Преступная толпа. Опыт коллективной психологии - Сигеле Сципион - Страница 20
- Предыдущая
- 20/25
- Следующая
Гипнотизируемый повинуется хотя и автоматически, но не без некоторого сопротивления, не без того, чтобы сейчас же впасть в истерию, которая доказывает, чего ему стоило повиноваться полученному приказанию. Это, если можно так выразиться, — посмертный протест организма, совершившего против своей воли какой-нибудь поступок, против которого он возмущён, и который внушает ему ужас.
Таким образом, если подчас и верно, что даже в случае упорного сопротивления известного субъекта можно заставить его исполнить данное ему приказание, повторяя внушение всё более и более настоятельно и с большой решительностью, то при всём том совершенно нелепо, будто «автоматизм (как утверждает Бони) совершенно абсолютен, так что субъект теряет самопроизвольность и волю, имея их лишь столько, сколько оставляет ему гипнотизирующий; он реализует в самом прямом смысле этого слова известный идеал: быть слепым орудием в руках своего обладателя».
Сомнамбулист всегда, хоть несколько, остаётся самим собою, так как он проявляет свою волю, выражая это в тех усилиях, которые ему приходится делать, чтобы противиться внушению. И если подчас он уступает, то это показывает только его индивидуальную слабость, а не всемогущество внушения, прежде чем он совершает воображаемые преступления не без сопротивления, и впоследствии никогда их не повторяет.
Впрочем случаи, когда субъект, имея вообще силу сопротивляться, повинуется внушению, оскорбляющему нравственное чувство, весьма редки, Эти случаи, исследованные преимущественно в школе Сальпетриэр, и доказывают неосновательность мнения школы Нанси. Против уверений Льебо, Льежуа, Бони мы можем выставить наблюдения Шарко, Бруарделя, Фере, Лорана, Дельбефа и др.
"Сомнамбулист, — говорит Жиль Делатурет, — совсем не машина, которую можно заставить вертеться как угодно: он обладает некоторой индивидуальностью, уменьшенной, правда, до minimum'a, но в некоторых случаях являющейся во всей своей силе". "Сомнамбулист, — замечает Фере, — может сопротивляться определённому внушению, находящемуся в противоречии с его основным чувством", и — прибавляет Бруардель — «он реализует только приятные или безразличные внушения». Наконец Питр уверяет, что «неответственность загипнотизированных субъектов не всегда безусловна».
Нормальное "я" всегда переживает "я" ненормальное, образованное гипнотизёром. Если вы попытаетесь заставить ненормальное "я" исполнить какой-нибудь поступок, который глубоко, органически противоречит нормальному "я", то вы не будете иметь никакого успеха. Вот несколько примеров, подтверждающих нам это.
"В числе пациентов, — говорит Питр, — мы имели молодую женщину, которая очень легко поддавалась гипнозу, и над которой без всякого труда можно было проделывать опыты подражательных движений, иллюзий и галлюцинаций. Но было совершенно невозможно заставить её ударить кого-нибудь. Если приказание такого рода давалось ей очень энергично, то она подымала руки, но сейчас же впадала в летаргию".
Фере передаёт аналогичный случай:
"Одна из наших больных, — говорит он, — была страстно влюблена в одного молодого человека, от которого хотя она и терпела очень много, но которого всё-таки любила. Если в ней вызывали образ этого человека, она казалась очень опечаленной и имела желание бежать. Но не было ни малейшей возможности внушить ей какой-нибудь поступок, могущий повредить тому, чьей жертвой ей пришлось быть. Между тем всем другим приказаниям она повиновалась совершенно автоматически".
В двух последних случаях препятствием к осуществлению внушения было чувство сожаления.
То же происходит, если внушённая идея сталкивается с каким-нибудь другим чувством, раз последнее сильно и заложено глубоко в характере загипнотизированного.
Питр рассказывает случай, могущий служить подтверждением того сопротивления, которое подчас оказывают гипнотизируемые против внушаемых им поступков. «Я усыпляю своего пациента (молодая женщина) и, положив серебряную монету на стол, говорю: когда вы проснётесь, отправьтесь к столу и возьмите эту забытую кем-то серебряную монету; вас никто не увидит; спрячьте монету в карман; это будет маленьким воровством, которое однако не может иметь для вас никаких неприятных последствий».
