кузнечиков. Уляжется полудница на своей даче в малиннике и слушает. А сверчки стараются, на сто голосов заливаются…

Вдруг уже не сверчок, а кузнечик на скрипочке застрекочет, да сердито так. Это, конечно, кузнечик Фьють. Акуля его сразу узнала. А сердится он потому, что подруга его куда-то ускакала, а стрекотать она не умеет. Вот и не узнаешь, по делам она перелетела на другую ветку или ее какая-нибудь птица склюнула.

«Нет-нет, нашлась!» — улыбается полудница. Успокоился Фьють и радостно заиграл на скрипочке. Сейчас, конечно, другой кузнечик — Фьют — в его игру вмешается. Фьють и Фьют — соседи. Живут они рядом. Фьють — возле вишни, там, где полынь растёт, а Фьют — за вишней в крапиве обитает. И живёт он там один, без подруги. Имена у кузнечиков похожие, только у кузнечика Фьють после «т» мягкий знак, а у Фьюта его нет.

Знала Акуля, что оба кузнечика постоянно спорят и никак не могут подружиться. А всё потому, что не разберутся, у кого из них усы длиннее. А может, ещё потому, что у Фьюта подруги нет, поворчать не на кого. Но главное — усы.

Гордятся и кузнечики, и дальние их родственники сверчки своими усами. Да и есть чем гордиться. Усы у них длиннее туловища. Если бы, например, у вашего дедушки выросли такие усы, он бы, бедный, о них запинался. А кузнечикам и сверчкам усы нужны.

Ика однажды, когда поймала кузнечика, сказала про усы: «Да это же у него антенна, неужели он радио слушает? А где же ушки?»

Разглядывала Ика голову кузнечика, искала ушки и не нашла. А ушки и у кузнечиков, и у сверчков под коленками передних ног. Перепоночки там такие, вместо ушей. Так что ушки у них не на макушке, а на ногах. И разговаривают они друг с другом тоже ногами. Если бы первоклассники в школе у Кирюши умели разговаривать ногами, можно было бы целый урок проговорить. А так — только слово скажешь, учительница сразу окликает: «Кирюша, перестань!»

• Предыдущая
• 3/16
• Следующая