Кобзарь - Шевченко Тарас Григорьевич - Страница 9
- Предыдущая
- 9/111
- Следующая
Изменить размер шрифта:
9
II
За столом отец угрюмо
На руки склонился
И на свет смотреть не хочет,
В думу погрузился.
На скамейке, возле мужа,
Села мать-старуха
И, слезами заливаясь,
Вымолвила глухо:
«Что же, доченька, со свадьбой?
Отчего ж одна ты?
Где жених запропастился?
Куда делись сваты?
Все в Московщине.
Ступай же,
Там проси защиты,
А о матери родимой
Людям промолчи ты.
Знать, в несчастную годину
Тебя породила.
Коли б знала, что случится,
Лучше б утопила…
Не увидела б ты горя,
Не была б несчастной…
Дочка, доченька родная,
Мой цветочек ясный!
Словно ягодку на солнце,
Я тебя растила.
Дочка, доченька, голубка,
Что ты натворила?…
Что ж… ступай в Москву к свекрови!
Так уж, видно, нужно,
Мать послушать не хотела —
Будь хоть ей послушна.
Поищи ее да с нею
Там и оставайся.
Будь довольной, будь счастливой
И не возвращайся,
Не ищи дорог обратных
Из дальнего края…
Только кто ж меня схоронит
Без тебя, родная?
Кто поплачет надо мною,
Над старухой хилой?
И калину кто посадит
Над моей могилой?
Кто молиться будет богу
О душе о грешной?…
Дочка, доченька родная,
Мой цветочек вешний!..
Что ж… иди!»
И пошатнулась,
В путь благословляя:
«Бог с тобою!» — и упала,
Словно неживая…
«Уходи! — прибавил старый. —
Что остановилась?…»
Зарыдала Катерина,
В ноги повалилась:
«Ой, прости ты мне, родимый,
Что я натворила!
Пожалей свою Катрусю,
Голубь сизокрылый!»
«Пусть господь тебя прощает,
Пусть жалеют люди!
Молись богу и — в дорогу!
Отцу легче будет».
Еле встала, поклонилась,
Пошла за ворота;
И остались в старой хате
Старики сироты.
В тихом садике вишневом
Помолилась богу
И взяла щепоть землицы
С собою в дорогу.
«Не вернусь я в край родимый, —
Катря говорила, —
Мне в чужой земле чужие
Выроют могилу.
Но пускай своей хоть малость
Надо мною ляжет
И про горькую судьбину
Людям пусть расскажет…
Не рассказывай, не надо,
Где б ни закопали,
Чтоб меня на этом свете
Злом не поминали.
Ты не скажешь…
Он вот скажет,
Кто его родная!
Где ж мне, где искать приюта,
Матерь пресвятая?
Знать, найду приют навеки
Под тихой водою.
Ты мой тяжкий грех замолишь
В людях сиротою,
Без отца!..»
Идет Катруся. Заплаканы очи;
Голова платком покрыта,
На руках — сыночек.
Вышла в поле — сердце ноет,
Назад оглянулась —
Поклонилась, зарыдала,
В слезах захлебнулась.
Стала в поле, словно тополь
У дороги пыльной.
Как роса ночная, слезы
Полились обильно.
И не видит за слезами
Света Катерина,
Только крепче прижимает
Да целует сына.
А сыночек-несмышленыш
Не знает заботы:
Ищет пазуху ручонкой
Да лепечет что-то.
За дубровой солнце село.
Наступает вечер.
Повернулась, зашагала
Далеко-далече.
В селе долго говорили,
Долго рассуждали.
Только тех речей родные
Уже не слыхали…
Вот что делают на свете
Людям сами ж люди!
Того вяжут, того режут,
Тот сам себя губит…
А за что? Господь их знает!
Глянешь — свет широкий,
Только негде приютиться
Людям одиноким.
Одному даны просторы
От края до края,
А другому — три аршина,
Могила сырая.
Где ж те добрые, которых
День и ночь искали,
С кем хотелось жить на свете?
Пропали, пропали!
Есть на свете доля,
А кто ее знает?
Есть на свете воля,
Где ж она гуляет?
Есть люди на свете —
В золоте сияют,
Кажется, богаты,
А доли не знают —
Ни доли, ни воли!
С бедой породнятся —
Жупан надевают,
А плакать стыдятся.
Так берите ж злато,
Богачами станьте,
А горькие слезы
Для меня оставьте.
Затоплю недолю
Горькими слезами,
Затопчу неволю
Босыми ногами!
Тогда я и весел,
Богат и доволен,
Когда мое сердце
Забьется на воле!
III
Кричат совы, спит дуброва,
Звездочки сияют.
У дороги в свежих травах
Суслики шныряют.
Люди добрые заснули,
Ночка всех покрыла —
Кого счастье, кого горе
За день утомило.
Собрала всех, уложила,
Словно мать, колышет…
Где ж Катруся приютилась,
Под какою крышей?
Может, сына забавляет
В поле под копною?
Или прячется от волка
В лесу за сосною?
Брови черные, вам лучше б
Вовсе не родиться,
Коль такое горе с вами
Может приключиться!
Что-то дальше будет с нею?
Горе, горе будет!
Ждет ее песок сыпучий
Да чужие люди.
Ждет ее зима да вьюги…
Если ж тот найдется —
Приласкает ли он сына
Или отвернется?
С ним бы все она забыла,
Всю тоску былую!
Он и встретит и приветит,
Как свою родную…
Что ж, послушаем, посмотрим,
Подождем немного…
А пока что разузнаем,
Где в Москву дорога.
Ой, далекая дорога!
Мне она известна.