«Потом я её бужу».
"Она направляется к столу, отыскивает монету и опускает её, с некоторым колебанием, к себе в карман; но тотчас же вынимает её и возвращает мне, говоря, что эти деньги не принадлежат ей, и что необходимо отыскать человека, который позабыл их здесь. «Я не хочу держать у себя этой монеты, — сказала она, — это было бы воровством, а я ведь не воровка».
Жиль Делатурет передаёт случай, весьма похожий на вышеприведённый: "Однажды, — пишет он, — мы внушили W., что ей очень жарко. Тотчас же она начинает вытирать себе лоб, как будто он был весь в поту, и объявляет, что жара невыносима.
— Идём купаться!
— Как! с вами?
— Почему же нет? разве вы не знаете, что в море мужчины и женщины без излишней щепетильности купаются вместе?
Это, по-видимому, не кажется ей достаточно убедительным.
— Смелей! раздевайся!
Она колеблется; наконец распускает себе волосы и снимает обувь; затем следует остановка.
— Ну же! Я приказываю тебе раздеться совершенно!
Она краснеет и, по-видимому, рассуждает с большим трудом; наконец в смущении, снимает с себя платье.
— Ещё! Ещё!
При этом грубом приказании, W. кажется страдающей весьма жестоко; она готовится повиноваться, но её воля оказывает сопротивление; её стыд гораздо сильнее внушения; все тело её напрягается, и я едва-едва успеваю вмешаться и прекратить припадок истерии".
Жиль Делатурет прибавляет: «W. весьма стыдлива».
«Ясно, что, только благодаря последнему обстоятельству, она почти бессознательно оказала такое сопротивление, придя к известному нам результату, так как при тех же обстоятельствах Сара Р., не колеблясь, сбрасывает с себя одежду и купается в воображаемом море».
Итак, в этом случае только чувство стыда, весьма сильно развитое в W., мешает ей исполнить внушённое ей приказание; между тем оно, будучи слабее у Сары Р., позволяет ей повиноваться внушению. То же мы можем сказать и о других случаях. Чувство сожаления или честность, смотря по большей или меньшей степени своего развития, или противятся внушению, или позволяют повиноваться ему только после большего или меньшего числа повторенных внушений. Анализируя дальше, мы найдём, что только в органическом предрасположении, скрытом, слабом или весьма малом, нужно искать то, что реализация данного внушения возможна или невозможна. Когда для какого-нибудь человека известная идея безусловно враждебна, то реализация её абсолютно невозможна, даже если она внушена ему в состоянии гипноза. Вот заключение, которое выводят почти все самые известные корифеи гипнотизма, и которое было выражено Жане в известной фразе: «Idйe inconnue ne suggиre rien».
"Внушения, — говорит Кампили, — должны находиться в согласии с внутренним миром человека; по этой-то причине не все они могут быть приведены в исполнение, а только те, которые человек способен совершить при известных условиях и в известные моменты его жизни".
Внушение, таким образом, может изменить индивидуальность, уменьшить волю до того, что нельзя будет сказать, существуют ли они, или нет; но что эти индивидуальность и воля не умерли совершенно, доказывает нам их упорное сопротивление известным внушениям, а также и то, что они, если и реализуют эти внушения, то впоследствии реагируют так, что поневоле является представление о раскаянии организма в совершении им действии, противоречащих его нормальной природе.
Подобно тому, как в наше время не считается истиной, будто заражение это — "акт, при помощи которого известная болезнь переходит от одного, одержимого ею, к другому, здоровому ", а говорят, что оно — "акт, при помощи которого известная болезнь переходит от одного, одержимого ею человека, к другому, более или менее к ней предрасположенному "; точно также совершенно ложно мнение, будто внушение может заставить данного человека совершить какой угодно поступок ; оно может заставить его сделать только то, к чему он более или менее предрасположен.
- Предыдущая
- 20/25
- Следующая