Только вспомню да припомню —
Сердцу станет тесно.
Исходил ее, измерил —
Дай бог век не мерять!..
Рассказать про это горе —
Никто не поверит.
Скажут: «Врет он и признаться
В том, что врет, не хочет.
Слова тратит понапрасну
Да людей морочит…»
Правда, люди, правда ваша!
Вам какое дело
До того, что мое сердце
Выплакать хотело!
Своего у всех немало,
Всем и так тоскливо…
Чур же, хватит! А покамест
Нате-ка огниво
Да табак, чтобы тоскою
Сердце не томилось.
А рассказывать про горе,
Чтобы после снилось, —
Да ну его, братцы, к бесу!
Лучше я прикину,
Что в дороге повстречало
Мою Катерину.
За Днепром, дорогой в Киев,
Чумаки шагают,
Пугача в лесу зеленом
Громко распевают.
Им навстречу молодица —
С богомолья, что ли…
Отчего ж печально смотрит,
От какой недоли?
С пустой торбой за плечами
Да в свитке дырявой;
В левой руке палка. Тихо
Спит малыш на правой.
С чумаками поравнялась.
Малыша прикрыла.
«Укажите, где дорога
На Москву?» — спросила.
«На Москву? Вот эта будет.
А идешь далеко?»
«До Москвы я… Христа ради,
Дайте одинокой!»
Попросила, застыдилась:
Ой, как брать ей тяжко!
И не надо б… да ребенок
Голоден, бедняжка!
Обливаяся слезами,
Пошла, заспешила.
В Броварах медовый пряник
Ивасю купила…
Шла Катруся. У прохожих
Путь разузнавала.
Приходилось — под забором
С сыном ночевала…
Вот на что Катрусе — дивчата, смотрите,
Глаза пригодились, — слезы проливать!
Кайтесь-зарекайтесь, учитесь, живите,
Чтоб не довелося москаля искать,
Чтобы не блуждать вам, как она блуждает…
Не спрашивать после — за что осуждают,
За что не пускают в хату ночевать.
Что же спрашивать напрасно,
Люди разве знают;
Когда сам господь карает,
И они карают…
Люди гнутся, словно лозы,
Куда ветер веет.
Сиротине солнце светит
(Светит, да не греет),
Но и солнце б люди скрыли,
Если б сил хватило, —
Чтоб сироте не светило
Да слез не сушило.
А за что, отец небесный,
Такая награда?
В чем бедняга провинилась?
Чего людям надо?
Чтобы плакала, томилась…
Не плачь, Катерина!
Горьких слез не лей при людях,
Терпи, сиротина!
А чтоб личико не блекло
С черными бровями,
До зари в лесу дремучем
Умойся слезами!
Умоешься — не увидят
И не насмеются;
И вздохнет свободней сердце,
Пока слезы льются.
Вот какое горе может повстречаться:
Поиграл и бросил Катрусю москаль.
Недоля не видит, к кому приласкаться,
А люди хоть видят, да людям не жаль:
«Пускай, мол, от горя погибнет дивчина,
Коли не умела себя уважать».
Глядите ж, дивчата, чтоб в злую годину
И вам москаля не пришлось бы искать!
Где же Катря бродит?
Под забором ночевала,
До зари вставала.
До Москвы дойти спешила —
Вдруг зима настала.
Свищет вьюга-завируха,
Тяжко Катерине:
В рваной свитке, в лаптях старых
На морозе стынет.
Идет, смотрит Катерина —
Что-то там мелькает…
Москали, наверно, едут…
Сердце замирает.
Полетела им навстречу:
«Может быть, видали,
Где Иван мой чернобровый?»
«Не знаем!» — сказали.
Насмехаются над нею,
Шутят, озоруют:
«Ай да баба! Ай да наши!
Хоть кого надуют!»
Поглядела Катерина:
«Ой вы, люди, люди!..
Успокойся, мой сыночек!
Что будет, то будет.
Побредем с тобою дальше,
Может, и отыщем.
Я отдам тебя и лягу
В яму на кладбище».
Поднялась навстречу вьюга
С буйными ветрами.
Стала Катря среди поля,
Залилась слезами.
Стихла в поле завируха,
Пронеслась, промчалась.
Поплакала б Катерина,
Да слез не осталось.
Поглядела на сыночка:
Умытый слезою,
Дышит, смотрит, как цветочек
Утренней порою.
Улыбнулась Катерина,
Горько улыбнулась,
Как змея, под самым сердцем
Что-то повернулось.
Огляделась Катерина —
Лес вдали чернеет,
А под лесом чья-то хата
Прямо перед нею.
«Пойдем, сын мой… Скоро вечер…
Пустят, может статься.
А не пустят — у порога
Нам всю ночь валяться.
Заночуем возле хаты,
В холоде, в тумане…
Где ж один ты заночуешь,
Коль меня не станет?
На дворе, в собачьей будке,
С собаками вместе!
Злы собаки — покусают,
Да не обесчестят.
Над тобой они не станут
Злобно насмехаться…
Ой ты, горе мое, горе,
Куда ж мне деваться?»
Сирота-собака — и у той есть доля,
И собаку люди могут приласкать;
Бьют ее и держат на цепи в неволе, —
Но, глумясь, не спросят про родную мать.
А этого спросят, грязью забросают,
Не дадут подняться — заклюют, забьют…
На кого собаки на улице лают?
Кто под тыном ночью ищет свой приют?
Кто водит убогих? Подкидыш чернявый…
Красивые брови — одна его слава,
И тем красоваться люди не дают…
9
- Предыдущая
- 9/111
- Следующая
Перейти на страницу: